Читаем без скачивания Карл XII. Последний викинг. 1682-1718 - Сергей Цветков

Роос построил свой отряд в две линии под прямым углом друг к другу и спиной к лесу. Бой был коротким. «Все было тщетно, — пишет один шведский унтер-офицер, — острия вражеских пик вонзались в наши тела, смертельно ранив большинство из нас». Роосу удалось прорваться лишь с 300-400 шведами. Он отступил к Полтаве, где был добит вышедшим из города Келиным.

Спарре не решился пробиваться к Роосу сквозь русские полки. Он посмотрел на бойню издали и вернулся к Рёншельду с сообщением, что фельдмаршалу «незачем больше думать о Роосе», добавив, что «если Роос не может со своими шестью батальонами защитить себя от русских, то пусть убирается к черту и делает что хочет».

Рёншельд не успел обдумать странные слова Спарре. Новое известие действительно заставило его забыть о Роосе. С передовой линии доложили, что «неприятель выходит из своих укреплений».

Было 9 часов утра. Начиналась генеральная баталия.

Еще во время марша Левенгаупта на опушку Будищенского леса для соединения с кавалерией Рёншельда Петр распорядился вывести из лагеря и построить с северной и южной стороны 23 батальона, чтобы создать угрозу шведским флангам при возможном нападении на лагерь. Но Рёншельд, как мы видели, три часа провел в бездействии, выясняя судьбу батальонов Рооса. Эта передышка позволила русскому командованию привести в порядок отступившую кавалерию Боура и выработать план дальнейших действий.

После гибели отряда Рооса царь пуще всего боялся, чтобы шведы не ушли без сражения. Он говорил генералитету: «Ежели вывести все полки, то неприятель увидит все великое излишество и в бой не вступит, но пойдет на убег». Шереметев, Репнин, Боур, Волконский, Скоропадский возражали: «Надежнее иметь баталию с превосходным числом, нежели с равным», на что царь отвечал: «Победа не от множественного числа войск, но от помощи Божией и от мужества бывает, храброму и искусному вождю довольно и равного числа». Поэтому было решено оставить в лагере 6 полков и отослать к Полтаве 3 батальона — «для коммуникации». Солдаты резерва упрашивали Петра, чтобы он «повелел им быть в баталии». Царь разъяснил им: «Неприятель стоит близь леса и уже в великом страхе. Ежели вывести все полки, то не даст бою и уйдет: того ради надлежит и из прочих полков учинить убавку, дабы чрез свое умаление привлечь неприятеля к баталии».

Таким образом Петр намеренно ослаблял свои силы, чтобы добиться победы, — вещь неслыханная в военной истории!

Закончив совещание, царь и генералы вышли из шатра. Петр был одет как большинство офицеров — на нем был зеленый мундир с красными обшлагами и подкладкой, черная треуголка и высокие сапоги; на грудь через плечо была возложена голубая шелковая лента Святого Андрея Первозванного. Царь вскочил в седло своей любимой Лизетты, гнедой арабской лошади, подаренной турецким султаном, и поехал между рядами войск к воротам лагеря. Здесь проходящих солдат кропили святой водой.

Пехота строилась в две линии, заполняя промежуток между уже построенными 23 батальонами. Всего Петр предполагал использовать 42 батальона: 24 в первой линии и 18 во второй (по две шеренги в линии). Боевой порядок был очень тесный — локоть к локтю; в интервалы между батальонами поместили 55 трехфунтовых орудий (остальные полсотни пушек на всякий случай оставили в лагере на прежних позициях).

Кавалерия, построенная также в две линии, встала по флангам: на правом 45 эскадронов (9000 человек) Боура, на левом 12 эскадронов (4800 человек) Меншикова. Не участвовали в сражении казаки Скоропадского, стоявшие за Будищенским лесом, и калмыки хана Аюки, опоздавшие к началу боя.

Увидев порядок построения русских войск, Карл обратился к Рёншельду:

— Вероятно, нам нужно двинуться по направлению к русской кавалерии и ее прежде всего повернуть вспять?

Рёншельд возразил:

— Нет, ваше величество, нам следует нанести удар вон там, — и указал на русскую пехоту, видневшуюся на расстоянии версты от шведов.

Король в этот день был послушен, как ребенок.

— Делайте, как считаете нужным, — сказал он.

52 эскадрона Крейца первыми достигли своего места построения на правом фланге, но обнаружили, что им невозможно развернуть боевую линию: с севера им мешала своя же пехота, а с юга — огонь с редутов. Крейц отдал приказ построиться сзади пехоты. Когда Левенгаупт увидел это, у него, по его выражению, «резануло сердце, точно от удара ножом».

Малочисленной шведской пехоте пришлось построиться с большими интервалами, чтобы ее линия могла сравняться по длине с линией русской пехоты, но даже после этого линия русских оказалась длиннее линии шведов. В связи с этим между Левенгауптом и Рёншельдом возникла еще одна перепалка, окончательно взбесившая обоих. Левенгаупт, по его собственным словам, «испытал великую досаду» и «готов был скорее умереть», нежели дальше служить под началом Рёншельда. Впрочем, фельдмаршал вскоре смягчился.

— Сослужите его величеству еще одну верную службу, а мы с вами давайте помиримся и будем опять добрыми друзьями и братьями, — сказал он Левенгаупту.

— Желает ли его превосходительство, чтобы я сию минуту на врага войско двинул? — хмуро спросил Левенгаупт, вовсе не оттаявший от слов Рёншельда.

— Да, сию же минуту, — подтвердил тот.

Без четверти десять прозвучал сигнал атаки. Шведская пехота тронулась с места, русская двинулась ей навстречу. Противники начали сходиться: 10 батальонов против 42, 4000 человек против 22000, 4 орудия против 55.

Левенгаупт вел солдат с тяжелым чувством. «Этих, с позволения сказать, идущих на заклание глупых и несчастных баранов вынужден был я повести против всей вражеской инфантерии[60]», — писал он впоследствии. Но атаковать было необходимо, иначе шведам грозило окружение. К тому же атака пехоты позволяла кавалерии восстановить свою линию на правом фланге.

Рёншельд приказал Крейцу атаковать те русские батальоны, которые выступали за линию шведской пехоты. Сам фельдмаршал поскакал на левый фланг, бросив на ходу королю:

— Пехота пошла скорым шагом на врага.

Услышав это, Гилленкрок изумился:

— Как это возможно, чтобы баталия уже началась? (Его удивило то, что прошло всего несколько минут, как пехота построилась.)

— Они идут, — удовлетворенно отозвался Карл.

Охрана сомкнулась вокруг короля, его понесли на пригорок. Толстяк Пипер семенил за носилками и бормотал, задыхаясь: «Господь должен сотворить чудо, чтобы нам и на сей раз выпутаться удалось».

Царь перед началом атаки обратился к войскам:

— За отечество принять смерть весьма похвально, а страх смерти в бою — вещь, всякой хулы достойная.

Затем он некоторое время ехал рядом с Шереметевым впереди пехоты. Когда противники сошлись на расстояние орудийного выстрела, Петр остановил коня, взмахнул шпагой, благословляя войско, и сказал Шереметеву:

— Господин фельдмаршал, вручаю тебе мою армию, изволь командовать и ожидать неприятеля на сем месте.

После этого он отъехал во вторую линию и принял начальство над одной из дивизий. Шереметев последовал за ним (по уставу генералы и знаменосцы в бою должны были находиться за первой линией).

Русская пехота остановилась, ожидая врага; артиллеристы поднесли к фитилям факелы. Спустя мгновение раздался первый орудийный залп, шеренги окутал пороховой дым, распространяя по полю тяжелый запах тухлых яиц.

Атака шведов продолжалась 9 минут под несмолкающим артиллерийским огнем; на расстоянии 200 метров русские перешли с ядер на картечь. Оставшиеся в живых шведы с ужасом вспоминали эту атаку. По словам капрала Смепуста, неприятельский огонь напоминал «какую-то нескончаемую грозу». Драбантский писарь Нурсберг вспоминал, что «метание больших бомб вкупе с летающими гранатами на то похоже было, как если бы они с неба градом сыпались». Эскадронный пастор Смоландского кавалерийского полка Шёман свидетельствовал, что огонь был «доселе неслыханный», так что «волосы вставали дыбом от грома пушек и картечных орудий залпов». Прусский наблюдатель Зильтман вообще не нашел подходящих слов для описания.

Шведы валились на землю десятками, сотнями. По словам одного участника, «за один-единственный залп мы потеряли чуть не половину полка». Лейтенант фон Вайне писал, что его солдаты «сломя голову неслись навстречу смерти и по большей части бывали сражены грохочущими русскими пушками прежде, чем получили возможность применить мушкеты». А в одном шведском отчете о ходе сражения было сказано, что «наши полегли, точно трава под косой».

Сражение под Полтавой.

Шведские историки подсчитали, что русская артиллерия сделала 1471 (!) выстрел, каждый третий — картечью.

Несмотря на убийственный огонь, шведы шли прямо, уверенные в том, что, как сказано в уставе, «ни одна пуля не поразит солдата» без воли Божьей. Когда расстояние между противниками сократилось до 100 метров, первая линия русских мушкетеров опустилась на колено и вскинула ружья. Шведы перешли на бег, приберегая свои залпы напоследок.