Читаем без скачивания Каурай. От заката до рассвета. Часть 2 (СИ) - Артемов Александр Александрович

Милош быстро потерял интерес к волнению во дворе, и вместе с лучниками высматривал нечто по другую сторону бойниц. Нечто в темноте, разрываемой пятнами горящих хат и пышущих жаром костров. Нечто скрытое за полосой островерхого леса.

Неожиданно Игриш поймал себя на мысли, что уже довольно давно слышит какой-то странный звук, несущийся откуда-то извне, из-за стен острога — далекий, раскатистый звон, который может издавать только колокол. Из-за сумятицы по обе стороны частокола не получалось осознать, что именно стучится ему в голову. Но оказавшись на стене, он расслышал и еще одно — нечто тяжело топало в ночи. Оно трещало, гремело и шуршало с таким упорством, словно оттуда, из темных и ветряных лесов к ним прорывается нечто огромное, недоброе…

— Что за черт?.. — процедил лучник, вглядываясь во тьму, когда оно топнуло сильней, чем прежде.

У Игриша волосы зашевелились на макушке — он расслышал этот звук ясно и четко. С каждым новым шагом призрак колокольного боя ощущался все отчетливей, все громче, все ближе, словно колокольня, на вершине которой раскачивался таинственный колокол… двигалась.

Двигалась к ним.

Они оцепенели, когда одно из деревьев покачнулось, как если бы по нему со всей силы вдарили исполинским топором, накренилось и потонуло в темной массе собратьев. Потом другие деревья с тяжелым кряхтением последовали за ним, и в лесу начала образовываться широкая просека, по которой шагало нечто скрытое тенями. Пару раз оно поднялось выше кромки деревьев, мелькнуло длинной, вытянутой головой на фоне неба, а потом снова укрылось мраком, но топот продолжал звучать в ушах Игриша. Как и жуткое карканье, несущееся ему вослед. Скоро они увидели крылатые тени, порхающие над мохнатыми макушками. Казалось, все воронье Пограничья слетелось на обещанный пир.

Поначалу Игриш решил, что зрение обманывает его, но взглянув в посеревшие лица лучников и Милоша, которому было вовсе не свойственно бояться до трясучки во всем теле, и сам покрылся ворохом мурашек и прирос к месту. Продрав в отчаянии глаза, он снова заглянул в лицо мраку, где они в последний раз видели гигантскую раскачивающуюся гору, но вновь столкнулся с непроглядной теменью, которая разрождалась пугающими звуками.

Крики во дворе, угрозы, ругательства, проклятия — переполох затерялся где-то там, за порогом другой жизни. Люди на стенах напрочь забыли про схватку с осаждающими и один за другим устремляли взоры только в одну сторону, откуда к ним приближалась могучая, звенящая гора, которая с каждым тяжелым шагом становилась все выше. Она окончательно покинула пределы леса и только быстрее вышагивала по полю, обрастая деталями, сбрасывая с себя невидимую пелену.

Земля дрожала в такт ее шагам. Скоро гора преодолела половину расстояния, отделяющего лес от острога, и защитники Валашья смогли разглядеть гигантские ноги-щупальца, на которые она опиралась, неловко переваливаясь с одного бока другой. Еще ближе, и еще тяжелее бахали лапищи о землю. Выше поднималась высокая башня колокольни, которая вырастала из бесформенного черного тела, обросшего каким-то желтоватым заплесневелым гнильем, отдаленно напоминая полуразвалившуюся церковь. Вокруг вихрем вилось беснующееся воронье, а по деревяшкам ползали твари, напоминающие помесь ежей с собаками.

Игриш готов был поверить, что он видит дурной сон, стоило ему заглянуть в необъятный, застывший в самом брюхе глазище, устремленный в одну сторону — прямо в душу к каждому, кто сталкивался с ним взглядом.

Казаки чертыхались, осеняли себя Пламенными знаками, даже пытались пускать в нее стрелы, но гора медленно и неумолимо приближалась к дрожащим от ее поступи стенам.

— Откуда… откуда вылезла эта тварь?! — простонал лучник, выпустил лук и с руганью бросился вон с башни. Его товарищ продержался чуть дольше. Но пустив пару стрел в глаз, который даже не шелохнулся, когда обе влетели ему в вытянутый зрачок, устремился следом.

С каждым шагом горы бревна башни дрожали все сильней. На других башнях и вдоль боевого хода давно заметили приближение нового противника и повернули в его сторону стволы пищалей. Загрохотали выстрелы, но когда дым рассеялся, массив гигантской ходячей горы только приблизился к частоколу. Повсюду раздавались срывающиеся команды перезаряжать пищали и не жалеть стрел, но лучники один за другим бросали свои посты и слепо спасались бегством.

Мальчишки тоже не стали ждать от моря погоды. Оба съехали по лестнице на землю и что есть сил помчались через двор, повинуясь общему безумию. На чудовищный грохот, который раздался с другой стороны частокола, как будто проклятую бомбарду до отвала накормили порохом, а потом подорвали вместе со всем лагерем, за общим ревом никто не обратил внимания.

Скрип дерева, грохот и страшное, захлебывающееся дыхание — люди сигали со стен, бежали сломя голову, снова забирались на стены, перелезали через частокол, который недавно так отчаянно защищали. Крики, вой, толкотня, истерическое ржание лошадей только придавало мальчикам прыти. Но в сердце свалки, которая сразу образовалась перед воротами, они побоялись соваться, вовремя прижавшись к частоколу, и пропустив мимо общий поток.

Через пару мгновений вся воющая куча баб, детей и стариков насела на ворота, подпираемая сзади озверевшими от страха защитниками Валашья. Масса перепуганного люда навалилась на створки и, мешая друг другу, долго пыталась вынести их, совершенно не удосужившись сперва убрать запор и разобрать подпорки. Но и когда деревяшки отбросили в сторону, наплыв людей только помешал справиться с воротами, которые открывались только внутрь.

Когда громада нависла над стенами, в остроге творилось что-то неописуемое. Стрельба велась уже не по врагам за стенами и не по жуткой твари, которую разбудило чудовищное кровопролитие, а по беснующейся толпе в напрасной попытке расчистить дорогу и спасти свои жизни.

Мальчишки вырвались из столпотворения, не попав под град пуль каким-то чудом. Оба понеслись прочь от ворот, спотыкаясь и стараясь не попадаться под горячую руку. Взбираться на стены и сигать на острые камни, рассчитывая на помощь Спасителя времени не оставалось. Громадная тень окутала острог, готовясь похоронить всех заживо под своей бесформенной плотью.

И тогда Игриш схватил Бесенка за рукав и чуть ли не волоком потащил его к единственному месту в остроге, которое могло спасти обоих. Милош, едва живой от страха, дрожащей тенью последовал за ним, и мальчишки подбежали к колодцу, к которому Игриш никогда и близко не подошел бы по своей воле. Думать, бояться и гадать он себе запретил. Он всегда знал, что все кончится этим.

Ухватившись за веревку, уходящую в жуткой зев колодца тонким длинным языком, один за другим они съехали в холодную и сырую темноту, за мгновение до того, как печально известный острог Валашье и всех его пленников стерли с лица земли.

Глава 23

Ранко выхватил саблю и бросился громить ряды колядников. Они схлестнулись.

За ним, не помня себя, хлынули остальные. Ряды смешались, поднялся дикий свист, рев и звон стали. Рубились они нещадно, отчаянно и с явным наслаждением. Словно давно ждали возможность обнажить сабли. Всадники обменивались ударами, пускались наперерез, отсекая руки, пронзая кольчуги, пуская кровь и выбивая из седла на скаку. Над головами сражающихся летало воронье, пьяно раскачиваясь на ветру, влекомые пряным запахом кровопролития.

Но свалка не могла длиться вечно, и вскоре цепи колядников начали трещать одна за одной. Поднялся гвалт, засвистели стрелы, конница возглавляемая Ранко на крыльях внезапно взметнувшегося ветра пронеслась сквозь строй, сея смерть и сумятицу в рядах Коляды. Одноглазый был среди них — его сабля гуляла по головам направо и налево, разила наповал, окропляла землю свежей кровушкой.

Следом колядникам в спину ударили их бывшие товарищи, для которых славное имя батьки Баюна не было пустым звуком. Коляда, будучи в большинстве, оказался зажат с двух сторон, теснимый двумя рядами копий. Цеп Берса разбивал противникам черепа, дробил кости и бил щиты, а сабля в здоровой руке доделывала остальное, так что колядники на пути его резвого коня разлетались как листья на ветру. Еще немного, и отряд Коляды разбили надвое, с каждым ударом сердца увеличивая разрыв.