Читаем без скачивания Записки prostitutki Ket - Екатерина Безымянная

Но он же любит Люську и женится на ней, конечно же.

А чего деньги в семье, пусть и в будущей, считать?

И первые полгода Люська честно ждала, когда же ненавистная жена исчезнет с горизонта.

Жена сама не испарялась, и вскоре Люська запереживала.

Она устраивала ему истерики, пыталась забеременеть, картинно страдала, а когда и это не помогло — пошла к гадалкам.

Гадалки прочили ей счастливую жизнь с таджикским суженым. И карты, и хрустальные шары, и жижа черная, кофейная, — все говорило, что скоро он будет ее. Вот только надо немного подождать — месяц, два, еще чуть-чуть… И Люська ждала.

И, как штык, раз в месяц ходила спрашивать — а что же карты говорят?

Карты давали надежду и обещали… обещали… обещали…

В конце концов она устала ждать и верить и перешла в наступление.

Подружка, из коллег же, присоветовала ей ведьму — сильную, потомственную, что и отвороты-привороты, и привязки, и присушки — все сразу, и непременно сработает.

Ведьма была недешева, но, говорила подружка, она того стоит.

Ведьма встретила ее в частном доме, в красной комнате, заполненной запахами жженой золы, благовоний и мистических сущностей.

Она посмотрела на Люську пристально, спросила, что ее волнует, и обещала помочь.

И Люська снесла ей первую тысячу. Зеленых.

Ведьма провела обряд, нашептала, поводила, сверкнула хитрыми глазами, в которых отразился курс доллара к рублю, и сказала: «Жди, теперь он твой».

На следующий день, после очередного скандала, для острастки двинув ей под ребра, Азиз от Люськи ушел.

Вернулся он через два дня, с букетом и клятвами повинными, что, мол, прости, я был глупцом, люблю-жить-не-могу-я-твой.

Он проделывал этот трюк не в первый раз, но почему-то дешевенький веник и натужно-скупая слеза из его черных глаз убедили ее в том, что обряд работает.

И неважно, что после секса Азиз стрельнул у Люськи пару тысяч. Все эти тысячи — такие мелочи! Любовь!

Прошел месяц. Азиз все так же жил с женой, пользовал по пьяни Люську и менять ну явно ничего не собирался.

И в очередной раз зареванная Люська пошла все к той же ведьме.

Потомственная раскинула на карты, сказала: «Ууу, я вижу духи его предков, они не дают привороту сбыться, не дают его счастью случиться, ты же другой веры, тут нужен очень сильный обряд, на несколько раз».

И окрыленная Люська снесла ей еще пять. Зеленых косарей. На пять обрядов, по тысячонке каждый.

Правда, для этого пришлось метнуться в небольшой поселочек, где жила ее мама, с Люськиной же дочкой от первого брака, и стрельнуть в заначке немного деньжат — Люська собирала на квартиру.

Но к черту — к черту все! — когда есть такая любовь.

Она скупала полотенца, сидела с покрытой головой в красной комнате, слушая ведьмины подвывания, по совету ставила свечи в церквях на перекрестках, лила в полночь воду, втыкала в землю колышки, обтиралась заговоренной ведьминской травой и ждала таджикского суженого к себе навечно.

Время шло.

Через три месяца она снова была в том же доме. Ведьма заглянула в шар и внушительно сказала: «Вижу, вижу, жена-сука сильно ворожит на него, не дает уйти, надо еще обряды…»

На отворот к жене и приворот к Люське.

Плюс фото Азиза и волосы.

Как Люся добывала Азизовы клочки и фото — отдельная история. Но она их добыла.

И ведьма сделала ей сильнейший, ну самый сильный, какой только можно придумать, приворот.

За десятку. Зеленых. Да, Люська зачастила к маме в гости.

Плюс волшебный амулет (носить с собой) и баночку с мутной жижей — капнуть в чай.

Азиз напился чаю, в очередной раз обозвал Люську блядью (ей как раз позвонил клиент, постоянный; телефон забыла выключить), оставил легонький — так, пустячок — синяк на плече и в сто пятидесятый раз навеки отбыл в лоно семьи.

И вот Люська-Ангелина сидит, ревет некрасиво, размазывая слезы, и говорит, что, наверное, ведьма эта не очень сильна. Она, конечно же, ее не обманывала — ведьмы врать не могут, но просто ее силы не хватает.

Нет, что-то у нее выходит, Азиз ведь каждый раз возвращается, и видно — любит ее страшно, и страдает, и сохнет по ней, но сука-жена…

А потому — не знает ли кто из нас, где найти очень сильную ведьму?

Деньги у Люськи еще есть, не так чтоб очень много, правда. На квартиру уже все равно не хватает никак, и на полквартиры тоже.

(Мужчины нынче дороги.)

Поэтому — отступать некуда, суженого вернуть нужно.

Так вот я и спросить хочу: может, есть у кого знакомая ведьма, только чтоб сильная, потомственная, умеющая выбить дурь из головы? А то ведь без волшебного амулета еще как-то можно жить, а без мозгов — никак.

Мы с девочками уже договорились, что скинемся и заплатим.

Но только чтоб наверняка.

Качели

Сигареты, ночь, на столе кастрюлька с пельменями, соус, тарелки, крошки, пепел, вторая литровая. Расселись кружком — я, Лиза и Люба. Что у кого, что было и как было.

Вдруг Лиза:

— Девки, а давайте выпьем за то, что вот, представляете, соберемся мы через год, и все замужем, с животиками…

Я говорю:

— Лиз, не в этой жизни.

И Любка:

— А черт знает, девки. Жизнь — такие качели, не угадаешь вообще, как и куда…

Люба осталась сиротой в семнадцать.

Родители ушли внезапно, оставив Любке малюсенькую квартирку, без ремонта, на окраине.

Люба только успела закончить первый курс. В квартире плотно поселились странные друзья — у кого там есть мозги в семнадцать лет?

Знакомые и малознакомые заходили в гости, гуляли, оставались, уходили.

Потом как-то, почти сама собой, у Любы появилась Нинка.

Она была б ничем не примечательной, но… к своим девятнадцати — шесть лет работы на панели.

И как-то вечером, когда Любка была совсем без денег, Нинка впервые подогнала ей клиента. Он хотел двоих.

Так продолжалось больше года. Ночная жизнь не располагает к учебе, в институте пришлось взять академ. Зато вдруг стали появляться деньги.

Потом как-то удачно подвернулось место — в гостинице. Телочек собрали в смены, ночь через две. График, пропускать нельзя. Работа.

Понятно — часть охране, она и крышевала.

Нинка к тому времени как-то потерялась.

Жизнь заиграла. Деньги, такси, шмотки, шпильки, маникюр.

Любке было девятнадцать.

Любка была — звезда.

А потом она в первый раз влюбилась.

Максим был хорош собой, плечист, перебивался случайными деньгами, красил волосы по-модному и тоже, похоже, Любку любил.

К тому моменту, когда они стали жить вместе, он знал, что ночь через две она работает официанткой.

Потом как-то, то ли по пьяни, а то ли потому, что тяжело нести груз из неправд, Люба ему все рассказала.

Черт его знает, чего она ждала. Он должен был что-то сделать.

А он схавал.

То ли был молод и глуп, а то ли просто слишком ленив. Он не сказал: «Бросай, я заработаю». Он ничего такого не сказал. Перебесился, да и все.

И все осталось как есть.

Люба курит вторую подряд:

— Ну, он дома сидел. Готовил там, стирал… А еще так было — он меня вечером всегда на автобус провожал, когда я на работу ехала.

И замолчала. Подумала, потом:

— Ну так… жили… Любила я его, девки, пи*дец как любила. Я тогда совсем работать не могла — крышу сносило, что сплю не с ним. А деньги только я и приносила. На что б мы жили, если б я ушла?

У меня было такое, что он меня проводит, я на работу приезжаю, сразу к охране, штраф как за невыход заплачу, и бегом — на такси, домой, к нему.

Посидели, молча выпили. И Любка:

— Ну, и потом я от него забеременела. Случайно, расслабилась совсем. От любви часто такие дети.

Я к нему — что делать? Он бы сказал что-то, поддержал, я бы оставила. А он все на меня переложил: «Смотри сама, это тебе решать…»

Я сделала аборт.

Период был такой, безденежный, с клиентами туго, я за аборт буквально последнее отдала.

Он меня из больницы забрал, а дома жрать нечего.

Я полежала, подумала и поехала на работу. У меня кровотечение еще было, тампон поставила — кто там заметит.

А он меня на остановку провожает — авось я утром деньги привезу…

Привезла.

Довспоминалась, сидит, ревет.

И все так по-бабски, по-глупому, страшно.

Покурили, выпили, она продолжает:

— Мы с ним так три года прожили.

Было, что я уже так не могла, что-то с такой жизнью надо было делать. Он на работу вроде устроился, первую неделю только нормально проработал, а потом началось.

Раз приезжаю утром, а он спит. Я его бужу — почему на работу не поехал?

И он мне: «Денег нет на дорогу».

А деньги прямо на столе лежат. Так он хотел.

А потом как-то приезжаю утром со смены, на работе — две недели ни одного клиента, мы дома на хлебе и воде, у меня в сумочке последняя бумажка, мелочь какая-то, и больше ничего нет, и смена только через два дня — а будет там что-то?