Читаем без скачивания Тайна убийства Столыпина - Виктор Геворкович Джанибекян

потому, что Азеф именно был в это время в России, иначе мне достаточно было бы сопоставить положение Азефа в партии и осведомлённость его с самим совершением акта. Но Азеф был в это время в России, и по тем данным, о которых я раньше сообщил, ещё близко к боевому делу не стоял, а знал только то, что могли сообщить ему сильно законспирированные центровики.

...Но вот наступает 1906 год, арестуется Борис Савинков, и тут... Азеф становится близко к боевому делу в качестве представителя центрального комитета и боевой организации.

Интересна дальнейшая его роль. Я утверждаю, что с того времени все революционные покушения, все замыслы центрального комитета расстраиваются, и ни одно из них не получает осуществления. Указание в запросе на покушение на министра внутренних дел Дурново неосновательно, так как оно, собственно говоря, и открыто с участием Азефа. Затем дальше идёт поражающий ряд преступлений: покушение на Дубасова, взрыв на Аптекарском острове, ограбление в Фонарном переулке, убийство Мина, убийство Павлова, убийство гр. Игнатьева, Лауница, Максимовского. Но все эти преступления удаются благодаря тому, что они являются делом совершенно автономных, совершенно самостоятельных организаций, не имеющих ничего общего с центральным комитетом. Это удостоверено и процессами, это удостоверяется и данными из революционных источников. Орган соц.-рев. в № 4 “Революционной мысли” за 1909 год указывает на “полное бессилие партии в смысле боевой деятельности” в такие решительные моменты, как конец 1905 года и кровавый период, последовавший за разгоном Первой думы, каковые данные свидетельствовали, что в центре партии существовала измена, сознательно парализующая все усилия партии в сторону широкого террора.

Успешно работали только боевые летучие отряды, особенно северные; но удачная их работа объясняется только тем, что они были автономными, не связанными с центром партии. Замыслы их не могли поэтому быть известны центральному органу. Я говорю, что это подтверждается всеми процессами того времени. Все эти покушения — дело максималистов, летучих отрядов, дружин и тому подобных организаций. Повторяю, что все покушения, все замыслы центральных организаций того времени не приводят уже ни к чему, расстраиваются и своевременно разоблачаются.

Тут упомянуто было о террористическом замысле в 1908 году на Священную особу Государя Императора. Я удостоверяю, что это принадлежит к области вымысла и, очевидно, центральный комитет распускал эти слухи для того, чтобы оправдать этим свою бездеятельность в глазах революционных партий.

Вот, господа, всё, что поданным министерства внутренних дел известно об Азефе. Я изучал подробно это дело, так как меня интересовало, нет ли в нём действительно улик в соучастии, в попустительстве или в небрежении органов правительства. Я этих данных, указаний и улик не нашёл. Что касается Азефа, то я опять-таки повторяю, что я не являюсь тут его защитником и что всё, что я знал о нём, я сказал вам. Обстоятельств, уличающих его в соучастии в каких-либо преступлениях, я, пока мне не дадут других данных, не нахожу.

В этом деле для правительства нужна только правда, и действительно, ни одна из альтернатив в этом деле не может быть для правительства опасна. Возьмите, господа, что Азеф сообщал только обрывки сведений департаменту полиции, а одновременно участвовал в террористических актах: это доказывало бы только полную несостоятельность постановки дела розыска в Империи и необходимость его улучшить.

Но пойдём дальше. Допустим, что Азеф, по наущению правительственных лиц, направлял удары революционеров на лиц, неугодных администрации. Но, господа, или правительство состоит сплошь из шайки убийц, или единственный возможный при этом выход — обнаружение преступления. И я вас уверяю, что если бы у меня были какие-либо данные, если были бы какие-либо к тому основания, то виновный был бы задержан, кто бы он ни был.

Наконец, если допустить, что Азеф сообщал департаменту полиции всё то, что он знал, то окажется, что один из вожаков, один из главарей революции был, собственно, не революционером, не провокатором, а сотрудником департамента полиции, и это было бы, конечно, очень печально и тяжело, но никак не для правительства, а для революционной партии.

Поэтому я думаю, что насколько правительству полезен в этом деле свет, настолько же для революции необходима тьма. Вообразите, господа, весь ужас увлечённого на преступный путь, но идейного, готового жертвовать собой молодого человека или девушки, когда перед ними обнаружится вся грязь верхов революции. Не выгоднее ли революции распускать чудовищные легендарные слухи о преступлениях правительства, переложить на правительство весь одиум дела, обвинить его агентов в преступных происках, которые деморализуют и членов революционных партий, и самую революцию? Ведь легковерные люди найдутся всегда...

Таким образом, очевидно, не безвыгодно продолжать распускать нелепые слухи про администрацию, так как посредством такого рода слухов, посредством обвинения правительства можно достигнуть многого; можно переложить, например, ответственность за непорядки в революции на правительство. (Рукоплескания справа и в центре). Можно, господа, этим путём достигнуть, может быть, упразднения совершенно секретной агентуры, упразднения чуть ли не департамента полиции. Эту ноту я и подметил в речах предыдущих ораторов, надежду на то, что само наивное правительство может помочь уничтожить преграды для дальнейшего победоносного шествия революции. И дело Азефа, скандал Азефа послужит таким образом ad majorem gloriam революции.

...Я, господа, указал на обвинение, мне остаётся указать на обвинителей. Их трое: первый из них бывший фельдшер Михаил Ефимович Бакай в 1900 году собственноручно подал докладную записку в екатеринославское охранное отделение о своём желании поступить сотрудником в охрану. Сначала в Екатеринославе он открыл революционную, а отчасти и боевую организацию, обнаружил типографию в Чернигове, а затем раскрыл целую группу революционеров, арестованных в разных местах России. После этого в революционной партии последовал так называемый его провал; он оказался провокатором, и вследствие этого он должен был быть переведён в Варшаву, где помогает раскрытию польской социал-революционной организации, предупреждает покушение на генерал-адъютанта Скалона и даже чуть не погибает при задержании преступника, который должен был бросить в генерала разрывной снаряд.

Но одновременно с этим в охранном отделении возникает против Бакая подозрение. Дело в том, что обнаружилась проделка двух евреев, неких Зегельберга и Пинкерта, которые через, очевидно, весьма осведомлённое в охранном отделении лицо узнают о тех делах, которые направляются к прекращению, и, соображая, какие лица должны быть скоро освобождены из-под ареста, начинают вымогать у родственников этих лиц крупные суммы денег якобы за их освобождение. (Возгласы негодования в центре).

Таинственные сношения Бакая с этими лицами заставили охранное отделение немедленно и категорически потребовать от него подачи его в отставку, чему Бакай немедленно и молчаливо подчинился, хотя перед этим он усиленно просил о переводе