Читаем без скачивания Дубровинский - Вадим Прокофьев

Но в Москву приехал Владимир Ильич. Приехал, чтобы на месте познакомиться с положением дел.

Литературно-лекторская группа при Московском комитете во главе с М. Н. Покровским по заданию комитета уже приступила к изучению опыта и уроков Московского восстания. Она быстро готовила сборник «Текущий момент».

Ленин подолгу беседовал с партийными организаторами районов, членами лекторской группы.

Владимир Ильич прошел и по местам баррикадных боев. Еще ветры не сдули копоть пожаров, еще стояли, ощерившись мертвым оскалом оконных глазниц, выбитых дверей, типография Сытина, Прохоровская мануфактура, дома Пресни. Когда в марте Ленин снова приехал в Москву, его сопровождал Скворцов-Степанов, который и записал в своих воспоминаниях, что Владимир Ильич «…с жгучим вниманием относился… ко всему, связанному с Московским восстанием. Мне кажется, я еще вижу, как сияли его глаза и все лицо освещалось радостной улыбкой, когда я рассказывал ему, что в Москве ни у кого, и прежде всего у рабочих, нет чувства подавленности, а скорее наоборот… Организация частично глубже ушла в подполье, но вовсе не отказалась и от открытой агитации и пропаганды. Никто не думает отрекаться от того, что большевики делали в последние месяцы.

О панике, об унынии не может быть и речи. От повторения вооруженного восстания нет оснований отказываться».

Встречался ли Владимир Ильич в Москве с Дубровинский? По всей вероятности, нет. Скорее всего такая встреча произошла в начале января 1906 года в Петербурге. Во всяком случае, уже в конце января 1906 года Иосиф Федорович стал членом объединенного Петербургского комитета вместе с большевиками И. А. Теодоровичем, П. А. Красиковым, Ф. И. Голощекиным, Д. 3. Мануильским, М. М. Эссен…

Но здоровье Дубровинского было подорвано вконец.

Не только физическое напряжение, сверхчеловеческая работа, бессонные ночи, недоедание, но и огромная нервная нагрузка обострили туберкулезный процесс. А ведь Иосиф Федорович и в более спокойной обстановке не очень-то заботился о своем здоровье. К его услугам не было лучших врачей, хотя, наверное, он и обращался к врачам-большевикам, среди которых были такие крупные специалисты, как доктор Обух.

В начале 1906 года Иосиф Федорович по настоянию и стараниями товарищей оказался в небольшом финском санатории. Царские жандармы, полиция еще не осмеливались проводить аресты в Финляндии, и здесь, в «ближайшей эмиграции», находилось много активных участников революции.

Дубровинский мог немного отдохнуть и подлечиться, не заботясь о безопасности. Он уже и не помнил, когда ему приходилось отдыхать. Да полно, приходилось ли? Разве что на «романовских курортах»…

А здесь тишина. Здесь сосны и нетронутые сугробы. Яркое солнце. И замкнутые, но доброжелательные люди.

А он как солдат, только что выползший из пекла боя. Он рвется снова туда, где гремит битва. Но у него нет сил подняться. И тишина, покой утомляют больше, чем бессонные ночи и грохот баррикад.

Как трудно иногда биографу проникнуть в мир чувств и настроений своего героя! Герой их скрывал не только от потомков, но даже от людей, соприкасавшихся с ним ежедневно. Была ли это скромность или природная замкнутость, минутное настроение или длительная полоса вынужденного молчания – теперь остается только гадать. И вероятность разгадки столь же ничтожна, как ничтожно малы у нас сведения о жизни, думах и настроениях Иосифа Федоровича в дни, когда он сидел у окна санатория, не рискуя выйти на мороз. Или в недолгие часы прогулок среди озябших сосен.

Возможно, что он писал письма домой, даже наверное писал. И может быть, вспомнил договор, заключенный с Анной Адольфовной еще в Яранске: «Кто из нас будет иметь меньше значения для революции, тот возьмет на себя основную заботу о детях».

Основная выпала на долю Анны Адольфовны. Она сама признавалась, что семья старалась освободить Дубровинского от забот о себе. «Но его постоянно мучила мысль о том, что он не может в должной мере помогать нам. „Когда, дружище, ты станешь более справедливой, менее доброй, более злой?“ – спрашивал он меня в одном из писем».

Может быть, это письмо пришло из Финляндии?

…Недолго пробыл Иосиф Федорович среди сосен и в тишине – меньше месяца. Наверное, к нему приезжали товарищи из Питера. Не забывали и те, кто временно удалился в Финляндию, заметая следы.

Они рассказывали о незатихающей революционной борьбе, о том, что перед партией сейчас встал вопрос об объединении всех сил пролетариата. И не кто иной, как Ленин, потребовал созыва нового, IV съезда. Объединение с меньшевиками? Да. Но Ленин, выступая за объединение РСДРП, ставил условие – сохранение идейной и организационной самостоятельности большевиков.

Большевики должны прийти на съезд со своей платформой, чтобы не смазывались принципиальные разногласия. Ленин говорил о боевом соглашении с Другими революционными партиями, но и требовал решительного разоблачения их псевдосоциалистического существа.

Мог ли Иосиф Федорович долго высидеть в санатории? Конечно, нет. Уже в конце января он включился в подготовку IV Объединительного съезда РСДРП.

По заданию Петербургского комитета и лично Ленина Дубровинский объезжал заводы, фабрики, железнодорожные мастерские. Разъясняя позицию большевиков на предстоящем съезде, он выполнял привычную работу.

Дубровинский знал, как нужно разговаривать с рабочими. Он не умел просто отговорить заранее заготовленную речь, ответить на вопросы и, добившись нужной резолюции, спешить на следующее заседание. По давно укоренившейся привычке он обязательно входил во все мелочи партийной работы на заводе или фабрике. Делился своим богатейшим опытом партийного организатора.

И когда Иннокентий докладывал комитету о состоянии дел на конкретном предприятии, то поражал всех знанием таких деталей, таких мелочей, словно он сам вел эту работу.

Естественно, что Петербургский комитет очень широко использовал организаторский дар Дубровинского…

Но краток наезд Иосифа Федоровича в столицу.

И снова первопрестольная. Весна 1906 года обещала быть здесь бурной. Уже в первомайских забастовках участвовало только в Москве 60 тысяч рабочих. А ведь было еще и промышленное Подмосковье!

Теперь в Москве бастовали и текстильщики, и булочники, и портные. А за ними потянулись и металлисты.

В Московском комитете хорошо понимали, что эти отдельные стачки легко могут привести к всеобщей забастовке. А, как показывал опыт, всеобщая забастовка неизбежно завершится решительным политическим столкновением. Иными словами, восстанием. Но к такому столкновению не подготовлены ни рабочие, ни тем более другие слои населения, без участия которых невозможно победоносное восстание пролетариата.