Читаем без скачивания Охота на НЛО - Виктор Бурцев

– Не переберусь я через границу… – выдохнул Хейти, вспоминая человека в квартире Мельникова. – Не дадут.

Сергей поморщился, отлепился от стены, возле которой стоял, и выглянул в проем окна. Сырой ветер трепал его волосы.

– Ну, не дадут так не дадут, – подвел он итог. – Поедешь со мной. Заныкаемся в глуши, будем раков ловить. У вас в Эстонии раки водятся?

Хейти ничего не ответил. Прикрыл глаза. После бессонной ночи, диковатых приключений в стиле Тарантино, погони и стрельбы наконец наступила реакция. Захотелось спать, глаза нещадно щипало.

«Вот так бы заснуть и не просыпаться…» – мелькнуло в голове.

Затем перед глазами встала темная, жирная лужа красного цвета и Екатеринбургский, лежащий рядом. Хейти быстро открыл глаза, протер их тыльной стороной руки. Сказал:

– He получится. И раков не получится ловить, и в деревушке отсидеться. Причешут мелким гребешком всю вашу Россию – и делу конец.

Сергей засмеялся.

– Россию? Причешут? Нет, брат, тут ты загнул! Ее, родную, еще никому причесать не удавалось. Тут в городском парке партизаны прятались, а ты говоришь – причесать. Так заныкаемся, что ни одна собака нас не разыщет.

– Я же не сам по себе тут. Я же по обмену. Скандал поднимется такого масштаба… Может, этого только и ждут. Это же не прикроешь.

– Кто? Кто ждет?

– Ну, мало ли кто… Найдутся желающие. России все как с гуся вода, но вот Эстонии может и перепасть.

– Каким это таким образом? – удивился Сергей.

– А таким. Повод… Раздуют скандал, и начнется обмен плюхами. Вы против всех остальных. Начиная с дипломатических нот и заканчивая экономическими санкциями. Россия это еще как-нибудь переварит. А наша экономика на вашем транзите крепко повязана. Нам в первую очередь навалят по самые ушки.

– Ну не война же…, – презрительно дернул щекой Сергей.

«Русские все меряют войной…» – подумал Хейти, а вслух сказал:

– Тебе напомнить, с чего Первая мировая началась? Это как провокация… Впрочем, почему как?.. Провокация и есть. Да и «жуки» у меня в голове. Ни ты, ни я не знаем, на что они еще способны…

Слесарев подхватил камешек и со злостью кинул его в окно.

– Ну и что ты предлагаешь?! А то у тебя всюду клин выходит…

Хейти молча рассматривал комнату, в которой они сидели. Кто-то из особо предприимчивых посетителей этого «заведения» размашисто начирикал на стене: «Светка – шлюха!» Надпись была неумело замазана, по всей видимости, этой самой Светкой, девушкой явно нетяжелого поведения. Ниже аккуратным девичьим почерком было приписано короткое, но емкое послание какому-то Женьке. В нескольких словах были сформированы его сексуальные предпочтения и возможности.

Ни с того ни с сего вспомнилось, как году эдак в восемьдесят пятом на центральной площади Таллина некими «борцами с режимом» были заклеены плакатиками стенды, пропагандирующие то ли дружбу народов, то ли стандартный «Мир! Труд! Май!». Плакатики были крайне антисоветского толка и ни к какой дружбе между народами не призывали, а совсем даже наоборот. Надписи были на эстонском и английском языках.

Наутро, вместе с отрядом солдат, счищающих «провокацию», местное КГБ начало шерстить всех, кого так или иначе причисляли к ненадежным. К отцу Хейти тоже приходили, долго беседовали о чем-то на кухне.

– Знаешь, – вдруг сказал Хейти, – а у нас на стенах тоже пишут. Только ерунду всякую. Слесарев удивленно поднял глаза.

– А в честь Кингисеппа назвали город, – продолжил Хейти. – Хотя он в Ленинградской области находится.

Сергей внимательно смотрел на него. Ждал.

– Мне вернуться надо. Тогда, глядишь, пройдет стороной в этот раз.

– А взорвать? – Хейти снова уставился в стену.

– Тебе-то зачем это нужно? – Не хочу я… – ответил Сергей. – Не хочу я, чтобы они по головам эти свои штучки рассовали. Я как этот… – Он усмехнулся. – Луддит. Стою на пути прогресса. Ломаю машины. Ты думаешь, откуда у тебя это дерьмо? Разработка наша. Только налево ушла. Тебе же ясно Корнелюк это сказал, только ты не услышал. Я уж и не знаю, откуда это все у нас… Но не нужно, это точно,

– А МиГи у вас откуда? – спросил Хейти. Слесарев опустил голову. Поиграл желваками, а потом ответил:

– Сами придумали. И еще придумаем, надо будет. Еще лучше.

– А может быть, там лекарство от рака?.. Сергей упрямо мотнул головой:

– Да не ищут они там лекарство от рака! На хрен оно им нужно, погонам этим вневедомственным. Им Власть нужна, понимаешь? Власть! Живут они, как государство в государстве, никто о них не знает. Завалились ворохом инструкций, сверхсекретными предписаниями и ждут. Как это случилось, я не знаю. Но не знает о них никто. Режим секретности, м-мать. Ни президент, гарант, едрена корень, ни уж тем более парламентарии, трепло на трепле, толстопузые. А эти, там, ждут… В бункерах, в комфортабельных квартирах, домах, дачах, тоже вневедомственных. Ждут! Примеряя косую челку на пробор справа… Старые погремушки. И вот когда болото забурлит, поздно будет. – Сергей от волнения метался по комнате, тер рукой небритую физиономию. – И я бы еще понял при Сталине или там… Когда порядок был. Сказано – сделано! Я тебе так скажу, ты, если хочешь, вали из города. Дойдешь до границы, а там разбирайся, получится – не получится. А бомбу мне оставь. Я сам все проверну… Сам. Что молчишь?

Хейти чувствовал, как засыпает. Мотнул головой, ответил Слесареву:

– Ты не думал, что она тут уже давно? И когда порядок был, и когда был самый страшный бардак. И ничего… Живы. Более того, – Хейти что-то прикинул в голове, – войну выиграли.

– Думал, – признался Сергей. – Очень хорошо думал. Пока Екатеринбургский по воздуху летел, думал. Пока в институт этот сраный лез думал. Когда на своего друга мертвого глядел, тоже думал. Когда твою морду увидел, бессмысленную, тоже думал, много думал.

Он замолчал и продолжил после небольшой паузы:

– Конечно, они были и раньше, институт и бункер этот чертов, не первый день тут стоят. А раньше тоже где-то стояли… Может быть, у тебя в этом… Таллине. Недаром тут скинхеды ваши сшиваются. И старичка завалили тоже недаром…

– Старичка? – перебил его Хейти.

– Да… Был тут такой… С чего все и началось-то… – Слесарев вспомнил, что Хейти не знает начала этой истории. – Для меня началось. Работал он с этой тарелкой долбаной и служил где-то у вас в Таллине. Энкавэдэшник бывший… когда его шлепнули, на земле рядом с ним надпись была… Что-то там типа… Про собаку.

– Кого?

– А? – Слесарев задумался. – Да вроде как так. И еще какой-то «сурм» там был…

– Собачья смерть, – перевел Хейти. – Идиотизм.

Хейти чувствовал себя погано, словно бы он сам убил того старичка, хоть и служившего ранее в НКВД, но все-таки старичка.

– Не знаю, идиотизм или нет, – продолжал Слесарев. – Но думал я плюнуть на все это. Мне-то, собственно, что со всего этого? Одни неприятности. Да только… Я как твою рожу увидал, когда ты пистолет на Кактуса навел, а в глазах пустота такая, тоска… Понял, взорву все, на хрен. Живота не пожалею, а взорву. У меня ведь сын растет, а тут такое.

– Но ведь это ж не где-нибудь, – сказал Хейти. – Не в Штатах, не у арабов каких-нибудь. Это ж у тебя.

– Потому и взорву, что у меня. А не в Штатах.

– Ну, ты же понял, что я хотел сказать… – Хейти поискал слова. – Как же патриотизм? Оборонка ведь это… Ну… Ты ведь понял?!

– Понял, – спокойно подтвердил Слесарев. – Все я понял. Сразу. Но только если бы все так просто было… Если бы я не знал об этом институтике ничего и о тарелке этой драной не знал… Если бы не ползал я там по проходам, коридорам… Ты пойми, если появились такие, как ты, значит, будут и другие. Я не знаю, умнее они будут или глупее, сильнее или слабее. Не знаю. И я даже судить не берусь, что хуже. Это не в укор тебе, пойми. Но ты работаешь на Запад. И будут еще такие, с микросхемами в голове, или с нанотехнологнями в крови, или с убеждениями… И пойдет плясать губерния! Повалятся из этой Пандориной шкатулки подарки по всему свету. Эту сытую агонию прекратить надо.

– Почему сытую?

– Потому что… Потому что если какой-то мент может запросто заползти в какой-нибудь институт… Значит, заелись эти твари там, наверху этой пирамиды в пирамиде. Умерло это… И никакой пользы от него, вонь одна. Раньше была, наверное, польза, а сейчас нет. Одно зло…

Хейти потерял нить Сергеевых рассуждений. Он понял, что капитан уже говорит сам с собой. О своем. Как будто обрывалось что-то внутри Слесарева, рвалось в душе, тренькая струнами. Невыносимо громко.

– Есть очень хочется. Ты бы сходил в магазин… – наконец сказал Хейти.

Сергей в раздумье покачал головой. Хейти показалось, что он не слышит, но потом Сергей сказал:

– Давай штаны…

Вскоре Хейти сидел на бетонном полу на подсунутой под задницу картонке. Холод, который поднимался снизу, почему-то не беспокоил. Голова то и дело падала на грудь.