Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вмешательство Франции возымело превосходные последствия. Когда кантоны, громче всех выступавшие за возврат к старому режиму, увидели, что Талейран и Дальберг, хоть и стараются ради них, но не решаются утверждать, что нужно возвратить в подчиненное положение Во, Аргау и Тичино, они были немало смущены и сочли, что их дело проиграно. И потому, когда император Александр, верный своим либеральным воззрениям, настоял на сохранении девятнадцати кантонов и принципов Акта посредничества, а Франция не оспорила справедливости подобного заключения, Берн и его приверженцы начали уступать, и стало возможным найти разумное решение. Договорились, что девятнадцать кантонов будут сохранены, принципы гражданского равенства продолжат главенствовать во внутреннем режиме конфедерации, четыре-пять главных кантонов будут поочередно наделяться федеральной властью, а Берн получит возмещение за жертвы, которых от него требуют. Денежные компенсации за территории, которые нельзя было вернуть в подчиненное состояние, предоставлялись и другим кантонам-жалобщикам.
Таким образом, итальянские и швейцарские вопросы постепенно решались и даже были большей частью уже решены, за исключением неаполитанского вопроса. При таком положении вещей только Саксония и Польша оставались предметами озабоченности, причем дело настолько осложнилось, что приближалось, казалось, к общему конфликту.
Лорд Каслри продолжал попытки повлиять на прусских послов, дабы отделить их от короля и императора Александра. Меттерних, вынужденный приспосабливаться к тактике лорда Каслри, ему содействовал с сожалением, ибо уступка Саксонии дорого ему обходилась и крайне не нравилась австрийцам. Тем не менее пламенные просьбы лорда Каслри и холодные советы Меттерниха возымели некоторое действие. Их мощные доводы, предназначенные особенно для военных, находивших водворение России в низовьях Варты весьма опасным, произвели некоторое впечатление на пруссаков, которые не замедлили повлиять на своего короля. По крайней мере Александру показалось, что он заметил некоторое влияние, и он крайне огорчился, ибо если бы удалось рассорить его с Пруссией, он остался бы один против всей Европы. В таком случае он был бы унижен в глазах поляков и вынужден выслушивать упреки от своих собственных подданных.
В таком досадном положении Александр прибег к объяснению с Фридрихом-Вильгельмом наедине, пригласив его на обед, и облегчил душу, высказав всё с крайней горячностью. Он напомнил о клятвах в дружбе, которые они дали друг другу в начале 1813 года, в минуту воссоединения на Одере. Он напомнил о преданности, с какой он, Александр, несмотря на советы вернейших подданных остаться на Висле и вступить в переговоры с Наполеоном, стремился помочь германцам и освободить их. Он сказал, что без этой преданности германцы и сейчас оставались бы рабами, а Пруссия имела бы не более 5 миллионов подданных; что подобным поворотом фортуны они обязаны только своему единству; что все державы коалиции хотят воспользоваться этой переменой, правда, исключив русских, которым ею и обязаны. Он сказал, что запереть русских на Висле – значит оставить их без награды за пролитую кровь, ибо после Московской катастрофы Наполеон предлагал им Вислу и они могли вернуться домой, не губя еще 300 тысяч солдат в войне 1813 года, избавившись от Великого герцогства Варшавского и обеспечив себе Бессарабию и Финляндию. Но теперь уже, видно, не помнят об их решении перейти через Вислу, и австрийцы, которых пришлось силой вовлекать в европейский крестовый поход и которые не пролили и четверти крови, пролитой русскими, одни хотят пожинать плоды победы. Не имея ни одной сожженной деревни, они не хотят вознаградить русских за руины спаленной Москвы. Дипломаты только делают свою работу, но государи, исполненные чести, такие как Александр и Фридрих-Вильгельм, не должны позволять неблагодарным их рассорить. Они всегда удачливы, когда едины, и неудачливы, когда разобщены, и потому должны верить в союз и, ради счастья их народов и собственного счастья, жить и умереть союзниками.
Фридрих-Вильгельм был весьма восприимчив к соображениям порядочности и постоянства в дружбе; вдобавок он чувствовал, что Германия обязана императору Александру, ибо если бы тот последовал совету Кутузова и вступил с Наполеоном в переговоры после перехода через Березину, исход событий был бы совсем иным. Он выказал чувствительность и к поистине необычайной горячности Александра (по собственному рассказу Гарденберга), ибо с некоторым суеверием относился к дружбе с ним. Растроганный до глубины души, Фридрих-Вильгельм бросился в объятия Александра и поклялся ему в верности. Но Александр сказал, что верности короля недостаточно без верности его министров, а в ней у него есть основания сомневаться. Позвали Гарденберга, и разговор, начавшийся с королем, закончился с премьер-министром. С последним объяснение получилось столь же бурным, и, после тщетной попытки сопротивления, министр был вынужден сдаться и обещал поддержать политику Александра и Фридриха-Вильгельма.
Идея, которую они намеревались защищать сообща, сводилась к передаче России наибольшей части польских провинций при одновременной передаче Пруссии всей Саксонии. В своих романтически-честолюбивых планах Александр особенно стремился завладеть Варшавой, которую при последнем разделе передали Пруссии, дабы отделить голову от туловища и превратить несчастную страну в труп. Александр хотел получить оба берега Вислы, чтобы обладать Варшавой, то есть головой и сердцем туловища, которое намеревался воскресить, и достаточной территорией на левом берегу, чтобы столица нового государства не находилась на границе. По этим причинам он желал получить всё герцогство Познанское, то есть оба берега Варты.
Скрепив узы с Пруссией, снова договорились, что Россия перейдет через Вислу и получит ее левый берег, поднявшись по нему весьма высоко. Тем не менее в Пруссии она должна была зайти в направлении Варты настолько далеко, насколько далеко зайдет Пруссия в центр Германии, то есть в Саксонию. Этот пункт предстояло урегулировать после того, как будет покончено с вопросом о Саксонии, и в зависимости от успешности этих переговоров. Что касается Австрии, Александр намеревался оставить ей Галицию, которой она обладала после первого раздела, и вернуть части Польши, приобретенные ею при втором и третьем разделах и включавшие левый берег Вислы до Пилицы и правый до Буга. В своих целях Александр был прав, ибо без этих частей Варшава оказалась бы на границе. Но это как раз значило требовать у Австрии всю ее долю герцогства, которую договорились вернуть прежним участникам раздела. Правда, можно было смягчить требуемую от Австрии жертву оставлением ей соляных копей Велички, обладавших для нее огромной ценностью; можно было сделать Краков вольным городом; можно было, наконец, переуступить Австрии богатый и многонаселенный Тарнопольский
