Читаем без скачивания Русская пехота в Отечественной войне 1812 года - Илья Эрнстович Ульянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даву, по некоторым данным, в Мстиславльском предместье привел в замешательство и отбросил русскую 7-ю дивизию, но подошедшая 3-я дивизия генерал-лейтенанта П. П. Коновницына восстановила положение на этом участке. Части 27-й дивизии в Рославльском предместье под жестоким обстрелом и непрерывными атаками вынуждены были отступить до стен города, но здесь в бой вступили подоспевшие с правого берега 4-я пехотная дивизия и лейб-гвардии Егерский полк. Командир дивизии генерал-лейтенант принц Е. Вюртембергский лично повел в атаку от Малаховских ворот 4-й егерский полк.
Памятник «Благодарная Россия героям 1812 г.». Смоленск.
В бою за немецкой кирхой участвовали и стрелки Симбирского полка, заслужившие лестный отзыв Раевского: «Ай, новички, молодцы, чудо, как с французами ознакомились». Душенкевич писал: «Нам приказано шаг за шагом с боем отступать к Малаховским воротам; когда же, по свершении отступления нашего, французы заняли фор-штат и поместились в домах, из которых стреляли по нас, стоящих на эспланаде, Неверовский приказал уничтожить там засевшего неприятеля и сжечь форштат; охотники, взяв палительные у артиллеристов свечи, подбежали к домам, зажгли оные и в ту же минуту атаковали каждый дом. Французы с поляками, там находившиеся, редко который спасся. Наши солдаты брали в плен некоторых французов, но все поляки были жертвами мщения и презрения. Сражение повсюду усиливалось более и более; за уничтожением форштата французы пытались открытою силою – дистанционными колоннами, беглым маршем стройно подведенными, атаковать наши ворота, но общий голос «Ребята, в штыки! Ура!» опрометью поворотил французских удальцов за сгоревший форштат, в овраги, там находившиеся, после чего они начали бомбардировать город, а нам велено взобраться на стены, оный окружающие» [74, стр. 111, 112].
Действительно, к вечеру все русские войска были отозваны за стены крепости и вели ружейный и артиллерийский огонь, в свою очередь подвергаясь ураганному обстрелу около 150 неприятельских орудий.
Н. А. Андреев вспоминал о драматических эпизодах этого дня: «С рассветом на другой день также потеха возобновилась, но нас посылали только четыре раза в стрелки; батальон убавился более половины. Два ротные командира наповал были убиты… двое тяжело ранены, а прочих офицеров со мною налицо из 21-го оставалось 8… Утром, часов в 11-ть, командир Одесскаго полка полковник Потулов, увидя меня сидящаго с офицерами на земле, пригласил к себе закусить. Мы выпили водки и съели хорошей ветчины и телятины. Он очень был грустен, сказал, что вчерашний день у Малаховских ворот убили его любимую лошадь, и, взяв меня и адъютанта своего Аксентьева за руки, пошел ближе к валу, где у нас стояли пушки, посмотреть, как смело подымаются на гору французы; но едва успели мы подойти к концу горы, как несчастный полковник был убит наповал, держа нас за руки. Пуля прошла в грудь навылет в сердце, и он не сказал ни слова. Степан Степанович Потулов служил прежде капитаном в Преображенском полку, полковником произведен там же и назначен шефом Одесскаго полка, был умен и необыкновенной доброты.
Памятник «Благодарная Россия героям 1812 г.». Фрагмент. Смоленск.
Весь полк о нем плакал; об офицерах и говорить нечего: он их баловал и был отцом для них. Тут же его и похоронили у стены Смоленска. Верно, родные впоследствии сделали ему памятник, но память о нем долго оставалась и по преданию в полку.
Не умолчу об одном случае и верю, что есть предчувствие. У поручика 8-й роты нашего батальона была тетка, и у нее на Форштате свой дом. После сражения стрелки сменяются для отдыха довольно часто, тетка его приносила ему и нам завтраки, и он более 15-ти раз в два дни был в стрелках с удовольствием, брал пленных, был примерной храбрости офицер, в последний же раз около вечера пришла его очередь, он пошел к майору и убеждал его не посылать. Майор спросил, не болен ли он? – «Что ж, Иван Дмитриевич, я совершенно здоров; но тоска ужасная, идти не хочу, робость напала». Тот его убеждал и просил идти, сказывая, что ему будет стыдно и что он его за храбрость под Красным и в Смоленске представит к Владимиру с бантом. Пошел Кунцевич и против обыкновения простился со всеми нами, но едва рассыпались его стрелки, как был поражен пулей наповал. Я велел после его искать, чтобы похоронить, и что же? Его вечером принесли всего ограбленного: сапоги, сюртук и все сняли французы. Мы его похоронили на дворе его дома. Несчастная тетка его, бедная женщина, была неутешна и с нами вышла из города, а после мы ее потеряли из виду [87, стр. 187–189].
Ночью по приказу Барклая де Толли русские войска были выведены на правый берег Днепра. Отступление последовательно прикрывали егерские бригады сначала 3-й, а потом 17-й дивизии. Последняя, действовавшая под командой полковника Я. А. Потемкина, по словам Ермолова, отличилась в этот день. В приказе по 1-й Западной армии № 81 отмечался подвиг унтер-офицера этой бригады: «По воле Главнокомандующего… 30-го Егерского полка фельдфебель Шилинцев, оказавший редкий пример мужества и храбрости, взяв лично под Смоленском в плен пять неприятельских офицеров и невзирая на полученные раны, после перевязки возвратившийся в сражение, производится в подпоручики» [44, стр. 450].
6-го августа французы, войдя в пустой город, силами нескольких батальонов вброд переправились через Днепр у сожженного моста и атаковали Петербургское предместье. В бой постепенно были вовлечены полки арьергарда генерал-майора Ф. К. Корфа (4-й, 19-й, 30-й, 33-й, 34-й, 48-й егерские и Брестский пехотный полки) и 3-й пехотной дивизии, которые и отбросили противника за реку. После этого предместье находилось в руках русских войск вплоть до 5 часов утра 7
