Читаем без скачивания Пламя Десяти - Рия Райд

Марк плакал, повторяя это снова и снова, когда стражники грубо подхватили его под локти и втащили на помост. Его ноги ему уже не подчинялись, а глаза через пелену слез по-прежнему смотрели перед собой, пока он ступал по мокрой потемневшей ткани с изображением герба Крамеров, которой был устелен эшафот. Кровь Леонида насквозь пропитала одежду и стекала вниз, окрашивая очертания золотой звезды в грязно-бордовый.

Марка приволокли к соседнему щиту, что был вмонтирован в помост, и в считаные секунды, в точности как и Леонида, приковали его руки к стене. Услышав звон смыкающихся оков, Леонид чуть дернул головой в его сторону, содрогнулся всем телом и бездушно повис. Его голова упала на грудь, а выпученные от ужаса стеклянные глаза замерли, как у куклы. К моменту, как Марка приковали к щиту, он был мертв.

Не оглядывайся. Не оглядывайся. Не оглядывайся.

Я повторяла это снова и снова, когда стражники отошли и Марк впервые за долгое время чуть приподнял голову. Его глаза бешено метались по толпе.

– Мария? – еле слышно, одними губами сказал Марк.

Он увидел меня ровно в тот момент, когда я хотела оглянуться и найти в толпе Алика, Муну, Питера – всех, чьи воспоминания были способны заглушить страх и боль. Я собиралась позаимствовать их и передать в сознание Марка до того момента, как он успел бы понять, что произошло. Но он заметил меня раньше и сквозь пелену слез смотрел так, будто пытался понять, не сходит ли с ума.

– Нет, – сглотнув, прошептал Марк и зажмурил глаза, словно я была видением, которое он пытался развидеть. – Ты точно не можешь быть здесь. Мне либо кажется это, либо… – Он вновь открыл глаза, и на несколько секунд за ужасом и паникой я вновь увидела в них цепкость и ясный ум. – Ты у меня в голове. Ты… так ты связывалась с Диспенсером, верно?

– Да.

– И кроме меня тебя никто не видит, – подытожил Марк, когда его белые, бескровные губы тронула болезненная усмешка. – Если ты явилась сюда за возмездием, то придется встать в очередь. Кажется, тебя уже опередили.

Его хриплый безжизненный голос едва ли перекрывал ветер. Мне казалось, он будто вплетался в его звуки – тихо, устало и обреченно.

– Мне не нужно возмездие, – прошептала я.

– Я не герой, Мария, – дрожа всем телом, мучительно выдавил Марк. – Андрей такой, Алик, может быть, даже Питер. Будь они на моем месте – они все, – то никогда бы не допустили уничтожения Мельниса и не опустились до того, что я совершил после. Все они умерли бы за то, чтобы остановить Леонида, но не я. Я никогда не был смелым. В отличие от них, я не герой, я…

– Я здесь, чтобы помочь, – я приблизилась к Марку и дотронулась до его плеча.

Марк смотрел на меня так, будто бы впервые видел.

– Почему?

– Я тоже не герой. Я только и умею, что бежать, – я облизнула пересохшие губы и шагнула ближе. – Перед тем как оказаться на Мельнисе, я бежала с Кериота. Я бегу всю свою жизнь, Марк. Сначала оттуда, потом из Диких лесов. В отличие от тебя, я все еще продолжаю бежать, скрываясь от Конгресса.

– Ты не знала, что делаешь, – безжизненно сказал Марк, – в отличие от меня.

– Это не лучше. Можем, конечно, посоревноваться в трусости, но, боюсь, у нас нет столько времени.

На самом деле его не осталось совсем. Марк опустил подбородок, и его взгляд скользнул на грудь – туда, где уже мигал красный маячок прицела. Его и так выцветшее бледное лицо посерело еще больше, словно он уже давно был мертвецом. Он едва держался на ногах. Они дрожали так сильно, что если бы не оковы на руках, Марк уже давно рухнул бы на землю.

Слезы стекали по его лицу ручьями. Он не пытался их сдерживать, но все еще боролся за последнюю крупицу самообладания. Стыд от унижения и омерзения к собственной слабости был даже сильнее страха. Я ощутила это, положив руку ему на плечо и готовясь забрать столько боли, сколько смогу. Марк понял это. Он приподнял голову, и, когда посмотрел на меня, мольба в его глазах разбила мне сердце.

– Значит, ты будешь здесь? – прошептал он.

– До самого конца.

Плечи Марка вздрагивали от каждого вздоха.

– Я осознаю, что совершил, – говорил он, жадно хватая ртом воздух, будто умирал от удушья, – я знал, что этим все закончится, что меня казнят. Даже несмотря на то, что Андрей сделал все, чтобы добиться для меня помилования, я с самого начала знал, что окажусь здесь. Мне кажется, я знал это всегда. – Во взгляде Марка было что-то, от чего мне моментально стало так холодно, будто я и вправду стояла на промозглом ветру на Бастефорской площади. – Я уже давно смирился, Мария, смерть меня больше не пугает, но я боюсь… – его тяжелое дыхание перерастало в прерывистые всхлипы, когда глаза вновь устремились в сторону Андрея. – Я не могу допустить… я не хочу, чтобы он видел меня таким. Когда все произойдет, я не хочу, чтобы последнее, что он запомнил, – это мой трусливый крик. Я был трусом всю жизнь. Если я останусь им и в свои последние минуты, то предпочел бы, чтобы он не помнил меня вовсе.

Я крепче взяла Марка за плечи.

– Такого не будет. Когда все случится, ты не почувствуешь боли. Но даже если бы меня здесь не было и все произошло как ты и говоришь, для Андрея это не имело бы значения. Ты все еще его лучший друг. Даже Мельнис не способен забрать все годы, что были у вас до этого.

– Он меня не простил, – судорожно выдохнул Марк.

– Что? – прошептала я. – Разумеется, простил. Если это не было бы так, сегодня он бы не пытался…

– В наш последний разговор он сказал, что все бы было иначе, если бы я предал только его, – дрожащим голосом перебил Марк, – но он никогда не простит меня за что, что я сделал с тобой и с Питером. За то, что подорвал твой корабль и молчал, когда Адлербергов обвинили в том, что произошло на Мельнисе.

– Ты подорвал мой корабль, Марк! Мой! Только я имею право прощать или не прощать тебя за это! И я даю тебе это гребаное прощение, ты слышишь?! Я здесь потому, что уже давно простила тебя, и Питер тоже.

– Но не Андрей, – тихо сказал Марк. – Он даже не знает, кем на самом деле был для меня… Я ему так и не сказал.

У меня перед глазами мелькнули воспоминания с последнего Дня Десяти в Диких лесах. Тогда все ожидали, что Андрей сделает предложение Софии Бренвелл, и это был первый и единственный раз на моей памяти, когда Марк напился до такой степени, что не мог стоять на ногах. Он пил, плакал, изнывал от невысказанной боли. Впервые ему было плевать на то, что о нем подумают. Он сорвал маску добродушия, словно она была грязным бинтом, под которым гноились старые раны. Тогда я не понимала, в чем дело, но сейчас осознавала, что это был один из немногих моментов, когда я видела истинного Марка – чуткого, умного, проницательного, но чудовищно одинокого.

А потом я вспомнила Андрея и его разговор с Питером и Аликом на следующий