Читаем без скачивания Король Давид - Давид Малкин

Когда совсем стемнело, раздался шёпот: «Дочери Шауля!», и мимо останков убитых и повешенных прошли, поддерживая друг друга, две женщины в тёмных платках. Одна громко всхлипнула, припала к земле и стала целовать чёрную ткань. Другая вместе с шедшим сзади крепким седым мужчиной подняла сестру с земли и увела к жертвеннику. Через некоторое время неизвестно откуда появился и вскоре невесть куда исчез прихрамывающий человек, и все узнали: «Мерив!» Ни он, ни дочери Шауля не подошли, как другие, к тому месту, где в разорванной одежде, посыпав голову пеплом, сидел на земле король Давид.

Была ли среди множества людей Рицпа, никто потом вспомнить не мог.

С похорон король и его приближённые верхом на мулах двинулись в Город Давида. И попали под проливной дождь.

И те, кто возвращался в свои наделы, тоже оказались под первым за два года дождём, разразившимся над Кнааном. Биньяминиты, пришедшие в Гиву проститься с останками Шауля, после похорон не вернулись в северные наделы, остались дома.

Дождь прекратился, и над оживающей землёй через всё небо просияла радуга – добрый знак, который Господь подавал измученному народу.

***

Глава 26.  Дело к вечеру

Осенью тридцатого года правления Давида в страну пришло изобилие. Хранилища для зерна переполнились, на токах не было свободного места – повсюду лежали снопы. Горшечникам ещё никогда не заказывали такие большие кувшины для масла, вина и сушёных фруктов. Ячмень и маслины на всех рынках стоили гроши, зато цены на рабов поднялись: крестьяне нуждались в помощниках, чтобы колосья не успели осыпаться и перезревшие фрукты не попадали на землю. Прекрасной оказалась шерсть в том году – длинная пушистая и прочная, оттого, что овцы кормились молодой травой на лугах Шомрона и Гильада. Сыры и масло из-за Иордана были светлыми и душистыми, а прозрачный и тягучий мёд диких пчёл находили чуть ли не в каждом старом пне в лесах Галилеи, собирали всем селением, и ещё оставалось на лакомство медведям.

Налоги на содержание королевского дома, на жертвоприношение и армию и на города-убежища поступали в срок. Адорам бен-Шовав напоминал Давиду, что необходимо построить новые хранилища для зерна, заполнить оливковым маслом каменные чаны в Городе Давида и обязательно сделать продовольственные запасы в других городах Земли Израиля.

Утром третьего дня недели лекарь Овадья позвал Давида посмотреть на своих новых учеников – молодых левитов. После экзамена каждый начинающий лекарь произносил:

«– Песок, тебе дана Богом неисчислимость. Обещал Всевышний Аврааму, что потомство его будет, как песок морской, – кто сочтёт его!

Дай мне частичку от твоего множества!

Небо! Господь сотворил тебя необъятным.

Дай мне частичку от твоей необъятности.

Земля! Господь сделал тебя нерушимой.

Дай мне частичку твоей нерушимости…

Обещаю употребить всё, чем вы со мной поделитесь, только во благо людям»[22].

– Сейчас пойду к воротам Мулов, – вспомнил король. – Обещал послушать, как судит мой сын Адонияу.

Он поздравил лекаря Овадью с новыми учениками и подарил каждому ящичек для лекарств и бронзовые инструменты.

Давид шёл наверх и радовался, что никто не идёт рядом, и можно иногда присесть и отдохнуть после подъёма. Он стал поглядывать вниз, зная, что от источника Гихон должны подниматься в гору девушки с кувшинами на головах. Близились праздники урожая – сезон, называемый Радостным временем года, и каждый день на жертвенник возливали воду и молили Бога об осенних дождях и обильной росе. Девушек не было – или уже прошли, или стал совсем плохо видеть, – подумал Давид.

Осенние празднества закончились. Крестьяне возвращались на поля и в виноградники, очищали землю от камней, подрезали и подвязывали лозы, выпалывали сорняки и приносили жертвы, прося у Господа, чтобы болезни не губили растения. Пели:

– Житницы наши полны, доставляют любое зерно.Овцы десятками тысяч на улицах наших,быки наши тучны,нет пролома и нет пропажи,нету воплей на площадях у нас.Счастлив народ, чья судьба такова!Счастлив народ, чей господин – Бог!

Покончив с Шевой бен-Бихри, Авишай бен-Цруя передал команду Бнае бен-Иояде и отправился домой, решив провести остаток дней у себя в хозяйстве, где его сыновья обрабатывали не раз переделённое ячменное поле, а в гранатовом саду и винограднике трудились жёны Авишая, жёны его сыновей и даже внуки.

За последние годы Авишай сильно сдал, но по-прежнему управлял хозяйством многочисленной семьи, и тем родичам, кто осмеливался пропустить подрезание лозы, опоздать на очистку семян или на перевозку зерна на ток, доставалось крепко. Авишай наказывал и награждал рабов, слуг, жён и сыновей так, будто продолжал командовать своим отрядом Героев. Не стал он мягче и после семидесяти. Этот его день рождения праздновал весь Город Давида – с песнями девушек, состязаниями молодых Героев и факелами по обводу крепостной стены. Авишай бен-Цруя теперь всё больше беседовал со своими сверстниками и жаловался лекарям на ломоту в костях и слабость. Давид тоже навещал Авишая, встречался у него в гостях с Иоавом бен-Цруей, которого всюду сопровождал его оруженосец Нахрай, такой же одинокий, как и сам Иоав, с совершенно седым Ирой бен-Икешем и с едва волокущим ноги коэном Эвьятаром, уже не участвовавшим в совете при короле. В доме Авишая он видел молодых Героев, не забывавших своего бывшего командира.

Давиду хотелось застать Авишая одного, чтобы рассказать, что и у него, Давида, ноют кости, кружится голова, письма ему зачитывают громким голосом, а когда Адорам бен-Шовав появляется с ежедневным отчётом о хозяйственных делах в Земле Израиля, приходится собирать все силы, чтобы следить за его словами. В памяти Давида всё чаще звучал ворчливый голос Авишая: «Завтра мы будем ещё слабее. Дело к вечеру, друзья, дело к вечеру…»

Всю жизнь Давид верил, что он любим Господом, а мир и люди существуют для того, чтобы помогать ему славить Господа. Теперь, оказывается, Давид перестал понимать знамения: ведь нужно было сразу собрать народ и захоронить останки Шауля – тогда засуха бы и кончилась.

А люди шли и шли к нему с просьбами, доносами, жалобами. Они не знали, что ему всё уже безразлично и огорчают только свои шатающиеся зубы, глухота и дряхлость. Он часто задрёмывал в своём кресле, но тут же вскакивал, кричал: «Ури!», «Рицпа», а потом оглядывался, не слышал ли кто-нибудь из слуг или родных. Приходя к Авишаю бен-Цруе, Давид смотрел на него, слушал, а вечером у себя дома садился возле жаровни, трогал струны невеля и бормотал:

– Бог мой! Зачем Ты меня оставил!Не удаляйся, ведь бедствие близко.Истлели кости,превратилась свежесть мояв летний зной.Сэла!Услышь молитву мою, Господь!Воплю моему внемли,не будь глух к слезам моим –чужеземец я у тебя, пришелец,как все праотцы мои.

Отврати от меня гнев Твой,спаси народ Свой и благослови наследие Своё.И паси их, и возноси их вовеки!Пусть такова будет милость Твоя, Господи,как упование наше на Тебя.

Не отдавай меня на волю врагов.Возрасти мне радость спасения Твоего,духом благородным поддержи меня.Оживи меня снова. Из бездны земнойвновь извлеки меня.

И душа, которую вызволил Ты,и язык мой весь день возвещать станутсправедливость Твою.Посрамлены и пристыжены будутмои недруги.Ликовать будет Яаков,веселиться будет Израиль.

Как-то сидел он один, и вдруг рядом возник светящийся шар размером с человеческую голову. От шара во все стороны шли тонкие малиновые лучи, будто иголки ежа. Давид сразу понял, что это – ангел.

– Ты уже за мной? – отшатнулся Давид. – Ты пришёл забрать меня?

– Нет, – вымолвил ангел. – Смертные покидают землю, но ты не уйдёшь из Города Давида никогда. С твоей душой будут говорить здесь души твоих потомков, таких далёких, что тебе их не представить. Они станут петь твои псалмы на другую мелодию и, упоминая твоё имя, благословлять тебя.

– А моё тело? – поднял взгляд старый король. – Оно так и будет болеть и не слушаться меня?

– Уже недолго, – ответил ангел. – Ты потерпи. Уже недолго…