Читаем без скачивания Нежное чудовище, или Я поставлю твою волю на колени - Юлия Шилова

— А ты умеешь?

— Конечно. Я ведь закончила музыкальную школу.

В зал зашла официантка, чтобы убрать со стола, но Танька жестом приказала ей удалиться. Сев за рояль, она заиграла одну из моих любимых мелодий.

— Станцуешь?

Кивнув, я быстро уловила такт и принялась танцевать. Танька, открыв рот, смотрела на меня. Вскоре лиловое платье упало на пол, и я осталась в одних трусиках. Когда музыка наконец закончилась, я остановилась, подняла с пола платье и на минуту застыла, потеряв дар речи. В дверях стоял папик и громко хлопал в ладоши.

— Здорово! — поддержала его Танька.

Покраснев, я схватилась за щеки.

— Ты чудесно танцуешь, — улыбнулся папик.

— Я пошла спать, — зевнула Танька, взяла меня за руку и потянула за собой.

Проходя мимо папика, я, опустив голову, еле слышно прошептала:

— Спокойной ночи.

Танька привела меня в спальню и показала на огромную кровать из дорогого канадского дуба:

— Прыгай и спи. Это тебе не койка в нашем бараке. Здесь ты должна выспаться.

Чмокнув меня в щеку, она вышла, плотно закрыв за собой дверь. Я моментально заснула. Мне приснился Глеб. Он сидел в кресле и просил меня станцевать. Я скинула телогрейку, ботинки и выполнила его просьбу.

Глава 14

Открыв глаза, я долго не могла понять, где нахожусь. Почему нас не будит дежурный? Ведь на улице уже светло — значит, давно пора идти на работу. Господи, ведь я свободна, свободна — наконец дошло до меня. Мне не надо умываться ледяной водой, есть баланду из железной миски и плестись на швейную фабрику.

— Я свободна! — закричала я во весь голос и, как девочка, запрыгала на кровати. — Я свободна! Я свободна!

Дверь открылась, и в спальню вошел папик.

— Даша, что-то случилось?

— Ой, простите меня! Наверное, я кричала так громко, что разбудила вас.

— Я шел умываться и вдруг услышал крик. Подумал, может, что случилось?

— Извините. Я проснулась и поняла, что свободна, поэтому не смогла сдержать своих чувств.

Папик присел на краешек кровати:

— Даша, а где твои родители?

— У меня никого нет. Только сестра, но мы с ней не дружны.

— У тебя есть квартира?

— Есть, но только не в Москве. Там никто не живет. Она закрыта. Я не хочу туда возвращаться. Не волнуйтесь, я не буду вам докучать. Я сегодня же уеду. Я раньше снимала жилье. Там лежат мои вещи. Мне есть где остановиться. На работу я устроюсь. Конечно, на старое место меня не возьмут, но я что-нибудь подыщу. Вы не волнуйтесь. Я сейчас встану, умоюсь и уйду.

Папик нахмурился. Неожиданно в кармане его халата зазвенел телефон. Он достал трубку и посмотрел на меня. Я натянула одеяло до самого подбородка и отвернулась к окну.

— Короче, если он не хочет платить, тащите его в подвал и выбивайте деньги другим путем. Нечего с ним цацкаться. Он что, баба, что ли?! Сделайте ему последнее предупреждение. Если не поймет, тащите в подвал. Если в подвале не расколется, надо грохнуть его к чертовой матери, и все. Давай, до связи.

Папик сунул трубку в карман и смущенно улыбнулся:

— Извини, Дашенька, за грубость. Это я так, производственные вопросы решаю. Коммерсанты — народ поганый, постоянно вынуждают идти на экстренные меры. Деньги лопатой гребут, «мерседесы» с квартирами покупают, а делиться не хотят. Но ведь моим браткам тоже кушать хочется. Семьи у всех, детей кормить надо. Коммерсы бутерброды с черной икрой едят, а мы чем хуже? Молодым ребятам и в сауне попариться хочется, и девочку хорошую заказать, и за город отдохнуть съездить. На все деньги немалые нужны. От коммерсанта все равно не убудет. Он ведь живет по принципу: «Купи-продай». С нами поделится — завтра новое купит, послезавтра опять продаст и деньги свои с наворотами вернет. А мои братки понятия не имеют, как это делается. У них другой принцип: «Если ты нормально живешь, так сделай так, чтобы и я жил нормально». Не думай, Дашенька, что ты к бандитам попала. Мы люди с понятиями, стариков и малоимущих не трогаем, да и к коммерсам стараемся бережно относиться, а ведь есть и такие, кому разницы нет, у кого забирать, вот они и метут у всех подряд. Мы же никогда старуху без пенсии не оставим, жалко нам тех, кто и так на воде да хлебе живет. — Папик помолчал немного, а потом сказал: — А насчет того, что ты нам с Татьяной мешаешь, не бери в голову. Мы тебя на улицу не гоним. Мы тебе обязаны по гроб жизни, и я, как отец, в большей степени. Ты моей Таньке жизнь сохранила. Поэтому живи у нас. Места много, всем хватит. Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Ты приятная молодая девушка, да и мне, старику седому, на тебя смотреть одно удовольствие.

— Не такой уж вы и старый…

— Но и не молодой. Годы свое берут. Здоровье уходит. Еще недавно сопливым пацаном был. А теперь в зеркало смотрю — голова белая. Супругу схоронил. Хорошо жили, дружно. В молодости всякое было — и ссоры, и ревность, а с годами все прошло. С годами мудрость приходит, но и одиночества начинаешь бояться больше всего. Хорошо хоть Танечка у меня есть. Может, внуков мне родит. У меня, конечно, времени свободного мало, но для них оно всегда найдется. Ты моей Таньке жизнь сохранила, значит, и внуков моих спасла. Что я, не знаю, что такое колония, что ли? Хочешь, у нас живи, хочешь, я тебе квартиру куплю, чтобы ты по углам не мыкалась. Танька тебя любит. Мне бы хотелось, чтобы вы не только в колонии подругами были, но и на воле тоже.

— Вы хотите купить мне квартиру? — не поверила я своим ушам.

— Куплю, если у нас жить не хочешь. Ты где раньше работала?

— Танцевала я…

— Балерина, что ли?

— Нет. Стриптизерша.

— Кто? — удивился папик.

— Стриптизерша, — повторила я дрожащим голосом. — Бар у нас приличный, зарабатывала неплохо.

— Что за бар-то?

— «Фламинго».

— Слышал, но не был. Я вообще-то не любитель по барам шарахаться. Я и на дом могу любую балерину заказать. Она мне без всякого бара станцует, и не только станцует, но и сделает что-нибудь поприятнее. Нужно выяснить, кто там у вас хозяин. Может, я этот бар перекуплю и тебе подарю за спасение моей дочери. Все ж хозяйкой бара лучше быть, чем ноги раздвигать.

— Что? — подскочила я.

— В общем, ты, Даша, подумай. Поживи немного у нас. Отойди от колонии. Приведи себя в порядок, а там видно будет. Как отдохнешь, мы поедем, подыщем тебе квартиру. Найдем нормальную работу, а со временем, может, и бар перекупим.

— Григорий Давидович, я и так вам по гроб жизни буду благодарна. Вы меня из колонии вытащили, деньги немалые за меня отдали. Что ж еще-то? Самое главное, что я на свободе. Спасибо вам огромное…

— Перестань, Дашенька, — перебил меня папик и протянул несколько стодолларовых купюр.