Читаем без скачивания Дерианур - море света - Ольга Елисеева

-- Мы всегда так мечтали о Полтаве, о Лесной... -- протянул Гришан. -- Думали на наш век баталий хватит. Запомни, студент, это другое, совсем другое. Иван потому так все и перенес, что он знает об этом.

-- Но Иван не воевал, - удивленно поднял брови Потемкин.

-- Не важно, -- Гришан ласково взъерошил ему волосы на затылке. -- Он просто умный, он жизни во как хлебнул с малолетства, не то что мы, дураки, за ним, как за каменной стеной. Потому и знал. Ну да ладно. - Орлов поднялся. - Хватит о плохом. Пошли. Потешь мне душу. Ну и рожи у них сейчас будут! Ну и рожи!

Потемкин поплелся за другом. Он вовсе не разделял жестокого юмора Гришана, но перечить сейчас Орлу было все равно что совершать святотатство. Живой! Вернулся с того света!

-- Я там потом долго на поле лежал, -- вдруг сказал Орлов. -- Думал, что все, преставился. Была минута, -- он понизил голос, -- вдруг увидел и себя, и поле, и людей на нем точно со стороны... Потом прошло.

В гостиной орловской квартиры тлели свечи, расставленные на столе, на подоконниках и на шкафу. Мужики уже грузно навалились на доски столешницы и угрюмо гудели: "Ой, ты степь широкая, степь раздольная...", -- временами всхлипывая в кулак и прихлебывая из рюмок разлитый по ним огуречный рассол. Когда песня оборвалась на самой протяжной ноте, повисла короткая пауза. Никто еще не успел сказать ни слова или даже просто хрипло вздохнуть.

В этот момент дверь распахнулась с натужным по сырой погоде скрипом, и под звуки сильного, хорошо поставленного голоса Потемкина: "Вечный покой подай ему, Господи! И сотвори ему вечную память!" -- В полутемную комнату, озаренную слабыми язычками пламени, вступил Григорий.

Эффект был силен.

Многие повскакали с мест. Другие взялись за палаши на поясах, третьи творили крестные знамения. Федор вцепился в сероватую, залитую вином скатерть и непроизвольно рванул ее на себя. Алехан шустро обернулся к серванту и схватил с его пыльной крышки свои форменные пистолеты. Впрочем, не заряженные.

Паче чаяния, один Иван сохранял полное спокойствие. При виде Гришана он только крякнул, с минуту помолчал, а затем грузно поднялся из-за стола.

-- Ну здорово, братка! - Они обнялись. - Живой! Как есть живой!

Поцелуи и удары по плечам посыпались со всех сторон.

На потрясенного Болотова жалко было смотреть.

-- Скажи-ка, -- молвил Старинушка, садясь и чуть заметно потерев рукой сердце, -- это ведь твоя пакостная шутка была заслать к нам вперед себя лазутчика. -- Он показал пальцем на бледного капитана. -- Чтоб потом явиться, как в театре?

-- Нет, что ты, Ваньша, нет, -- замотал головой Григорий. - Нечаянно вышло. Я здесь на лестнице от Потемкина узнал, что вы меня пропивать вздумали!

-- Ври, ври, -- оборвал его Старинушка и яростно поглядел на Грица. -- А ты, подпевала церковный, и не грех тебе Гришке помогать?

-- Оставь его, -- Гришан хлопнул друга по спине. -- Не видишь, он совсем пьяный. - Орлов проводил Потемкина в угол на диван, а сам отправился к столу.

-- Федь, а Федь, чего харчи-то на пол покидал? - Весело осведомился он. - С возвращением меня, братцы! Отпраздновать бы надо.

После возвращения Гришана из армии, его роман с великой княгиней разрастался, как гангрена, пожирая уже не одну душу. Со свойственным Орлову упрямством он провозгласил свою возлюбленную лучшей на свете и убедил в этом всех своих приятелей.

-- Если ты себя не щадишь, то пожалей хоть ее доброе имя! Возмущался Потемкин. - Язык, как помело.

-- Ну я сам не знаю, как вышло, - искренне каялся Гришан. - Сидели в "Тычке"...

Он был так переполнен счастьем, так восхищался великой княгиней, что просто не мог не делиться этим со всяким встречным и поперечным. Потемкин вскоре бросил читать ему морали, тем более, что ничего дурного с Гришаном не случилось. Друг ходил по краю пропасти в открытую и, кажется, намеренно бравировал связью с цесаревной перед товарищами.

Гриц не сразу понял, зачем. Но, посмотрев однажды, как Орлов передает собравшимся в кабаке гвардейцам ее "материнское благословение" вместе с увесистым мешочком, кое-что смекнул. Покупать сердца служивых за деньги пошло, а вот когда подарки приходят вместе с восторженными излияниями влюбленного по уши товарища... Когда каждый слушающий видит себя на его месте... И знает ослепшим сердцем, как она хороша, добра несчастна... Луженые глотки орали здравицы в честь великой княгини, и Потемкин должен был признать, что друг добился своего. Преображенцы были за Екатерину горой. Измайловцы не отставали. Подтягивала и Конная гвардия...

В душе Гриц восхищался Орловым, разом приняв, как непреложную истину, что возлюбленная друга - первая из женщин. Порой он мучительно завидовал Гришану.

"А руки у нее белые и очи светлые. В седле держится, как амазонские девки. Глянет, и сам над собой подымаешься. Все тебе по колено, и для нее ни себя, ни других не жалко. Ибо ты перед ней ничто. - грезил Орлов. - Без нее свет не свет и ночь не темень".

-- И как тебе такое счастье привалило? - Язвил Потемкин, пытаясь вернуть друга к реальности.

-- Дай срок и тебе принцесса найдется, - Гришан все понимал по-своему.

"Да хоть кухарка!" -- Злился Гриц. Он и сам не знал, почему так бесится от рассказов друга. Потемкин имел успех у женщин. Что толку? Их убожество потрясало. Орлов со своими восторгами только подливал масла в огонь. Гришан по природе не мог быть скромен. Сам того не подозревая, он буквально заставил друга разделить его опасное приключение.

Гриц чуть было не сорвался с крючка, но жизнь готовила ему неприятный сюрприз. То, что он по началу принял за выход из лабиринта, оказалось замкнутым кругом и еще больше связало его судьбу с судьбой Орлова и великой княгини.

Однажды осенью молодой адъютант принца Георга отправился в дворцовую библиотеку. Там, как обычно, никого не было. Потемкин разбирал крайний от окна шкаф и уже готовился поставить томик Катулла на полку, когда услышал у себя за спиной твердый женский голос.

-- Что вы здесь делаете, сударь?

Потемкин обернулся.

Перед ним стояла молодая дама в голубом домашнем платье. Он раньше понял, что она прекрасна, чем рассмотрел ее лицо.

-- Вы воруете книги? - Строго спросила женщина.

Он молча пожирал ее глазами, и каждое слово поднимало у него в голове такой трезвон, что бедный вахмистр не понимал их смысла.

Взгляд незнакомки упал на его руки, отчаянно вцепившиеся в старенький переплет Катулла, и она почему-то заулыбалась.

-- Извините меня, я сказала глупость...

...Като узнала бы эти ладони из тысячи. Хотя лицо их хозяина видела всего второй раз в жизни.

Великая княгиня тайком посещала в Петербурге сына. Несмотря на то, что уже стоял ноябрь, весь двор жил в Петергофе, среди холода и сырости летних построек. Ей запрещали часто видеться с ребенком, но Екатерина упорно воспитывала в себе материнские чувства и старалась раз в неделю нарушать приказ царственной тетки.