Читаем без скачивания Вечные хлопоты. Книга вторая - Евгений Васильевич Кутузов

всегда боялась переходить большие улицы, терялась, — и дальше уже так и пошли, и он приноравливался, сбиваясь с привычного шага, к ее мелкой и частой походке. А ему было это неудобно, мешала нога.

В первой же попавшейся аптеке они купили футляр.

— Сядем на троллейбус? — предложил Анатолий Модестович.

— Ой, опять переходить проспект! Лучше пешком.

И он подумал вдруг, что они никогда прежде не гуляли просто так по Ленинграду. Все годы, прожитые вместе, скользнули незаметно, в постоянной спешке и суете, а если и выбирались из дому, выкраивая свободный вечер, опять же спешили — в кино, чтобы не опоздать на сеанс, в гости, чтобы не являться последними... Редко в театр. Казалось, что так и должно, иначе не бывает, нельзя. Анатолий Модестович раньше с удивлением смотрел на супружеские пары — как правило, это были пожилые люди, — которые праздно прогуливались, смотрел и думал, что, наверное, им нечего делать. Неожиданно понял сейчас, что можно рука об руку идти по улице и молчать, но при этом испытывать удовольствие, явственно ощущая всю огромную полноту и красивость жизни. «Как мало человеку нужно, чтобы он почувствовал себя счастливым!» — подумал он, и тотчас явилось возражение: «Разве это так уж мало?..»

Людно и тесно было на Невском. В другой раз Анатолия Модестовича раздражала бы толпа и теснота, в которой приходится лавировать, чтобы не толкнуть нерасторопную медлительную старушку, не сбить с ног зазевавшегося ребенка, мамаша которого, повстречав знакомую, заболталась с нею, удерживая ее за пуговицу... Сейчас он не испытывал ни раздражения, ни неприязни к людям.

Ему было хорошо.

— Хочешь мороженое? — увидав лоточницу, спросил он.

— Хочу!

И снова Анатолий Модестович поймал себя на мысли, что никогда не покупал жене мороженое.

Они долго и бестолково бродили по галереям «Гостиного двора». Клавдия Захаровна нашла материал. Анатолий Модестович расстегнул плащ, чтобы вынуть деньги, и тут она обратила внимание, что у него сильно заношена рубашка. На складке воротника топорщилась бахрома.

— Бреешься редко, — укоризненно сказала она.

— Через день, как всегда.

— Знаю я твое через день! Не заставишь — не побреешься. — И было ей радостно сознавать, что никто не напоминает ему о бритье. Значит, некому...

Теперь они искали рубашку. Анатолий Модестович доказывал, что это совершенно излишне — покупать рубашку, что у него есть несколько штук, но Клавдия Захаровна стояла на своем.

— Не спорь, я знаю, что делаю!

В ее голосе звучало недовольство, какое бывало каждый раз, когда она настаивала на чем-то, а он не соглашался. Обычно это злило его. Казалось, что жена упрямствует из самолюбия, лишь бы настоять, но сегодня и ее настойчивость была приятна ему.

Клавдия Захаровна выбрала голубую рубашку и сама заплатила за нее.

— Я хочу есть, — сказала она, когда они наконец вышли на улицу. — Зайдем в пирожковую.

— В ресторан! — заявил Анатолий Модестович.

— Ты сошел с ума! Там страшно все дорого и два часа будешь ждать, пока подадут.

— Все равно! Только в ресторан.

Поистине это был день больших и маленьких открытий — в ресторане они тоже никогда не были вдвоем.

Анатолий Модестович заказал цыплят табака, икру, коньяк и шампанское. Клавдия Захаровна потянулась рукой, чтобы заглянуть в меню.

— Неудобно, люди кругом, — остановил он.

— Сколько же это стоит? — шепотом спросила она.

— Не дороже денег. — Анатолий Модестович подумал, что на обратную дорогу у него хватит, а на месте (именно «на месте», не дома!) можно перезанять до получки.

— Увидал бы отец, как мы с тобой шикуем. Ох и влетело бы нам!

— А он знает, что мы сегодня вместе?..

— Что ты!

— И не догадывается?

— По-моему, нет. А здесь уютно.

— Почти как дома, только не дома, — невесело пошутил Анатолий Модестович.

— Не надо, Толя... — тихо сказала Клавдия Захаровна.

— Поедем со мной, Клава!

— Куда?..

— Ко мне.

— А жить где? — машинально спросила она.

— Я хоть завтра могу получить квартиру, — сказал он. — Мне уже предлагали, я отказался.

— Ох, Толя... А дети?

— Что дети? — не понял Анатолий Модестович.

— Где они будут жить?

— С нами, где же еще!

— Отец без ребят не сможет, — вздохнув, проговорила Клавдия Захаровна.

Живут же люди спокойно и мирно, грустно думала она, радуясь, что вот они сидят рядом с мужем, вместе сидят, но в то же время и зная, что она не имеет права на эту маленькую тайную радость, потому что дети-то не видят отца... Почему, почему ей так не повезло в жизни? Может быть, все дело в том, что она слишком легко и просто нашла свое счастье, когда вокруг были страдания и слезы, оттого оно и оказалось недолговечным, горьким?..

Но разве мужу нельзя вернуться домой, в семью? Она постарается забыть обо всем плохом, и они станут жить, как жили раньше, в согласии и мире...

«Как раньше»... А что было раньше, было ли счастье, которое она столь ревностно оберегала, была ли вообще любовь, а если была, не растворилась ли она давным-давно в повседневных заботах, без которых не проживешь, это так, но которые не должны заслонять чего-то более важного, значительного, того, что и делает людей счастливыми... Теперь ли случился разлад, как хотелось бы думать, или теперь лишь его продолжение, а началось все прежде, чем она обратила внимание?..

Но в чем причина его?

Конечно же, вынужденно признавалась Клавдия Захаровна, не в Зинаиде Алексеевне. На ее месте могла оказаться другая женщина, а то, что случилось, случилось бы все равно.

Она жила, старалась жить тихо и незаметно возле мужа, рядом с ним, время от времени предъявляя свои маленькие права на него, требуя внимания к себе, но ничего не сделала для того, чтобы быть не рядом, не возле, а вместе...

После ресторана они бродили по городу, говорили о чем-то, строили даже планы на будущее, в которых неизменно находилось место и старому Антипову, и каждый из них знал, что