Читаем без скачивания Сердечные струны - Ребекка Пейсли

И вскоре раздался храп, отдававшийся по всей комнате. Словно удар топора, ярость поразила ее с такой силой, что она едва не задохнулась.

Через десять минут все ее вещи были упакованы, еще через десять несколько служащих отнесли багаж вниз. Подготовка к отъезду лошади и повозки заняла еще десять минут. Через полчаса после того, как Роман захрапел, Теодосия выехала из города.

Роман проклинал темноту ночи — без луны, освещающей дорогу, нельзя было отыскать следов Теодосии. С раскаянием и дурными предчувствиями, грызущими его изнутри, он продолжал двигаться на юго-запад, туда, по словам конюшего, поехала Теодосия. Продвигаясь в тяжелом ночном тумане, выкрикивал ее имя, но безрезультатно.

Так прошел весь остаток ночи, а когда рассвело, то тоже не оказалось никаких ее следов — поток нескончаемых ругательств оставил у него во рту привкус ржавчины. Развернув Секрета, проехал около пяти миль, прежде чем заметил отпечатки колес повозки. Шелуха подсолнуха подсказывала ему, что отыскался след Теодосии. И час спустя нашел ее спящей под повозкой, и как раз вовремя.

Стая койотов тесно окружила повозку, уткнувшись носами в землю. Несколько хищников отделяло всего ничего от того места, где она лежала; другие подкрадывались к лошади, привязанной к повозке. Роман моментально осознал, что если выстрелит в койотов, то напугает лошадь, которая уже проявляла признаки паники. Если мустанг рванется, привязь не выдержит, повозка переедет Теодосию.

Единственное, что можно сделать, — успокоить лошадь до того, как она поймет, что происходит, и надо поторопиться.

К счастью, в скорости его Секрет не уступал никому — в одну секунду огромный серый жеребец, отозвавшись на приказ хозяина, рванулся вперед. Когда его конь помчался прямо на волков, Роман, как никогда, оценил то доверие, которое испытывало к нему животное.

Большинство койотов разбежались, но самые храбрые остались, чтобы не упустить добычу. Не сводя глаз с мустанга и не упуская из виду разъяренных хищников, Роман спрыгнул с седла и схватил уздечку лошади прежде, чем та успела испугаться. Выхватив кольт, приготовился стрелять в койотов.

Но не успел он сделать первый выстрел, как мустанг встал на дыбы. Роман с трудом удержал повозку.

Проклятие, нельзя стрелять! Голодные волки подобрались слишком близко к Теодосии — рисковать нельзя. Делая все возможное, чтобы успокоить мустанга, он выстрелил в воздух, отшвыривая ногой камни и криком пугая голодных зверей.

Теодосия моментально проснулась, и крик ужаса вырвался из ее горла: сердце колотилось от страха, ломило в висках. Она резко поднялась, забыв; что находится под повозкой. Ударившись головой о твердое дерево, ощутила головокружительную боль, в глазах потемнело. Последнее, что сумела разобрать, прежде чем потерять сознание, — кто-то выкрикивал ее имя.

— Теодосия! — еще раз крикнул Роман. Он слышал ее крик, но под повозкой не мог ее видеть. Испугавшись, что ее могут покусать, швырнул пистолетом в стаю крадущихся койотов.

Самый крупный из волков взвыл от боли и, поджав хвост, повернулся и побежал в дубовую рощу, другие звери потрусили вслед за ним. Роман понял, что угодил в вожака.

Как только звери убежали, мустанг начал успокаиваться. Роман длинно, пронзительно свистнул, подзывая Секрета, — жеребец остановился рядом с мустангом. Рассчитывая, что присутствие жеребца окончательно успокоит мустанга, Роман побежал к повозке и бросился под нее, зацепив в спешке клетку с попугаем, но не обратил на это внимания.

— О Боже, — прошептал он, внимательно оглядев Теодосию и увидев кровь у нее на виске. Осторожно вытащив ее из-под повозки, поднял на руки. Поборов волну тревоги, Роман отнес ее к краю рощи и положил на мягкую постель из влажных от росы листьев.

Судя по большой красной шишке, распухавшей у виска, он понял, что она не была укушена койотом, а ударилась головой, вероятно, когда пыталась сесть под повозкой.

Не обнаружив других повреждений, быстро развел большой костер, помня, что, если волки оставались поблизости, пламя удержит их от нападения. Вытащив кое-что из медицинских запасов, которые он держал в седельной сумке, обработал рану Теодосии: промыл чистой водой, заварил в котелке ветки полыни и листья ореха; когда отвар остыл, приложил к ране повязку, смоченную в пахучем отваре, и с облегчением вздохнул — опухоль начала спадать.

Теодосия не приходила в сознание, его беспокойство возросло. Продолжая держать у нее на лбу прохладную салфетку, он прижал ее к себе.

— Теодосия, очнись. Ну, очнись же, Теодосия.

Его тревога усилилась, когда она не отреагировала на его голос. Он быстро расстегнул лиф платья, стянул его к талии и вылил воду из фляжки на грудь.

Вода растеклась по сорочке, намочив ее. Она пошевелилась.

— Теодосия! — громко позвал Роман, похлопав ее по щеке. — Ради Бога, очнись! Открой глаза! Посмотри на меня, Теодосия!

Сознание возвращалось к ней медленно: вначале до нее дошел низкий, но отдаленный голос, за которым последовало ощущение влажности и холода, затем — пульсирующей боли в голове и жжения в виске.

Постепенно она почувствовала что-то большое и теплое с правой стороны — равномерный стук отдавался в ее правом ухе ритмичным звуком, она узнала его — сердцебиение. Кто-то держал ее.

Лежа с закрытыми глазами, она пыталась понять, что случилось и кто ее держит; вспомнила звук выстрела и чувство испуга и смятения. Кто-то… выкрикнул ее имя, больше ничего не могла вспомнить.

Биение сердца у ее уха усилилось, послышался низкий голос. Сильные руки держали ее.

— Роман.

Она еще не открыла глаза, но когда прошептала по имя, он понял, что она приходит в себя; продолжая похлопывать ее по щеке, приговаривал:

— Очнись, милая.

Ласковое слово слетело с губ помимо его воли. «Милая?» — повторил он про себя. Он никогда за всю свою жизнь не называл так ни одну женщину.

— Ну, хорошо, — повысил он голос, — хватит уже очнись же!

Открыв глаза, она увидела двух Романов, смотревших на нее. Заморгав, попыталась протереть глаза, но прошло несколько секунд, прежде чем стала видеть окружающий ее мир.

Первое, что она увидела — кусочки ясного голубого неба, — глаза Романа, слабо улыбнулась, затем посмотрела на его губы.

Если они могли о чем-то сообщить, то его душевное состояние было ужасным.

— Роман? Что слу…

— Лежи тихо, — предупредил он. — Не разговаривай.

— Но я только хочу…

— Ты ударилась головой. — Теперь, когда у него было доказательство, что все в прошлом, тревога уступила место гневу. — Вначале ты оставила своего телохранителя спящим в Уайт Крик, ехала одна всю ночь; разумеется, выбрала безлунную, так что твой след невозможно было отыскать; привязав лошадь, не выпрягла ее; отправилась спать под повозку, забыв разжечь костер; и в итоге ты едва не стала завтраком для чертовой стаи волков, которые не боялись подойти, потому что не было огня. Вот тогда, ударившись головой, ты и потеряла сознание.