Читаем без скачивания Необыкновенные приключения Карика и Вали - Ян Ларри

— Но как их много!

— А это хорошо, что много. Чем больше таких личинок в прудах, озёрах и реках, тем больше в них рыбы. Ведь это единственный для многих рыб корм. Не будь в воде личинок дергуна — не было бы у нас плотвы, окуней, ершей, язей, лещей, голавлей.

— Смешное какое название — дергуны. Почему их так зовут?

— Да потому, что они неустанно сучат, дёргают ногами, словно стараются стряхнуть что-то с ног.

— А я и не знала, что комаров называют дергунами.

— Нет, — сказал Иван Гермогенович, — так называют только один вид комаров. У других комаров — другие названия.

— Как? — удивился Карик. — Разве комары бывают разные? Я думал, все комары на один лад.

— О нет, их сотни видов. В одном только нашем районе есть комары-дергуны, комары-толкунчики, бородатые комарики, комары-долгоносики, малярийные комары, комары перистоусые, комары земноводные, комары обыкновенные. У нас есть даже снежный комарик.

— Белый?

— Нет! Снежным он называется потому, что живёт на снегу.

— Разве и зимой комары живут?

— Жизнь не прекращается ни летом, ни зимой, — ответил Иван Гермогенович. — Летом ползают, прыгают и летают одни насекомые, зимой — другие. Например, у нас на снегу можно встретить снеговых блох, снежных червей, снежных паучков, ледничников, бескрылых комариков и ещё много-много других живых существ.

— А комары все кусаются? — спросила Валя, боязливо поглядывая на личинку дергуна.

— Личинка не кусается, да и взрослый дергун не трогает ни человека, ни других животных. А вообще-то что такое, в сущности, укус нашего комарика? Так! Чепуха! Пустяки! — Иван Гермогенович погладил бороду и улыбаясь сказал: — Вот на острове Барбадосе комары кусают, так это действительно, я вам скажу, кусают!

— А что? Очень больно? — прошептала Валя.

— Чувствительно… Там, между прочим, был такой случай. В городе Веракруце какая-то женщина заснула летаргическим сном. Её родственники решили, что она умерла, потому что лицо у неё было восковое, а сама она холодная как лёд. Ну, её, понятно, положили в гроб, а гроб вынесли на веранду.

— Ну и что же?

— И вот, лишь только наступила ночь, как на веранду налетели тучи барбадосских комаров. Они густо облепили мнимоумершую и принялись её так жалить, что она проснулась, схватила с перепугу крышку гроба да так, с крышкой в руках, и выбежала на улицу.

— И уже больше не умирала? — спросил Карик.

— Да, после этого она жила до самой смерти.

Вдруг Валя вскочила и закричала:

— Ой, смотрите, какая барбадоска плывёт! Уй-юй-юй!

Под водой в стороне от корабля мчалось длинное серое животное с огромной головой. Все оно было точно сшито из кусков. Широкий хвост, похожий на три петушиных пера, извивался с поразительной быстротой.

Животное время от времени останавливалось, вытягивалось, как струна, и вдруг быстро-быстро надувалось. Надувшись до отказа, оно отбрасывало назад упругую струю воды. Этой струёй оно отталкивалось, двигаясь вперёд, как ракета.

— Личинка стрекозы! — сказал профессор.

— Вот бы нам её, — сказал Карик, — вместо мотора.

Профессор засмеялся:

— Ну, с таким мотором нам, пожалуй, не справиться. Личинка стрекозы, друзья мои, очень опасная зверюга. Она нападает даже на мелкую рыбку и пожирает её. А ведь любая рыбёшка по сравнению с нами — целый кит.

— А вот и её мама-стрекоза! — сказала Валя. — Смотрите, куда это она лезет?

Прижав к спине крылья, большеголовая, глазастая стрекоза уцепилась за ствол подводного дерева и стала спускаться на дно вниз головой.

— Чего это она? — удивился Карик. — Топиться вздумала, что ли?

Валя поглядела на стрекозу, подумала немного и нерешительно сказала:

— Наверное, она пришла свою личинку навестить. Соскучилась, вот и пришла. Очень даже просто!

Профессор засмеялся.

— А ещё проще и вернее вот что, — сказал он. — Стрекоза опускается под воду, чтобы отложить яички.

— Ух, страшная какая! — сказала Валя.

— Что ты, она очень красивая! — возразил Иван Гермогенович. — Недаром немцы дали ей поэтическое имя — вассерюнгфер — водяная дева, а французы называют стрекозу демуазель, что по-русски значит «девица».

В это время по озеру побежали волны. Паруса зашумели. За кормой заплескалась вода.

— Команда, по местам! — закричал Карик.

— Есть, капитан! — ответил Иван Гермогенович.

И корабль снова помчался по волнам.

Карик забрался на мачту.

«Карабус» плыл, лавируя между зелёными плоскими островами; это были мясистые листья кувшинок и белых лилий.

Наконец «Карабус» вышел на чистую воду.

Карик приложил ладонь к глазам.

Вдали, за синевой озера, сверкающей под солнцем, он увидел туманный берег. Берег почти сливался с водой.

Облака лежали над голубой полоской земли как белые ватные горы.

Когда Карик присмотрелся, он заметил на горизонте крошечную, тонкую, как булавка, чёрточку. Наверху трепетало что-то очень похожее на красную пушинку.

— Вон он, маяк! Держите, Иван Гермогенович, вправо. Так, так! Ещё правей! Натяните правые шкоты, тысяча чертей! Ещё! Ещё! Стоп! Так держать!

— Есть так держать! — гаркнул профессор.

Прямым курсом «Карабус» помчался к берегу. И вдруг все кругом зазвенело, запело. Пела вода, пело небо.

Карик испуганно оглянулся и торопливо спустился с мачты на палубу.

Профессор стоял, задумчиво прищурив глаза, и, склонив голову набок, слушал удивительную музыку.

Казалось, тысячи скрипок и флейт играли несложную, но очень приятную песенку.

Профессор вздохнул:

— Удивительно нежная музыка, не правда ли? Можно подумать, будто поют сказочные морские сирены, а между тем это поёт ансамбль водяных хищников.

— Кто они?

— Свирепые хищники! Клопы-кориксы. Обжоры и разбойники. Но до чего же талантливы, шельмецы. Какая удивительная музыкальность!

— Как же они поют? Разве у клопов есть голос?

— Поют они ногами, — сказал Иван Гермогенович, блаженно улыбаясь, слушая хор хищников с закрытыми глазами. — Клопы-кориксы, клопы-гребляки, клопы-гладыши потирают передними ногами свои хоботки, словно щетинками по зубчикам музыкального ящика, а трение порождает музыку. Кстати, среди насекомых певцов и музыкантов немало. Но самое музыкальное насекомое — это, конечно, цикада. У неё и самый сложный музыкальный орган.

— Вот смешно как, — засмеялась Валя. — И поют ногами, и слушают ногами.

— Не все ногами слушают. Комары, муравьи и бабочки слушают усиками… И слушают по-разному, и поют по-разному. Сверчки, например, любители хорового пения, но многие насекомые выступают как солисты.

— Интересно, почему они поют? Потому, что весело, или потому, что скучно? — спросила Валя.

— Видишь ли, одни насекомые поют, как бы аукаясь. Все их песни — это перекличка. «Ау, я здесь! — поёт один. — А ты где?» — «Я тут, я тут!» — отвечают другие. «Держитесь все вместе!» — поют они уже хором. Другие насекомые, как, например, цикады и кузнечики, пугают своим пением врагов. «Я очень страшный! — Поют они. — Не подходи ко мне, если дорожишь своей жизнью!»

Между тем «Карабус» мчался на всех мушиных парусах, и с каждой минутой отлогий берег становился всё ближе и ближе.

Скоро можно было уже видеть песчаные отмели, прибрежные камни и травяной лес.

— Где будем швартоваться? — спросил деловито Карик.

— Да где хочешь, — ответил Иван Гермогенович, поглядывая на берег, — немножко ближе, немножко дальше — это не так и важно сейчас, ведь нам всё равно придётся пешком тащиться.

Валя вздохнула:

— Неужели опять пешком? Ох, и надоело мне!

— Ничего, Валя, потерпи, — сказал Иван Гермогенович, — когда-нибудь, надеюсь, наше путешествие всё-таки кончится. Мне и самому хотелось бы поскорее домой попасть. Меня же студенты в университете ждут!

Профессор вдруг захохотал:

— Вот если бы мои студенты увидели меня на этом кораблике из дубового листа, под парусами из мушиных крыльев, что бы они сказали?! Ведь меня сейчас любой из них мог бы в жилетный карман посадить, за пояс заткнуть! Ха-ха-ха!

…Был полуденный час.

Царапая днищем о камни, «Карабус» тихо подошёл к берегу и остановился, лениво покачиваясь на лёгкой зыби.

Путешественники вышли на берег.

За ближним лесом торчала чёрная мачта-маяк.

Казалось, она находится совсем рядом, стоит только пройти через этот лесок — и вот она.

Карик оглянулся. Посмотрев грустно на славный «Карабус», он помахал на прощанье рукой и тяжело вздохнул:

— Прощай, «Карабус»! Не забывай своего капитана!

— А я думала, мы до самого маяка доедем! — сказала Валя.

— Напрасно думала! — пожал плечами профессор.

— Тогда зачем же мы нагрузили на корабль столько продуктов?

— Как это зачем? — возмутился Карик. — А если бы началась буря? А если бы нас выбросило на какой-нибудь необитаемый водяной лист? Что бы ты стала есть?

— Верно, — сказал Иван Гермогенович, — надо быть предусмотрительным, когда отправляешься в путь. Лучше потом выбросить лишнее, чем умереть с голоду.