Читаем без скачивания Кортик. Бронзовая птица (текст оригинала) - Анатолий Рыбаков

Жердяй посмотрел на спину матери и ничего не ответил.

Миша кивнул головой на дверь:

— Пойдем!

— Николая нашего арестовали,— сказал Жердяй, и губы его задрожали.

— Я слыхал,— ответил Миша.— Я их утром видел, они в лодку садились. И Николай и Кузьмин.

Ворочая ухватом горшок в печи, Мария Ивановна вдруг сказала:

— Может, они и поспорили там, не знаю. Только не мог его Николай убить. Он и муху не тронет. И незачем ему. И спорить им не из-за чего. И никакого револьвера у него нету.— Она вдруг бросила ухват и, закрыв руками лицо, заплакала: — Четыре года в армии отслужил… Только жить начал… И такая беда… Такая беда… — Она тряслась и повторяла: — Такая беда… Такая беда…

— Надо ехать в город и защищать его,— сказал Миша.

Мария Ивановна вытерла глаза передником:

— На защитников деньги нужны. А где их возьмешь?

— Никаких денег не надо. В городе есть бесплатная юридическая помощь. При Доме крестьянина. И вообще Николая оправдают. Вот увидите.

Мария Ивановна тяжело вздохнула и снова: принялась за свои горшки и ухваты.

Миша глядел на ее сгорбленную спину, худую, натруженную спину батрачки, на безмолвного Жердяя, на убогую обстановку нищей избы, и его сердце сжималось от жалости и сострадания к этим людям, на которых свалилось такое неожиданное и страшное горе. И хотя Миша ни секунды не сомневался, что Николай невиновен и его оправдают, он понимал, как тяжело теперь Марии Ивановне и Жердяю. Сидят одни в избе, стыдятся выйти на улицу, никто к ним не ходит.

— Спрашивает его милиционер, — снова заговорила Мария Ивановна: — «Ты убил?» — «Нет, не я».— «А кто?» — «Не знаю.» — «Как же не знаешь?» — «А так, не знаю. Обмерили мы луг, я и ушел». — «А почему один ушел?» — «А потому, что Кузьмин на Халзан пошел».

— Что за Халзан? — спросил Миша.

— Речушка тут маленькая, — объяснил — Жердяй, — Халзан называегся. Ручеек вроде. Ну, и луг — Халзин.

Мария Ивановна продолжала свой рассказ:

— Вот и говорит ему Николай: «Кузьмин на Халзан пошел. Верши там у него расставлены. А я уж как стал к деревне подходить, гляжу — за мной бегут. Говорят, Кузьмина убили. Побежали мы обратно. Действительно, лежит Кузьмин». — «Стрелял-то кто?» — «Не знаю».— «А лодка где?» — «Не знаю». А милиционер говорит: «Ловок ты, брат, сочинять». Нет того, чтобы разобраться…

Миша пытался себе представить и луг, и убитого Кузьмина, и Николая, и толпу вокруг них, и милиционера… А может быть, поблизости орудуют бандиты… Миша подумал об Игоре и Севе. Ведь и их могли бандиты пристукнуть… Вот что делается…

Миша не хотел оставлять Жердяя и Марию Ивановну одних. Но Коровин со своим директором уже, наверно, пришли со станции. Надо идти в лагерь.

— Вы только ни о чем не беспокойтесь,— сказал он вставая, — все разъяснится. Николай не сегодня-завтра вернется домой. Да его и взяли в город как свидетеля.

— Нет уж, — вздохнула Мария Ивановна, — не скоро ее, правду-то, докажешь!

Глава 11

«ГРАФИНЯ»

Директор детского дома Борис Сергеевич,оказался высоким, сутуловатым, еще молодым человеком в красноармейской гимнастерке, кавалерийских галифе и запыленных коричневых сапогах. Но он был в очках. Это удивило Мшу: военная, да еще кавалерийская форма и вдруг— очки! Как-то не вяжется… Очки придавали молодому директору строгий и даже,хмурый вид. Он искоса и, как показалось Мише, неодобрительно посмотрел на палатки, точно ему не нравился и лагерь и вообще все. Мишу это задело. С того дня, как его назначили вожатым, он стал очень чувствителен. Ему казалось, что взрослые относятся к нему снисходительно, не так, как к настоящему вожатому отряда. Не глядя на Бориса Сергеевича, Миша продолжал выговаривать Зине за то, что ее звено запоздало с обедом. Хоть Борис Сергеевич и директор, а он, Миша, тоже вожатый отряда и начальник этого лагеря.

Впрочем, по дороге в усадьбу Миша убедился, что директору вообще все здесь не нравится. Борис Сергеевич зыркал по сторонам глазами и так многозначительно молчал, что Миша начинал себя чувствовать виноватым в том, что усадьба запушена.

Они вышли на главную аллею и сразу увидели «графиню». Старуха неподвижно. стояла на террасе, подняв кверху голову, в той самой позе, в какой ее уже видели мальчики, когда прятались в конюшне. Казалось, что она поджидает их. И приближаться к этой неподвижной фигу ре было довольно жутко.

Они остановились у нижних ступенек террасы. Но старуха к ним не спустилась. И так они все молча и неподвижно стояли: старуха наверху, а директор с мальчиками внизу.

Борис Сергеевич спокойно, со знакомым уже Мише неодобрением смотрел на старуху, на ее обрамленное седыми волосами лицо с крючковатым носом и грязно-пепельными бровями. И Миша видел, как под действием его взгляда все беспокойнее становится «графиня» и ее большие круглые глаза с волнением и ненавистью смотрят на пришельцев.

И чем больше наблюдал Миша эту сцену, тем больше нравились ему уверенность и спокойствие Бориса Сергеевича. И странно — Коровин тоже держался так, точно этой старухи и не было здесь вовсе. А когда приходил сюда с Мишей, так «сердце захолонуло».

Наконец старуха спросила:

— Что вам угодно?

— Будьте любезны спуститься,— ответил Борис Сергеевич голосом педагога, убежденного, что ученик обязательно выполнит его приказание.

Старуха сделала несколько шагов и остановилась. Но опять же двумя-тремя ступеньками выше Бориса Сергеевича и мальчиков. Потом она надменно проговорила:

— Слушаю вас.

Ответа не последовало. Борис Сергеевич точно не видел старухи. Миша был восхищен его выдержкой. Вот что значит настоящий руководитель! Ничего не говорит, не произносит ни слова, а приказывает… Вот кому следует подражать!

И только тогда, когда «графиня» сделала еще несколько шагов и очутилась на одной ступеньке с Борисом Сергеевичем, он сказал: — Я директор московского детского дома номер сто шестнадцать. Разрешите узнать, кто вы.

— Я хранительница усадьбы,— объявила старуха.

— Прекрасно, — сказал Борис Сергеевич. — Есть предположение организовать здесь детскую трудовую коммуну. Я бы хотел осмотреть дом.

Старуха вдруг закрыла глаза. Миша испугался. Ему показалось, что она сейчас умрет. Но ничего со старухой не случилось. Она постояла с закрытыми глазами, потом открыла их и сказала:

— Этот дом — историческая ценность. Я имею на него охранную грамоту.

— Покажите, — сухо проговорил Борис Сергеевич.

Старуха вытащила из-под платка бумагу, подержала ее в руках и протянула Борису Сергеевичу.

Тот взял и, по своему обыкновению недовольно морщась, начал читать.

Подавшись вперед и скосив глаза, Миша из-за плеча Бориса Сергеевича тоже заглянул в бумагу.

В левом углу стоял большой расплывшийся{11} штамп, точно наляпанный фиолетовыми чернилами. Текст был напечатан на пишущей машинке. Сверху крупно: «Охранная грамота». Ниже, обыкновенными буквами: «Удостоверяется, что жилой дом в бывшей усадьбе Карагаево, как представляющей историческую ценность, находится под охраной государства. Всем организациям и лицам использовать дом без особого на то разрешения губнаробраза воспрещается. Нарушение охранной грамоты рассматривается как порча ценного государственного имущества и карается по законам Республики. Зам. зав. губернским отделом народного образования Серов». И затем следовала мелкая, но длинная подпись этого самого Серова.

— Все правильно, — сказал Борис Сергеевич, возвращая бумагу, — и все же здесь будет организована коммуна.

— Не извольте мне приказывать,— старуха вскинула голову, — и попрошу больше не беспокоить.

Она повернулась, поднялась по лестнице и скрылась за высокой дубовой дверью.

Борис Сергеевич обошел усадьбу, осмотрел сараи, конюшни, сад, пруд и расстилающиеся за усадьбой поля.

И Коровин тоже долго и внимательно смотрел на поля.

Потом Борис Сергеевич сказал:

— Под самой Москвой — и помещики сохранились. На шестом году революции. Удивительно!

Когда они покидали усадьбу, Борис Сергеевич обернулся и снова посмотрел на дом. Остановились и мальчики.

В ярких лучах заката бронзовая птица горела, как золотая.

Она смотрела круглыми злыми глазами, словно была готова сорваться и броситься на них.

— Эффектная птица,— заметил Борис Сергеевич.

— Самый обыкновенный орел,— презрительно сказал Миша.

— Да? — ответил Борис Сергеевич, но, как показалось Мише, с некоторым сомнением в голосе. 

Глава 12

НОВЫЕ ПЛАНЫ

Борис Сергеевич и Коровин уехали в Москву. Через час должны приехать Генка с Бяшкой. Хотя в Мише еще теплилась надежда, что они разыскали беглецов в Москве, он был почти уверен, что именно Игорь и Сева забрали Сенькин плот и поплыли на нем вниз по реке… Но все же вдруг…