Читаем без скачивания Интрижка (СИ) - Кристен Эшли

ран, что она оставила на мне, вбила себе в голову, что, возможно, она единственная, кто сможет меня спасти, и, даже будучи в раздавленном состоянии, попыталась это сделать. Мы с Марго разубеждали ее в этом, учитывая твое появление в этой драме, и если бы она вмешалась, то нанесла бы еще больший вред. Не выдержав, Шандра, убежала, и я провел остаток дня и большую часть вечера, разыскивая ее, чтобы убедиться, что в ее состоянии она не врезалась в дерево, попеременно пытаясь дозвониться до тебя. Когда я ее нашел, благополучно доставил к родителям и оставил там, уже было поздно, поэтому с тобой решил разобраться утром. Ты привела нас к тому, чтобы исправить проблему так, как мы ее исправили, на что, spätzchen, я не жалуюсь, так как то, что мы сделали у той стены, было чертовски жарко. И вот мы здесь.

Здесь мы и были.

Все, что говорил Джонни казалось очень определенным, просветляющим и, если я позволю этому быть, обнадеживающим.

Но даже думай я так, я понятия не имела, каковы наши отношения.

— Кто мы теперь? — спросила я.

Его брови сошлись вместе, и снова превратились из мужественных и привлекательных в совершенно зловещие.

Джонни оглядел сарай, повернулся ко мне, обхватил обеими руками и крепко сжал, сильно встряхнув, и спросил:

— Как думаешь, кто мы, черт возьми, теперь?

Я не знала.

Поэтому и спросила.

Но я рискнула предположить.

— Не уверена, что смогу это сделать, — осторожно начала я.

— Что сделать? — сердито спросил он.

— Иди за ней. Я не хочу быть…

— Не говори этого, бл*ть, — прорычал он.

Я закрыла рот.

— Элиза, она была три года назад. Я любил ее. Этого не изменить. Я любил ее, и она разрушила меня, когда ушла, потому что так сильно я ее любил. Я не собираюсь извиняться за это, или отрицать этого, или ходить с тобой на цыпочках по тонкому льду, пока мы выясняем, что есть у нас и почему это так чертовски хорошо, так чертовски интенсивно и так чертовски все.

Я снова моргнула, глядя на него.

Он думал, что мы были…

Всем?

— Я подумал, что ты этого захочешь, — продолжил он. — Ты хотела бы знать, что мужчина в твоей жизни может испытывать такие глубокие чувства к женщине, с которой он решил провести остаток своей жизни. Но с ней этого не произошло. Она ушла. Я не был Спящей Красавицей, без сознания и неподвижно, ожидающий ее возвращения. Жизнь идет своим чередом. Я встретил тебя. Она — горько-сладкое воспоминание, и теперь она вернулась в мою жизнь, а с тех пор, как ты прочно в ней обосновались, то, к сожалению и в твою. Но факт остается фактом: она — воспоминание.

— Она прекрасна, — сказала я ему то, что он наверняка знал.

— И что?

— Я… ну, она одевается как ты. Вы… вы двое… — Я сглотнула и закончила: — Подходите друг другу.

— Что тут сказать? Ее образ рокерши-наездницы — крутой. Всегда был таким. Но я не трахаю ее. Я трахаю девушку в платье с декольте, которое напоминает мне, как сильно мне нравятся ее сиськи, и, детка, это не просто сексуально. Это взрывоопасно. Платье с гребаными птичками, и оно все равно такое сексуальное, что, лишь взглянув на него, я хочу задрать подол к талии, а еще лучше, чтобы платье лежало на полу у кровати, моей кровати, твоей кровати, мне все равно. Но будь уверена, причина не в этом, я хочу быть с тобой не из-за нашего с ней прошлого. Я просто хочу быть с тобой.

Я отстранилась, не физически, и по раздраженному взгляду, который бросил на меня Джонни (или еще более раздраженному), поняла, что он это почувствовал.

И все же я ничего не могла с собой поделать.

— Так ты хочешь трахать меня, — заявила я, и я не могла скрыть обиду в голосе.

— Ну, да, — выдавил он. — Бесспорно, Из, ты — лучшая любовница, которая у меня когда-либо была. Никто даже близко с тобой не сравнится. Ты не на первом месте. Ты дала новое определение первому месту.

Что ж, это своего рода комплимент.

— А еще мне хочется больше твоего гуакамоле, — постановил он. — И теперь я каждый день просыпаюсь в гребаные пять утра, потому что не могу спать, зная, что ты здесь, — он махнул рукой, указывая на конюшни, — заботишься о лошадях в одиночку. Каждую ночь, Элиза, я ложусь спать, перебираю в уме все свое дерьмо, думаю о тебе и гадаю, трогаешь ли ты себя, думая обо мне. Кроме ночи после «Звезды». Тогда я не сомкнул глаз, не в силах выбросить из головы, что ты здесь одна, и как тот ублюдок издевался над тобой. Не могу выразить, какое облегчение я испытал, услышав, что твоя сестра с тобой. Я был рад за тебя, потому что знаю, ты ее любишь, и потому что ты здесь не одна, и о тебе есть кому позаботиться.

Я неподвижно сидела у него на коленях, в его объятиях, уставившись на него и забыв, как дышать.

Джонни не забыл.

Он вздохнул, продолжая смотреть на меня.

— Последние две недели я много времени провел, злясь на Шандру, не потому, что она сбежала от меня, а потому, что позвонила и все испортила, прежде чем я смог сводить тебя в поход. И я потратил много времени, гадая, получила ли ты пионы и футболку, и задавался вопросом, стоило ли мне вообще их посылать, или это ухудшило ситуацию, и мне нужно поговорить с тобой об этом. Итак, в конце концов, я потратил много времени, просто думая о тебе, и, да, часть его я посвятил мыслям, что хотел бы сделать с тобой, чтобы заставить кончить.

— Значит, я тебе нравлюсь, — прошептала я с придыханием.

Он нахмурился, будто хотел придушить меня, затем откинул голову на спинку кресла и уставился в потолок.

— Приму за «да», — пробормотала я.

Его руки сжались вокруг меня так крепко, что мои ноги слились с туловищем, так что я превратилась в маленький шарик, плотно прижатый к его груди, Джонни поднял голову и отрезал:

— Да, ты чертовски мне нравишься.

— Окидоки, — промямлила я.

— Я знаю, что твоя сестра здесь, но сегодня мне хочется провести с тобой время, а потом я хочу, чтобы ты вернулась со мной на мельницу и провела там ночь.

— Она в затруднительном положении, Джонни, и на нее всегда ложилась огромная доля заботы о Бруксе.

Его лицо приобрело замкнутое выражение, я