Читаем без скачивания Вор (Журналист-2) - Андрей Константинов

«Наверное, в генах у меня какой-то вирус сидит, — думал он, ведя свой вездеход через забитый транспортом Невский. — Вирус под названием „неусиденчик“. Говорят, — у альпинистов что-то похожее в организмах творится; в горах к ним в кровь попадает нечто такое, что потом всю жизнь не дает покоя, заставляя вновь и вновь карабкаться по скалам, рискуя жизнью и здоровьем… Такие люди редко бывают счастливы, потому что в дороге они мечтают о доме, а дома — о дороге… Неужели и мне суждено подобное вечное наказание? Наказание или награда? Это ведь как посмотреть…» — философствуя таким образом, Андрей свернул на Садовую, проехал мимо любимого своего Михайловского замка и повернул налево, чтобы выскочить на Миллионную, бывшую улицу Халтурина. Запарковав «Ниву» почти напротив знаменитых эрмитажных атлантов, он закурил сигарету и, перед тем как идти в отдел кадров музея, невольно ушел мыслями в совсем далекое прошлое…

Дело в том, что отдел кадров располагался в том же крыле, где и эрмитажный театр, в который Андрей бегал по абонементу еще мальчишкой: мама настояла в свое время, она считала, что сын слишком много занимается спортом и из-за этого может вырасти тупым и необразованным, поэтому и заставила Андрея посещать два раза в неделю в течение трех лет лекции в так называемом Университете истории искусств. Андрей в глубине души мамину правоту понимал, но на лекции ходил без особого энтузиазма, просто мать очень не хотелось обижать… Тем более занятия в эрмитажном театре начинались довольно поздно, Андрей еле успевал на них после тренировок и прибывал для получения знаний по истории мирового искусства совершенно вымотанным. Когда лекция только начиналась, Обнорский еще способен был что-то воспринимать, но когда гасили свет и лектор показывал на экране слайды — репродукции полотен великих мастеров — вот тут Андрей уже не выдерживал и потихоньку задремывал…

Один раз очень неудобно вышло — рядом с Обнорским сидела взрослая (как ему, перешедшему тогда в десятый класс, казалось) девушка обалденной красоты.

Когда погас свет и Андрей заклевал носом, его повело на соседку, а она, видимо, решила, что школьник решил поприставать к ней, пользуясь темнотой… Вышел большой конфуз, девушка эта никогда больше рядом не садилась, а Андрей потом три лекции весьма успешно боролся с дремотой, поддерживаемый чувством стыда и зарождавшейся влюбленностью в прекрасную и строгую бывшую соседку… К счастью, эта влюбленность не превратилась для неопытного и впечатлительного мальчишки в большую проблему: однажды он увидел, что предмет его воздыханий встречает после лекции какой-то толстый и лысый дядя на машине и тогда так возмутился и обиделся, что немедленно разлюбил незнакомку. Только много-много позже пришло в голову, что этот мужик вполне мог быть отцом девушки.

В его голове образовалась удивительная каша из обрывков искусствоведческих знаний. Иногда он был способен блеснуть где-нибудь упоминанием имени и даже произведений совсем малоизвестного художника, но частенько не мог вспомнить ни одной работы признанного корифея…

Господи, как же давно все это было… Почему так быстро пронеслась юность, когда казалось, что, несмотря на все «страдания», открывавшаяся перед Андреем жизнь будет такой же изумрудной, как трава на полотнах великих мастеров… Слишком рано Обнорскому пришлось понять, что в жизни гораздо больше крови, подлости, грязи и жестокости, чем хотелось бы… И что слишком редко случаются настоящие праздники чистоты и любви, но — может быть, от этого они и ценнее, эти праздники?

Занятый такими мыслями и воспоминаниями, Серегин вышел из машины, поставил ее на сигнализацию и не спеша направился ко входу в эрмитажный театр.

Размягченный ностальгией по прошлому, он не заметил двух внимательно наблюдавших за ним парней в кожаных куртках — они «довели» Андрея до двери, один остался стоять у входа на Дворцовой набережной, а второй скользнул за Обнорским внутрь…

Серегина слегка удивило, что в отдел кадров Эрмитажа мог фактически беспрепятственно зайти любой прохожий с улицы, — милицейские посты располагались выше по лестнице. В Русском музее, например, куда один раз заглядывал по делам Андрей, все обстояло несколько иначе… Открывая дверь с табличкой «Отдел кадров», Серегин чуть не столкнулся с эффектной и довольно молодой шатенкой, выходившей из кабинета. Пропустив женщину, Андрей вошел внутрь.

В приемной начальника отдела кадров стояло столов шесть, но занят был только один — за ним что-то сосредоточенно писала крашеная блондинка.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Обнорский. Блондинка равнодушно кивнула, продолжая писать.

— Могу я выяснить один вопрос?…

— Какой именно? — Бальзаковская дама явно не была расположена к разговору.

— Понимаете, мне надо одного вашего сотрудника найти… — начал было Андрей, но блондинка его перебила:

— По этим вопросам к нашему шефу, а он будет только завтра.

— Да? — расстроился Обнорский. — А мне очень срочно надо… Помогите, пожалуйста…

И Андрей, умоляюще глядя на женщину, начал доставать из бумажника свою красную журналистскую корку.

— Ах, вы оттуда… — многозначительно протянула дама, лишь мельком глянув на удостоверение. Похоже ее ввел в заблуждение цвет корки, и она приняла Обнорского за представителя несколько другой профессии. Ведь в отделы кадров часто приходят за информацией из самых разных правоохранительных органов. Андрей, конечно, развеивать заблуждение кадровички не стал.

— Кто вас интересует? — уже более благосклонно спросила блондинка.

— Меня интересует женщина-искусствовед. Ее зовут Ирина, фамилию, к сожалению, забыл…

Серегин постарался вложить в свой взгляд весь запас обаяния, которым располагал. Кадровичка фыркнула:

— Молодой человек, вы хоть примерно представляете, сколько у нас сотрудниц работает? У нас больше пятисот искусствоведов, для вашего сведения… Как она хоть выглядит, эта Ирина ваша?

— Ну, она… — Обнорский смешался, ему не хотелось объяснять, что эту самую Ирину он никогда в глаза не видел — начнутся лишние вопросы, возникнет недоверие — поэтому он постарался описать внешность той, которую искал, по скудным обрывкам фраз, услышанных от Барона, и по собственным представлениям о том, какой должна быть невенчанная жена вора в законе? — Она такая… красивая.

Блондинка иронично улыбнулась, а Андрей вспомнил второй пароль, который назвал ему Михеев: «У вас глаза как у ренуаровской „Актрисы“».

— У нее очень яркие, большие глаза, серо-зеленые… Ну и она вообще вся такая яркая, шикарная одевается хорошо…

— Ясно, — скептически поджала губы кадровичка. — И вы туда же… Похоже, вам наша Ирочка Лебедева нужна… Что-то к ней в последнее время сплошняком из вашего ведомства мужики зачастили. И всем срочно, и всем, заметьте, исключительно по делу. Медом на ней намазано, что ли? «Лебедушка моя…» — вспомнился Серегину надтреснутый голос Барона…

«Лебедушка… Лебедева…» — Да, да! — закивал обрадованный Андрей. — Точно, Лебедева ее фамилия, как же я забыл-то… Простая такая фамилия… А как бы мне ее повидать?

Бальзаковская блондинка продиктовала Обнорскому служебный телефон Лебедевой, а потом пожала плечами.

— Вообще-то странно, что вы с ней в коридоре не столкнулись, она буквально перед вами отсюда вышла — по разводу своему справку приносила… Между прочим, по третьему… Сейчас домой ехать собиралась…

— Так это она была?! — хлопнул себя по лбу Андрей. — Точно, я просто не разглядел, темновато тут у вас… Спасибо, побегу, может, догнать успею…

Кадровичка вздохнула и неодобрительно покачала головой, а Обнорский опрометью выскочил в коридор и помчался к выходу, едва не сбив по дороге какого-то стриженого бугая… Бугай негромко ругнулся ему вслед, почесал в затылке и тоже потопал к выходу…

Выскочив на набережную, Андрей завертел головой, надеясь, что Лебедева не успела еще уйти далеко. Ему повезло — яркая шатенка в модном, перетянутом на узкой талии светлом плаще действительно еще не уехала, она ловила такси на набережной за мостиком через Зимнюю канавку, и к ней как раз подъезжала свободная машина… Андрей побежал — до женщины оставалось несколько метров, когда она открыла дверцу такси, сказала адрес и, видимо получив утвердительный ответ, уже начала садиться в автомобиль.

— Ирина! — заорал Серегин, плюнув на приличия — Ирина, подождите минуточку!

Лебедева удивленно оглянулась, увидела бегущего ней незнакомого черноволосого парня в зеленой невской куртке и недоуменно спросила:

— Это вы мне кричите, молодой человек?

«Ишь ты цаца какая», — хмыкнул про себя Андрей — «Молодой человек… Сама-то, может, еще и моложе меня…» Вслух он, однако, выдохнул: