Читаем без скачивания Второй выстрел - Энтони Беркли

Кстати, инспектор, — не слишком тактично поинтересовался Шерингэм, почему вы не установили это из допроса мисс Верити? Она говорит, что вы даже не задавали ей никаких вопросов относительно ружья, иначе она сразу же рассказала бы вам об этом.

— Нет, сэр, в самом деле не задавал, — расстроенно пробормотал инспектор. — Видите ли, мне пришлось поторопиться с допросом, бедная юная леди так переживала. И мне как-то не пришло в голову, что мистер Скотт-Дейвис мог сам взять ружье из стойки. Видите ли, сэр, я знал, что она-то не могла этого сделать, поэтому я просто не додумался спросить ее о ружье. — Он обращался не столько к Шерингэму, сколько к своему начальнику, который теребил свой седой ус и выглядел строго и официально. Я решил, что он обдумывает, какое взыскание наложить на подчиненного, и, судя по несчастному виду инспектора, того посетила такая же мысль.

— Однако, как бы то ни было, средство предлагает нам такой же широкий выбор, как и возможность. Кто угодно мог найти это ружье. В противоположность этому, действие не дает нам практически ничего. Возможно, я ошибаюсь, но пока нет вообще никаких улик относительно действия. — И Шерингэм вопросительно посмотрел на полковника.

— Действительно, никаких прямых улик, — согласился тот.

— Прямых улик? Это уж точно. У нас и косвенных-то нет, насколько мне известно. Нет, что касается действия, то тут нам придется полагаться на догадки, причем это относится не только к самому убийце, но и тому способу, которым мы изобличим его. Или ее. И, наконец, мотив. Я не хочу вдаваться в подробности на эту тему. Достаточно сказать, что каждый из тех, кто имел возможность, имел и мотив для убийства. За исключением мисс Верити, конечно. И во всех случаях этот мотив был достаточно серьезен, если не считать мистера Пинкертона. Его мотив, надо признать, был слабоват. Обычно люди не заходят так далеко из-за идиотской шутки, разве что в тот момент, когда они становятся ее жертвой и находятся под воздействием неконтролируемой ярости.

— Разрешите, я сделаю предположение, сэр, — вмешался инспектор. Помнится, вы говорили, что разговор будет откровенным.

— Совершенно верно. Прошу вас, инспектор.

— Хорошо. — Он смерил меня неодобрительным взглядом. — Вы сказали, что мистер Пинкертон и мисс Скотт-Дейвис только что поженились, что само по себе замечательная новость. Однако это дает ему тог же мотив, что и ей, не так ли? Мы навели справки, разумеется, и убедились, что мисс Скотт-Дейвис — то есть миссис Пинкертон — получает существенную выгоду от смерти своего двоюродного брата.

— Вы имеете в виду, что они могли сговориться между собой? — ничуть не смущаясь, переспросил Шерингэм. — Возможно. Я как раз хотел коснуться этой темы позже. — Я затаил дыхание. — А пока мы отметим про себя, что если они планировали обручение заранее, у него был такой же превосходный мотив для его осуществления, как и у большинства остальных.

— Эта идея только что пришла мне в голову, — сказал мне инспектор почти извиняющимся тоном. Он казался слегка удивленным, что Шерингэм согласился с ним с такой готовностью.

— Конечно. Так же, как и мне. В принципе, это совершенно очевидно. Однако продолжим. Я хочу представить вам мистера Пинкертона как человека, который действительно застрелил Скотт-Дейвиса. И даже точно скажу вам, как именно он это сделал.

Я едва мог поверить своим ушам. Неужели Шерингэм, за которым стояла мощь его репутации, действительно решил сдать меня той самой полиции, от которой он приехал меня спасать? По мере того как я его слушал, во мне росло мрачное предчувствие.

— Он нашел ружье, которое забыл в лесу Скотт-Дейвис, и припрятал его для своих целей. Во время спектакля он сумел прошептать Скотт-Дейвису, что желает переговорить с ним наедине по чрезвычайно важному делу, и предложил встретиться на маленькой поляне, когда все уйдут, и обсудить все с глазу на глаз. Он пропустил вперед профессора Джонсона и Брэдли, а случайный выстрел Хилльярда предоставил ему отличный повод, чтобы уйти от миссис Фицвильям якобы для того, чтобы предостеречь неизвестного стрелка. Хотя здесь сгодился бы и любой другой предлог — например, нарочно забытый в лесу портсигар. После этого ему несложно было застрелить Скотт-Дейвиса, как он и планировал. Пытаясь представить все как несчастный случай, но обладая чрезвычайно ограниченным воображением, он точно скопировал детали спектакля, в котором только что участвовал (и даже в том же качестве) и поэтому знал свою роль назубок.

Мисс Скотт-Дейвис подозревала его в преступлении, или даже больше чем подозревала, но поскольку была влюблена в него и хотела его прикрыть, то выдумала довольно убедительную историю, с которой и выступила на дознании. Я предположил, что ее рассказ был ложью от начала до конца, и все это время она в действительности провела на холме. Мистер Пинкертон отрицал правдивость ее рассказа именно потому, что понял: защищая его, она подставляет под подозрение себя, а поскольку он и сам был в нее влюблен, то скорее готов был принять все последствия своего преступления, чем допустить, чтобы она оказалась в нем замешана. Вот, полковник, в чем, по-моему, заключается истина, и не понимаю, почему вы до сих пор не арестовали Пинкертона.

Я в ужасе уставился на Шерингэма. Неужели все это происходило на самом деле?!

Полковник был поражен не меньше меня. Он подергал себя за ус и произнес:

— Да-а, я предполагал, что эта беседа будет необычной, но чтобы такое… — Он переглянулся с инспектором, и кровь застыла у меня в жилах.

Но прежде чем тот успел ответить, Аморель вскочила с диким воплем:

— Вы не можете его арестовать! Он этого не делал. Я признаюсь, слышите! Это я его застрелила. Я потихоньку спустилась с…

— Ага! — воскликнул Шерингэм, и в его голосе послышалось злорадство. Этого я и добивался! Теперь мы знаем правду. Поздравьте меня, полковник, я заставил настоящего преступника признаться в убийстве перед вами и целой комнатой свидетелей. Я-то знал, что это она, но не мог это доказать. Вот такие маленькие уловки часто помогают в таких случаях, жаль, что вы в полиции не очень-то умеете ими пользоваться.

Больше я не в состоянии был вынести.

— Шерингэм! — закричал я. — Да ты что, совсем свихнулся? Ты же отлично знаешь, что она не имеет к этому никакого отношения. Я вижу, для чего ты расставил эту ловушку, но мне не остается выбора. — Я повернулся в ту сторону, где сидели полицейские чины. — Джентльмены, Шерингэм вынуждает меня сказать вам правду. Ваше первое подозрение было совершенно правильным. Я убил Скотт-Дейвиса.

— Ох, Сирил! — простонала Этель, но я едва слышал ее.

— Однако я должен вас попросить, — продолжал я со всем достоинством, на которое был способен, — поверить моему слову, что моя жена не имела никакого представления ни о моих намерениях, ни…

— Так-так, теперь у нас есть уже два преступника на выбор, — внезапно перебил меня Шерингэм. В тот же момент Аморель, которая опять заняла свое место на диване, поймала мою руку и вынудила меня сесть рядом с собой. — Два чудных признания. Единственная загвоздка в том, что они совершенно противоречат друг другу, но не будем же мы смущаться подобными мелочами?

Давайте получше рассмотрим эту виновную парочку. Предположим, все так, как считает инспектор, — то есть мы имеем дело с очень умным, заранее просчитанным до мелочей планом. Предположим, они сговорились убить Скотт-Дейвиса, а потом поделить между собой наследство путем женитьбы. Возможно, они пошли еще дальше и спланировали это двойное признание на тот случай, если подозрение все же падет на них. Это было бы необыкновенно хитро с их стороны, не так ли? Единственный минус — то, что на самом деле ничего этого не было. Я сам свидетель, что до позавчерашней ночи никаких мыслей о помолвке, не говоря уже о женитьбе, у них не было и в помине, и если бы я в буквальном смысле слова не взял мистера Пинкертона за дрожащие плечики и пинком не подтолкнул его делать предложение девушке, в которую он был безнадежно влюблен, и не настоял, что сам напишу письмо епископу с просьбой выдать им разрешение на немедленное венчание до того, как мисс Скотт-Дейвис успеет передумать, — до сих пор не было бы ни этой помолвки, ни свадьбы. И сей факт нельзя проигнорировать. Так ведь все было, Пинкертон?

— Ну-у, — замялся я в ужасном смущении (право же, этот негодяй Шерингэм вытворяет черт знает что!); но мои дальнейшие слова потонули в совершенно непристойном взрыве дружного хохота, в котором приняли участие все, включая, кажется, и Аморель.

— Признавайся, это правда? — сквозь смех потребовала она.

Я пытался уверить ее, что все было совсем не так — ну, по крайней мере, не совсем так, — однако все в таком радостном предвкушении уставились на меня, что я сразу сбился с мысли и начал бормотать что-то невразумительное. Боюсь, Аморель и по сей день считает, что меня буквально пинками загнали под венец.