Читаем без скачивания Одержимость - Фридрих Незнанский

— Виталя! — кликнул мужичок в глубь гаража, но Башкова, отстранив его с дороги, повела Женю внутрь и поманила пальцем сидевшего на корточках у стены с газеткой в руках довольно пожилого товарища. Тот поднялся с видимой неохотой, ему Башкова непосредственным начальником не была, но все же подошел.

— Расскажи нам еще раз про шахматиста, который из окна выпрыгнул, — попросила Башкова.

Женя поддержала:

— Да, пожалуйста.

— Ну, девятого утром он ко мне подошел и спросил, значит, который час, — нехотя начал Мещеряков. — Я сразу понял, что он не того, не совсем нормальный. Сказал, что живет в 645-м, что у него перед рассветом бессонница, что каждый день слышит, как примерно в одно и то же время прямо под окно подъезжает машина, только какая машина, ему не видно, потому, что над служебными выходами у нас навесы широкие. Он, мол, по звуку сообразил, что грузовик, и несколько дней гадал: трехтонка или полуторка? Угостил меня сигаретами и спрашивает: мол, что, каждый день минута в минуту приезжаете-отъезжаете? Я и говорю, что график жесткий, но всяко бывает, иногда с разгрузкой задержат… минута, может, две туда-сюда, но в целом почти всегда в графике. Он еще что-то про погоду… что, мол, зима, уныло по жизни как-то, и ушел. А вы что, опять из милиции?

— Нет, я из Шахматной федерации, — ответила Женя. — А четырнадцатого вы не выбились из графика?

— В день, когда он выбросился?

— Да.

— Ну… врать не буду, наверняка не знаю. Меня и в милиции об этом спрашивали. Но я, как назло, на часы тогда и не смотрел. В прачечную приехал вовремя, так что, видать, не выбился, но опять же минута-две туда-сюда…

— Спасибо. — Женя развернулась и, не прощаясь с Башковой, пошагала к выходу. Все! Все, что нажито тяжким, непосильным трудом… все пропало…

Мещеряков за спиной буркнул что-то в адрес Шахматной федерации: дескать, развелось чиновников, а великие спортсмены все изошли на дерьмо. Женя не стала с ним спорить. Может, он и прав, в конце концов? Выбравшись из гаража, она сразу же позвонила Гордееву:

— Радуйтесь, Болотников спрыгнул сам, и тому есть доказательства. Моя версия лопнула с треском. Готовы обнародовать свою?

— Конечно, готов. — По голосу было слышно, что адвокат ужасно доволен. — Стройте Воскобойникова, трубите общий сбор. Уже мчусь делиться истиной.

К приходу Гордеева все уже собрались. Брусникина сидела как в воду опущенная. Гордееву даже стало ее жаль. Но любое выражение сочувствия она сейчас точно восприняла бы как утонченное издевательство, потому он не стал и пытаться его выражать. Воскобойников, сидя не на столе, а за столом (хоть фотографируй это аномальное явление), что-то писал, но тут же отложил бумаги.

— Савелий Ильич, — юбилейным голосом возвестил Гордеев, — где там ваша заветная бумажечка с десятью фактами?

— Всегда под рукой, — Заставнюк, не глядя в его сторону, достал из папки и положил перед собой список, содержимое которого еще вчера так чудно вписывалось в версию Брусникиной.

Гордеев поминутно одергивал себя: «не скалься! скромнее! Сдержаннее!» Но проклятое словечко «бенефис» так и вертелось в голове, а в крови просто бушевали гормоны дурацкого, почти беспричинного счастья.

Он налил и глотнул кофе, очень быстро, чтобы не подумали, что это театральная пауза, уселся за стол и на одном дыхании выдал три предложения, которые раз сто пятьдесят повторил про себя по дороге сюда:

— И Болотников, и Мельник покончили жизнь самоубийством. До самоубийства их довел компьютер, который для этого и разрабатывался. Осетров — автор идеи создания программы-убийцы, создал ее на деньги военных, а испытывал на своих основных соперниках, Болотникове — в первую очередь.

Все молчали, никто не возражал, и главное — молчали бессодержательно, как будто и не слышали вовсе, как будто он ляпнул только что какую-то банальность о погоде.

— Савелий Ильич, озвучьте, пожалуйста, наши факты. Посмотрим, насколько подходят они к моей версии.

Заставнюк вооружился карандашом.

— Значит, говорите, Болотников и Мельник покончили жизнь самоубийством. До самоубийства их довел компьютер, разработанный Осетровым совместно с военными? Ну, посмотрим… Факт первый: «некто распускает слухи о вредоносной сущности „Владимира“.

— Слух, скорее всего, распустил программист Органский, который понял, что сделал.

— Второе: обанкротившаяся школа Мельника.

— Никакого отношения к самоубийствам не имеет.

Заставнюк с видимым удовольствием нарисовал жирный минус.

— Норинский был инициатором вложения денег компании, в которой работает, в проект „Владимир“.

— Норинский, очевидно, не сразу понял, кто такие эти Development Comp.Inc. Но он вложил деньги и желает получить свои дивиденды.

— У самоубийства Болотникова нет свидетелей, а у самоубийства Мельника есть, — продолжил Заставнюк.

— Не имеет значения.

Заставнюк нарисовал еще один минус.

— Показания Колпакова противоречивы.

— Замороченный компьютером, Мельник заморочил голову Колпакову.

— Мельник — большой ребенок, а Болотников — ярко выраженный лидер и последовательный авантюрист. Постоянный конфликт между ними.

— Военными столь разные люди выбраны для репрезентативности испытаний. А Осетров целился в первую очередь в Болотникова.

— Некстати отъехавший самосвал.

— Ну, это просто. Болотников категорически кончал с собой и повторил бы это еще раз, когда самосвал бы уехал.

— Восьмое: Ведущий программист разругался с руководителями проекта в самый последний момент.

— Он понял, что сделал, и испугался. Отсюда и слухи.

— Девятое: тренеры Чирков и Гуревич тесно связаны с Осетровым.

— Осетрову тренеры были нужны, чтобы выведать домашние заготовки Болотникова и Мельника и тем вернее настроить компьютер на их уничтожение.

— Тайные сношения Мовсесяна с Норинским.

— Скорее всего, Норинский шантажирует военных. Они могли пообещать ему деньги в обмен на молчание тетки Мельника и Мовсесяна. Возможно, Норинский припомнил Мовсесяну и разорившуюся школу, тогда факт № 2 в моей версии тоже к месту.

— Получается, полтора-два факта ваша версия тоже не учитывает? — подытожил Заставнюк.

— Это, кроме того, что всем вам она кажется просто до жути неправдоподобной, да? — усмехнулся Гордеев.

— Почему же? — сказал Воскобойников. — добротная рабочая версия.

— Вы вчера то же самое говорили, — заметил Гордеев.

— Говорил. Причем и вчера, и сегодня абсолютно искренне. И во вчерашней, Жениной версии были небольшие дыры, и в вашей, сегодняшней они есть.

— Например?

— Например, легко могу себе представить некий единичный импульс, заставивший человека на мгновение забыть обо всем и стать одержимым одной-единственной идеей — покончить с собой. Но представить себе такое давление на психику, которое заставило бы человека захотеть собственной смерти настолько, чтобы заранее ее спланировать, мне лично очень сложно.

— Давайте поставим эксперимент, — предложил Гордеев.

— Эксперимент?

— Вот именно. Давайте уговорим Development Comp.Inc. дать нам возможность самим сыграть с „Владимиром“ и посмотрим, захочется вам покончить с собой или нет?

— Мне?

— Конечно. Кто из нас самый знатный шахматист?

Для них освободили приемную, гулко просторную, но, естественно, не идущую ни в какое сравнение с конференц-залом гостиницы „Хилтон“. шахматный стол, доска и фигуры были точь-в-точь такие же, как там. Зрители, если Брусникину с Гордеевым таковыми не считать, отсутствовали. Воскобойников договорился, чтобы представители Development Comp.Inc. до окончания испытаний не тревожили их ни под каким видом. Игра должна засасывать, трудно вообразить, как иначе она может оказать на человека столь пагубное влияние, вообще, хоть какое-то: раз нет груза ответственности, присущего публичным состязаниям, значит, по крайней мере ничто не должно отвлекать подопытного шахматиста от игры.

Соперника во плоти они так и не увидели: компьютер находился где-то в другом помещении. В приемную поставили только дисплей и клавиатуру.

— Это удаленный терминал, — объяснил программист. — На экране отображается позиция, протокол партии и хронометраж. Доска снабжена датчиками, ваши ходы компьютер видит, а когда ходит сам, подает звуковой сигнал. Вот здесь можете подрегулировать громкость. Во время официального матча ходы компьютера на доску переносит секундант…

— Я как-нибудь справлюсь, — кивнул Воскобойников, — поставьте монитор на стол напротив меня. Что делать, если я захочу предложить ничью или сдаться?

— Чтобы начать новую игру, нажмите клавишу „N“.

— Ну, а?..

— Нажмите „N“.

Первую партию Воскобойников уступил легко. За доской он насупился и сделался непривычно молчалив, но по тому, как расслабленно, нехотя он передвигал фигуры, тратя на обдумывание меньше времени, чем куда более сильный соперник, было видно, что Георгий Аркадьевич не собрался, не настроился на борьбу. Когда договаривались устроить тест, все казалось тривиальным: создать условия, максимально приближенные к турнирным, и посмотреть на реакцию испытуемого. Сошлись на том, что Воскобойникову, вероятно, будет противостоять выхолощенная версия „Владимира I“, отличная от „боевой“, погубившей Болотникова и Мельника, и все равно эксперимент может оказаться полезным. Кто сказал, что все ее ядовитые зубы расположены во вставной челюсти? Тогда Воскобойников согласился с Гордеевым, но теперь, похоже, не понимал, что же, собственно, от него требуется.