Читаем без скачивания Путешествие еды - Мэри Роуч

Впрочем, если толковать о здоровье, то публика редко жаждет доказательств. Люди в большинстве своем полагаются на собственную интуицию, а не на ученые изыскания. И теория об опасности фекального самоотравления – или аутоинтоксикации – вовсе не противоречит глубокому интуитивному восприятию. «[Люди] считают, что если испражнения грязны, то в наилучшем состоянии тело пребывает тогда, когда совершенно свободно от подобной субстанции», – писал Уолтер Альварес в своем глубокомысленном и вызвавшем широкий резонанс эссе 1919 года, опубликованном в The Journal of the American Medical Association. Чем меньше времени фекулентные яды находятся в наших кишках – такова логика подобных рассуждений, – тем меньше всякой дряни всасывается в кровь и тем здоровее мы себя чувствуем. Аутоинтоксикация – одна из самых распространенных и стойких идей, коих немало наплодилось в долгой истории медицинской псевдонауки, полной множества пузырей подобного рода.

Аутоинтоксикация (под прикрытием модного словечка из арсенала «борцов за здоровье» выдаваемая за диагноз) пользовалась наиболее широким влиянием на заре прошлого века – как логическое продолжение «теории миазмов». С начала и почти до конца XIX столетия, пока врачи еще не выявили роль микроорганизмов и насекомых в возбуждении и распространении болезней, причины недугов искали в облаках испарений, пропитанных ядовитыми газами непонятной природы. Эти миазмы поднимались над сточными водами, открытыми канализационными трубами, свалками и даже над могилами.

Если верилось в опасность, исходящую от миазмов, то легко было уверовать и в угрозу своих собственных нечистот. Поставщики слабительных и клизм угождали растущему спросу, толкуя о толстом кишечнике, как об «уборной без слива», «забитой сточной канаве», «выгребной яме, полной смертельной заразы». В книге Уортона есть репродукция журнальной рекламы французского слабительного Jubol. На картинке показаны человечки в форменной рабочей одежде, на четвереньках расположившиеся в толстом кишечнике – с жесткими щетками на ногах и в руках и с мусорными ведрами рядом. Ну в точности как те, кто чистит парижскую канализацию[183].

Никто как будто и не стремился обратить внимание на то обстоятельство, что ни сами яды, ни механизмы, в силу которых те якобы вредоносны, не были установлены и названы своими именами. Там, где царит шарлатанство, чем больше тумана, тем лучше. «Возникла необходимость, – писал Уортон, – типичная для медицины во все времена. Нужно было найти объяснение происходящему и выработать основу для постановки диагноза пациентам, изводящим врачей жалобами на дурное самочувствие, но неспособных представить ни единого ясного свидетельства мучающей их органической патологии». Аутоинтоксикация – клейковина начала прошлого столетия.

Ложная диагностика порождает мнимое лечение. На рубеже прошлого века промывка толстого кишечника стала большим бизнесом – намного бóльшим, чем в наши дни. Но нигде она не принимала таких масштабов, как в доме № 134 по западной 65-й улице Манхэттена. Именно здесь, в трехэтажном особняке, располагался Тирреловский институт гигиены и J. B. L. – производитель и распространитель крикливо рекламируемого флатулентного устройства под названием «Каскадный ирригатор кишечника». Если раскрыть аббревиатуру, то J. B. L означает Joy Beauty Life – «Наслаждайтесь красивой жизнью». Подразумевалось, что, уплатив $12.30, вы приобретаете нечто более возвышенное, чем подушка-пердушка с патрубком-соплом.

«Внутреннюю ванну принимают, сидя на каскадном устройстве производства J. B. L.», – утверждал Чарльз Тиррел в промобуклете 1936 года «Почему нам нужны внутренние омовения». До того Тиррел подвизался в бизнесе, занятом изготовлением разного рода резиновых медицинских штучек. Если не считать ректального наконечника, торчащего сбоку, «Каскад» мало отличался от любой из прежде выпускавшихся емкостей для воды. В промежутке между двумя вышеозначенными видами предпринимательской деятельности Тиррел поплавал в водах малотиражного печатно-издательского дела. И недурно научился использовать накопленный опыт. Этот делец печатал тысячи «тонко оформленных» рекламных буклетов, изготавливаемых для фармацевтов для раздачи пациентам. Новое священное писание ау тоинтоксикации и борьбы с внутренней гнилостью уходило корнями в толстый слой хорошо унавоженной почвы, на которой густо колосились благодарственные отзывы и аттестации: от простых потребителей, медиков[184], представителей духовенства[185] – все они велеречиво подтверждали переполнявшие их чувства глубокого удовлетворения и благодарности. Прочь изгонялись бессонница, утомление, меланхолия. Излечению поддавались угри на коже, тяжелое дыхание, потеря аппетита и «недостаток живости и энергии». «Внутреннее омовение» избавляло от раздражительности, «стойкой сварливости» и даже от «неспособности выполнять работу по сортировке лесоматериалов в течение шести месяцев без перерыва и увольнения». В подборке наличествует и серия фотографий, сделанных до и после «курса лечения» и явно претендующих на свидетельство того, что высокая сифонная клизма помогает трансформировать унылые повисшие усы – в усы, длинные и полные энергии, в усы, торчащие подкрученными кончиками вверх.

Казалось, не было медицинских обстоятельств – даже самых ужасающих, – которые нельзя было бы изменить с помощью «внутренних омовений». Мистер Х. Д. Уэлс (дом 342 по Линкольн-авеню, Детройт) тепло отзывался о «Каскаде», который, по его мнению, «избавил супругу… от никчемных накоплений соединительной ткани… в виде лент, каждая шириной в полдюйма и длиной от четырех до шести дюймов». Миссис Кора Эвинг (Лонг-Бич, Калифорния) распрощалась с «мешком гноя поверх левого яичника». Люди благодарили Тиррела за излечение от астмы, ревматизма, брюшного тифа и желтухи. Даже от паралича! Эпилепсии! Медицинские резоны порой бывали настолько притянуты за уши, что Тиррел ощутил необходимость пояснить: «некоторые заболевания могут быть вызваны причинами, иными чем… аутоинтоксикация».

Бюро по исследованиям Американской медицинской ассоциации получило такое множество писем от разгневанных врачей, что был составлен официальный ответ, в котором, в частности, говорилось: «Мы планируем со временем ближе познакомиться с деятельностью этой организации…» Первое письмо такого рода, попавшееся мне в архиве Американской медицинской ассоциации, датировано 1894-м годом, а последнее (в той же подборке документов по Тирреловскому институту гигиены) – 1931-м. Легко предположить, что в этот промежуток времени к делу было приложено еще немало «живости и энергии».

Однако нашелся и тот, кто взялся за решение задачи по-другому. В 1922 году врач Артур Дональдсон, поставивший под сомнение теорию аутоинтоксикации, устроил трем собакам запор искусственным и абсолютно неоспоримым образом – зашив им анусы. Спустя четыре дня – несмотря на то что животные продолжали получать обычную пищу в виде мяса, молока и хлеба – собаки все еще не обнаруживали ни малейшей потери аппетита или симптомов наступающего самоотравления.

Все они – и вполне впечатляюще – «находились, судя по всему, в добром здравии».

Но Дональдсон на этом не остановился. Он взял у своих «хирургически запертых» подопечных немного крови: первый раз – после 55 часов эксперимента, второй – через 72, третий – через 96. Затем он перелил эту кровь двум другим собакам, не имевшим запора[186] – чтобы определить, не появятся ли у них симптомы, заставляющие предположить развитие «фекального отравления». Симптомы не появились.

Дональдсон пришел к выводу, что симптомы, относимые докторами и пациентами на счет пагубной аутоинтоксикации, в действительности были проявлениями банального механизма запоров с неизбежным растяжением прямой кишки и раздражением ее стенок. Чтобы проверить свои предположения, Дональдсон «заткнул» четырех человек хлопковыми тампонами, равными по размеру обычным фекалиям. Через три часа у мужчин появились симптомы, обычно связываемые с аутоинтоксикацией. Но стоило извлечь затычки, как тут же наступало облегчение. Будь всему виной фекальное отравление крови, оное пришлось бы ждать куда дольше. Чтобы вывести из организма вредные вещества, печени и почкам требуется несколько часов. Дурному душку от спаржи, как говаривал (хотя и не совсем такими словами) Уолтер Альварес, не исчезнуть в тот самый момент, когда человек опустит куда надо свою задницу. Этот запашок проявит себя и утром следующего дня. Сама быстрота, с которой клизма дарует облегчение, опровергает выдумки об аутоинтоксикации.

Или, как следует из одного из несравненных афоризмов гастроэнтеролога Майка Джонса: «Каждый, кто чувствует себя перегруженным, испытывает немалое облегчение, полностью разгрузившись. И ничего мудренее во всем этом нет».