Читаем без скачивания Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Игорь Шелест
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роман потянул руку к щитку — включил осциллографы, сказал: «Готов». Левая рука Сергея покоилась на секторах управления двигателями, и он их плавно подал вперёд, проследив по стрелкам приборов, как оба двигателя вышли на заданные обороты, как установилась температура газов в обеих турбинах, слыша, как двигатели привычно загрохотали на форсаже. С этого мгновения Сергей уже не выпускал из поля зрения стрелок указателя скорости. Тонкая стрелка бежала по кругу шкалы проворно, круг — сто километров! — он не обращал на неё внимания, следил выжидательно за толстой стрелкой… Вот она, миновав индекс 10, пошла на второй круг… «Сапфир» стремительно разгонялся — скорость перевалила за тысячу километров в час!
Первый режим нужно было начинать на скорости тысяча триста. Переваливая за скорость звука, самолёт напруженно гудел. «Пора», — решил Сергей и сказал чётко:
— Включи отметку!.. Первый режим!
— Есть! — кивнул Дивов и повернул «флажок» отметки.
Вздохнув и выдохнув, Сергей потянул на себя ручку руля высоты, самолёт вздыбился, перегрузка сжала, притиснула лётчиков к сиденьям, земля ушла вниз, сквозь лобовое стекло искрилась лазурь неба. Сергей успел заметить, как стрелка акселерометра вскинулась к цифре 5 — в движении по дуге инерция утяжеляла и сам самолёт, и людей в нём в пять раз! — он двинул ручку влево, и остроконечный нос «Сапфира» повалился вниз влево, размашисто описывая у линии горизонта круг и продолжая ввинчиваться в упругий, как резина, воздух, напруженно, с присвистом сделал четыре полных оборота — фи-ить!.. фи-ить!.. фи-ить!.. фи-ить!..
«Довольно», — Сергей поставил рули на вывод, одновременно уменьшив тягу двигателей. Машина, качнувшись с боку на бок, успокоилась. «Шесть секунд — четыре оборота!»
— Режим окончен!
— Есть! — Дивов выключил флажок дистанционного переключателя. Встряхнув головой, осмотрелся с таким выражением на лице, будто вынырнул из воды.
Стремнин стал разворачивать самолёт в обратную сторону, чтоб не уходить от аэродрома слишком далеко. С минуту оба молчали, потом Сергей сказал:
— Ну что, Рома, пойдём на второй ?
— Пошли! — встрепенулся Дивов.
Опять напруженно забубнили двигатели, самолёт начал разгоняться, чтобы снова выйти на сверхзвуковую скорость. С каждой секундой напряжение машины все явственней передавалось лётчикам. Сергею подумалось: «Мы как часть единого организма — человеко-самолёта!»
— Второй режим вправо! — крикнул Сергей. — Включай отметку!
— Есть второй!
Ручка идёт на себя, вздыбливает «Сапфир», перегрузка жмёт, втискивает в чашу сиденья, голова, плечи, руки тяжелеют. Сергей клонит ручку вправо…Самолёт с присвистом завращался вокруг продольной оси: фи-ить!.. фи-ить!.. фи-ить!.. И вдруг — дзень! — звонкий металлический треск ошеломил Сергея. И ещё мысль не успела воспринять: «Где, что, откуда», в канале одного из двигателей громыхнул хлопок. Метнув взгляд на приборы, Сергей успел заметить, как стрелка температуры газов левой турбины скользнула к красной черте. Уже приложив усилия, чтобы вывести самолёт из вращения, он быстро перекрыл подачу топлива левому двигателю. Рули были даны полностью на вывод, и Сергея неприятно изумило, как самолёт вяло, неохотно замедляет вращение. Ещё не веря, что рули утратили эффективность, лётчик изо всех сил давил на ручку, упёрся ногами в педали и наконец увидел, как самолёт неуклюже приостановил вращение… Но эта пауза длилась одну-две секунды. Словно передумав, самолёт снова повёл угрожающе пикообразным носом… И вдруг интенсивно затрясся всем корпусом, резко вскинулся влево, замер на мгновение, перевалился в другую сторону, ещё резче вскинулся вправо и с этого момента стал шарахаться из стороны в сторону, проявляя непонятное, неслыханное своеволие, как взбесившийся мустанг с седоком на спине. В голове у Сергея помутилось от чудовищных знакопеременных перегрузок. В эти мгновения казалось, что самолёт вот-вот вытрясет из него душу. Но уже в последующие секунды пики перегрузок поутратили свою остроту из-за уменьшения скорости, и Сергей, вспомнив вдруг о подвесках, взглянул в зеркало и… глазам своим не поверил: пилон с «сигарой» подвески ушёл в сторону и был теперь виден в зеркале с другого края.
Сергей нажал кнопку передатчика:
— Развернулась подвеска, самолёт неуправляем, будем покидать…
Земля ответила не сразу: «Мы на приёме».
— Роман! — Сергей взглянул на Дивова. Тот напряжённо смотрел вниз:
— Под нами посёлок!
«Стало быть, любой ценой отойти, здесь самолёт покидать нельзя!»
Между тем скорость уменьшилась почти вдвое, «Сапфир» при работающем правом двигателе продолжал оседать к земле и «взбрыкивать» из стороны в сторону, но делал это уже не так яростно, как вначале.
«Вот теперь можно: под нами пойменные луга». Но Сергей решил всё же попробовать запустить левый двигатель. Попытка не удалась, двигатель не принял обороты. А две-три секунды спустя Сергей увидел в зеркале, как из сочленения подвижной части крыла с центропланом повалил дым.
— Горим! — Сергей вскинул глаза на товарища. — Теперь давай!
Роман и сам понял, что медлить больше нельзя: гарью тянет в кабину, ручка управления не действует, самолёт «сыплется» к земле — осталось меньше полутора тысяч метров.
Сгруппировавшись, Дивов ухватился за рукоятки по бокам кресла. Сергей видит его старания: жмёт Роман на ручки… и… никак! Ещё пробует, ещё раз…
Нет! Поднимает растопыренные пальцы обеих рук — мол, не получается…
В это время Сергей замечает, как «садится» электропитание — уже не слышно своего голоса в наушниках — пожар нарушил где-то проводку. Стремнин знает, что кресло надёжное, оно должно сработать и при отказе электропитания, лётчику в этом случае нужно самому сбросить фонарь над собой, дёрнув за аварийную рукоятку. Но Роман в напряжённой обстановке, очевидно, упустил это.
«Как быть?.. Как же быть?..» Сергей не может подсказать товарищу — переговорное устройство отказало. Если же сам откроет фонарь аварийно, должен незамедлительно «прыгать» первым… Хотя как командир экипажа обязан дожидаться, пока второй лётчик покинет самолёт… «Как быть?! Как быть?!»
В кабине дым, ручка давно на упоре — не действует, на самолёт надежд никаких, медлить нельзя…
Сергей хлопает Ромку по плечу правой рукой: «Смотри, мол!» Левой рвёт над собой рукоятку аварийного сброса, фонарь улетает. Сергей откидывается назад, притискиваясь плотней к спинке кресла, и сжимает обеими руками рукоятки по бокам своего кресла… и видит, как быстро проседает под ним кабина…
В напряжении момента он даже не почувствовал перегрузки катапультирования. Самолёт, охваченный огнём, устремился вперёд, а кресло, медленно поворачиваясь, летит среди голубизны пространства. Но в голове одна мысль: «Где Роман, успел ли?..» О своём парашюте Сергей забыл. А ведь не грех было и подумать: сработает ли автоматика?.. Раскроется ли?.. Удивительно устроен человек: в такой-то отчаянный момент и занят мыслью не о себе!
Сергей пристально разглядывает небо, землю, в какой-то миг замечает вскинувшееся пламя: «Упал самолёт!.. Ни кресла, ни парашюта Ромкиного нигде не видно…»
Вдруг резкий рывок вернул его к собственной действительности: парашют раскрылся, кресло, освободившись от пилота, кувыркнулось черным крючком в стороне и, закрутившись, полетело вниз. Сергей взглянул вверх: стропы целы, напружинился ослепительно белой подушкой купол…
У земли быстро понесло. Сильный ветер. Развернувшись по ветру, Сергей приподнял ноги… Ещё несколько секунд — и ноги втиснулись в травяное поле. Он перевернулся, вскочил, стал быстро подтягивать к себе нижние стропы, и парашют наконец угомонился, лёг к ногам. Сергей быстро собрал ткань в узел, обмотал стропами: «Все! Теперь, голубчик, усмирён!»
Оглядевшись кругом, Стремнин заметил на просёлочной дороге велосипедиста. Закричал ему, не узнавая собственного голоса:
— Не видали, где мой товарищ?!
Как-то с запозданием пришло в голову, что товарищ мог не успеть покинуть самолёт… Только когда закричал, эта мысль кольнула сердце…
Но велосипедист показал рукой:
— Вон там, опустился благополучно.
— Не знаете, самолёт, падая, не наделал беды?
— Нет, в стороне упал…
Отлегло.
Сергей потуже увязал тюк парашюта, запихнул его под мышку и двинулся в направлении, указанном велосипедистом. Через несколько минут увидел идущего навстречу Романа.
Они обнялись и расцеловались. И это был, пожалуй, самый сердечный поцелуй двух мужчин.
* * *Комиссия копалась в обломках «Сапфира» три дня. Но инженер по эксплуатации сразу же сказал Стремнину, что относительно смещения пилона с подвеской он, Сергей, ошибся: тяга, идущая к кронштейну пилона, цела. «Следовательно, — продолжал инженер, — подвеска на пилоне, согласуясь с положением крыла, с его поворотом назад на любой угол стреловидности, могла быть только против потока, а сама по себе развернуться в полёте не имела возможности».