Читаем без скачивания Одержимый - Владимир Санин

– Так что, как видите, кое-что мы сделали, – закончил Корсаков. – И уж во всяком случае, на корпус опередили наших зарубежных коллег: насколько мне известно, к натурным испытаниям они еще не приступили, и полученные нами данные, без сомнения, за рубежом вызовут живейший интерес. И неофициальном порядке, не для протокола, добавлю, что министерство, придающее результатам работы экспедиции первостепенное значение, не оставит без внимания ее участников; об этом, – Корсаков улыбнулся, – мне сообщили сегодня прямым текстом. Не будем излишне скромничать: приятно сознавать, что твой труд оценивается должным образом. А теперь приступим к обсуждению. Кто хочет высказаться?

Вот и закончилось мое путешествие, без особой грусти подумал я. Ни в какой ресторан вечером, конечно, не пойду и вообще на глаза Инне показываться не буду, пока не приведу в порядок физиономию. А там посмотрим… От смутной, еще не осознанной по-настоящему надежды сердце у меня сжалось. Мне вдруг захотелось сейчас же, немедленно домой, там наверняка кошмарный беспорядок, все вверх дном перевернуто. Нужно срочно дать Грише радиограмму, пусть хоть проветрит, приберег чуточку…

И тут мне в голову вползла странная мысль: почему Инна, зная, что мы уходим в море на несколько часов, не только уезжает домой, но и собирается в мое отсутствие жить на нашей старой квартире? Быть такого не может, чтобы Чернышев не поставил ее в известность, что экспедиция кончается. Странно, чепуха какая-то…

– Так кто же хочет высказаться? – повторил Корсаков.

Я с трудом отвлекся от своих мыслей. К моему удивлению, на лицах присутствующих можно было прочесть что угодно, кроме энтузиазма. Шевеля губами, недвижно уставился в одну точку Баландин, рисовал что-то в блокноте Ерофеев, пристально разглядывал мозоли на руках Кудрейко, и, прикрывшись ладонью, позевывал Ванчурин. Лишь один Чернышев всем своим видом показывал, какое огромное удовлетворение он получил. Убедившись, что высказываться никто не торопится, он, как примерный школьник, чинно поднял руку.

– Предлагаю от всей души поблагодарить Виктора Сергеича! – каким-то уж слишком сладким голосом воскликнул он. – Эх, эх, умей я так говорить, ни за какие коврижки в море бы не полез. Я бы стал, – бьюсь об заклад, никогда не угадаете! – доцентом в рыбвузе. Вот кому сказочная жизнь! Отчитал свои часы, поставил кому надо тройки и домой, в бабье царство. Эх, эх, не дал бог таланта! А без таланта разве станешь доцентом?

– Доцентов и, пожалуй, профессоров у нас побольше, чем опытных капитанов, – с уважением сказал Баландин. – Многие из них, Алексей Архипович, с радостью променяли бы свои кафедры на вашу рулевую рубку; я бы, кажется, задохнулся от гордости, если бы не вас, а меня поздравляли за операцию «Катамаран»!

– Это вы исключительно из доброго ко мне отношения, – любезно возразил Чернышев. – Шутка ли – доктор наук, профессор! Все вокруг на тебя маслеными глазами смотрят (Чернышев изобразил масленые глаза), с разинутой от почтения пастью (тоже изобразил) кланяются, деньги взаймы берут…

– А ведь и в самом деле берут! – рассмеялся Корсаков. – Ну, раз нет вопросов…

– Есть один, – подал голос Кудрейко. – Почему экспедиция заканчивается раньше времени?

Корсаков закивал, давая понять, что ждал этого вопроса и готов исчерпывающе на него ответить.

– Во-первых, – начал он, – таково желание руководства министерства, которое хочет, что вполне естественно, быстрее получать наши рекомендации; во-вторых, программа экспедиции в основном выполнена; и, в-третьих, причина сугубо личная, но для меня весьма важная: дела настоятельно требуют моего скорейшего возвращения в институт. Достаточно?

Кудрейко замотал головой.

– Может, вчера было бы достаточно, а после «Байкала»… Ну, такое чувство, Виктор Сергеич, будто мы арифметикой занимались, а до алгебры не дошли!

– Нельзя объять необъятного, – веско произнес Корсаков. – Я уже имел удовольствие отметить, что материал вы собрали богатейший и он вполне диссертабелен, – убежден в благожелательном отношении нашего ученого совета к вам обоим.

– Кандидатами наук будете, – позавидовал Чернышев. – В больших очках, с кожаными портфелями…

– Не о диссертациях речь, – морщась, сказал Ерофеев, – да и не напишешь их без алгебры. Не знаю, как вас, Виктор Сергеич, а Кудрейко и меня «Байкал» свербит, как заноза. Когда мы перебрались туда… ну, помогать с околкой, то будто глаза открылись, как у котят. Знаете, сколько льда было на «Байкале»?

– Тонн за тридцать пять, – осторожно сказал Корсаков.

– С гаком! – выкрикнул Кудрейко. – Пятьдесят, не хотите?

– Не ори, – остановил его Ерофеев. – Как положено, мы сначала замерили толщину льда на различных конструкциях, построили график его распределения по длине судна и методом трапеций определили объем. Получилось около пятидесяти тонн. А из этого следует…

– … что ни хрена мы пока что не знаем! – вызывающе заявил Кудрейко.

– Черт бы тебя побрал! – в сердцах выругался Ерофеев. – Из этого следует: первое – мы так и не выяснили, как бороться за остойчивость и выравнивать крен при сильном обледенении, второе – какие маневры должен производить в данной ситуации капитан, третье – каковы физические свойства нарастающего льда в экстремальных условиях, его соленость, структура и так далее… Не диссертация, Виктор Сергеич, получается, а липа!

– С одной поправкой, друг мой, – Корсаков снисходительно улыбнулся, – докторская! Задача же кандидатской значительно уже. Вы сильно преувеличиваете, Дмитрий Петрович, хотя такая требовательность к научной работе делает вам честь и вызывает уважение. Уверен, что ваши гидрологические исследования, равно как эмали Баландина, – Корсаков уважительно склонил голову, – войдут во многие монографии и даже учебники.

– Отлично сказано! – восхитился Чернышев. – И еще раньше тоже здорово: «Нельзя объять необъятного». Это вы лично, Виктор Сергеич, придумали, или… ты у нас, Никита, всезнайка, откуда?

– Из Козьмы Пруткова, – бесцветным голосом ответил Никита. – Сами прекрасно помните.

– Вообще-то помню, – согласился Чернышев. – Но все равно красиво, главное – вовремя сказано. Эх, будь я таким оратором…

– Вы это уже говорили, – с холодной улыбкой напомнил Корсаков. – Итак, друзья, если вопросов больше нет…

– Почему нет? – неожиданно разволновался Ванчурин. – Зачем, Виктор Сергеич, самих себя обманывать? Наши рекомендации годятся лишь для слабого и умеренного обледенения, так нужно честно и указать в отчете. И обязательно добавить, что обледенение в штормовых условиях нами не изучалось, поскольку от штормов мы драпали, задрав штаны!