Читаем без скачивания Сюрприз для Александрины - Наталия Ломовская

По дороге Стася была очень недовольна, дулась и бормотала:

– Жила я себе, как вольная птичка, а тут здрасте-нате: папашенька к себе требуют… Я взрослая девочка, между прочим, спокойно могу замуж выйти, и пусть он особенно-то не командует!

Но подчинилась воле Аптекаря.

А тот выкинул фортель: решил посадить нас за парту.

– Если вы обе сходите с ума по парфюмерии, – объяснял он нам, – то вам следует получить хотя бы первоначальное образование. Потом можете поступать на высшие парфюмерные курсы, хоть в Москве, хоть во Франции!

– И где же мы будем получать это первоначальное образование? – поинтересовались мы со Стасей хором.

Мы теперь часто говорили хором. Мы стали очень похожими. И все не уставали обсуждать, как это вышло так, что в один и тот же день мы встретили мужчин своей жизни – да еще и зовут их одинаково!

А вот теперь отец еще и решил дать нам одинаковое образование, а именно: химическое.

Мы протестовали.

Но возражать Аптекарю было бесполезно.

Через месяц он сам понял, что его проект провалился. Мы оказались абсолютно бездарны в смысле химии!

Обе.

Аптекарь обижался на нас, устраивал сцены.

Приглашал репетиторов и прогонял их.

Брался сам объяснять нам задачи и убеждался в нашей полной неспособности решить хотя бы маленькую, элементарную задачку по химии!

Наконец он сжалился и позволил нам бросить учебу.

– Ах, да делайте вы, что хотите, – сказал он нам и закрылся в своем кабинете, громко хлопнув дверью.

Мы подождали, когда отец немного успокоится, и пошли к нему на поклон.

Стася мечтала изучать историю парфюмерии в Париже.

А мне вообще не хотелось учиться.

Мне хотелось выйти замуж.

Тем более что Макаров уже предлагал.

Правда, он как-то робко предлагал. И всякий раз оговаривался, что должен еще испросить позволения моего батюшки.

Крепко, видимо, напугал его Аптекарь.

И я сказала:

– Папа, мне нужно знать, в конце концов, что ты сказал Макарову.

– Чтобы он не очень-то губу раскатывал! – фыркнул Аптекарь. – Ишь, счастье ему, рыжему, привалило – такую красавицу, да за так получить! Вот я ему и заявил, что за тебя даже один барон сватался, да от ворот поворот получил. У меня, сказал, на тебя другие виды. Может, я тебя за принца мечтаю выдать. А что? Вон Виндзоры – какие женихи приличные. Стаська бы за старшего вышла, она любит постарее…

– Папа! – оскорбленно завопила Стася.

– А что? Я правду говорю. А тебя бы за младшего выдал, тебе ж рыжие нравятся…

– Папа! – закричала и я.

Высмеявший нас Аптекарь выглядел очень довольным.

– Пусть твой Макаров придет ко мне потолковать. Я еще подумаю, можно ли ему тебя доверить, – сказал Аптекарь угрожающе.

Но я уже не боялась отца и не понимала, как я могла бояться его раньше.

Почему мы были так замкнуты? Почему не могли говорить, как все нормальные люди?

Груз вины, тяжесть сомнений, печаль и одиночество разъединяют людей. Легче всего отдалиться друг от друга, накрыть сердце колпаком и жить, не чувствуя ничего.

Быть близкими людьми – ежедневный труд.

Титанический труд.

Потому что, чтобы оставаться близкими людьми, вы должны приближаться друг к другу постоянно. Все время идти друг к другу.

Если вы не приближаетесь – вы отдаляетесь.

Таков закон. И я это поняла.

Не слишком-то рано, можно было и пораньше.

Но хорошо и то, что не слишком поздно.

Макаров поговорил с отцом и сделал мне предложение.

На свадьбу приехала Стаська со своим Жаном.

Аптекарь, кстати, признал, что сестра обскакала меня – ее Жан оказался кавалером ордена Почетного легиона и имел титул.

Но меня мало волновали все эти сословные игрища.

Я была рада тому, что на мою свадьбу приехала мама.

Я ждала ее со страшно колотящимся сердцем и больше всего на свете боялась ее не узнать.

Но узнала сразу же, как только она появилась в дверях – высокая, красивая, загорелая. Мама обняла меня, и мы всплакнули чуть-чуть. Но не сильно, потому что силы нам еще пригодятся.

Нам нужно приближаться друг к другу.

Мы отмечали девичник втроем – я, Стася и мама.

Я была очень счастлива, но у меня было странное предчувствие.

Что-то должно было случиться.

Хорошее? Плохое?

Этого не я знала.

И это случилось утром.

Я глаз еще не успела разомкнуть, а все запахи, которые были в комнате, бросились ко мне и обступили меня. Пахло моим кремом, которым я на ночь мазала лицо.

Пахло мамиными духами – «Eternity» от Келвина Кляйна и Стасиными, подаренными ей Жаном, очень тонкими и своеобразными, но несущими в себе струю циветты, маленького и крайне вонючего зверька.

О-о, и зачем я это почувствовала!

От мебели пахло полиролем. От постели – кондиционером для белья. От занавесок – пылью. Из сада тянуло не только расцветающими пионами, но и навозным душком, а также кошками. Из кухни поднимались ароматы тостов и кофе.

И тут я все поняла.

Дар судьбы, говорил Макаров?

Вот, теперь он у меня есть.

Идеальное обоняние.

Я смогу стать парфюмером. Быть может, гениальным парфюмером. Если я чувствую со второго этажа, что минувшей ночью какой-то бродячий кот пометил дальнее дерево в саду, то у меня и в самом деле появилось недюжинное ольфакторное дарование, подарок высших сил на мою свадьбу.

Правда, дарование это причиняло и серьезные неудобства.

Для начала мне пришлось заново сварить кофе. Аптекарь сделал это сам, свежевымытыми руками, и кофе пах его мылом.

Потом я попросила парикмахера, явившегося делать мне прическу, обойтись без лака для волос. Выдержать распыление едко воняющей жидкости над своей головой я не могла.

Мое свадебное платье было прекрасно.

Это был корсаж из старинных ирландских кружев, которые последние сто лет пролежали в сундуке вместе с мешочком лаванды.

Юбка, сшитая молодым амбициозным модельером, – он злоупотреблял герленовским «Ветивером».

И фата, единственное, что не доставляло мне неудобств. Она пахла оберточной бумагой, вот и все.

Потом мне пришлось выгнать из лимузина Кузьмича. Старик чуть не обиделся насмерть, но я же не была виновата, что ради праздничка он так щедро воспользовался одеколоном, что в машине невозможно было дышать! Пришлось Аптекарю повести автомобиль самому, а Кузьмич потрюхал за нами следом на своем транспорте.

К счастью, Макаров забыл про одеколон. Он вообще про многое забыл и выглядел странно – встрепанный, с воспаленными глазами. Я бы подумала, что он слишком бурно справил мальчишник. Но перегаром от Жана не пахло.

Ну, вот ни капельки.

А вот слабое эхо всевозможных ароматов словно въелось в его кожу.

И вдруг я догадалась.

– Ты что, всю ночь делал для меня духи?