Читаем без скачивания Калина красная - Василий Шукшин

Дом стоял на высоком берегу реки, за рекой открывались необозримые дали. Хозяйство у Байкаловых налаженное, широкий двор с постройками, баня на самой крутизне.

Старики Байкаловы как раз стряпали пельмени, когда хозяйка, Михайловна, увидела в окно Любу и Егора.

-- Гли-ка, ведет ведь! -- всполошилась она. -- Любка-то!.. Рестанта-то!..

Старик тоже приник к окошку.

-- Вот теперь заживем! -- в сердцах сказал он. -- По внут-реннему распорядку, язви тя в душу! Вот это отчебучила дочь!

Видно было, как Люба что-то рассказывает Егору: пока-зывала рукой за реку, оглядывалась и показывала назад, на село. Егор послушно крутил головой. Но больше взглядывал на дом Любы, на окна.

А тут переполох полный. Все же не верили старики, что кто-то приедет к ним из тюрьмы. И хоть Люба и телеграмму им показывала от Егора, все равно не верилось. А обернулось все чистой правдой.

-- Ну окаянная, ну, халда! -- сокрушалась старуха. -- Ну, чо я могла с халдой поделать? Ничо же я не могла...

-- Ты вида не показывай, что мы напужались или ишо чего... -- учил ее дед. -- Видали мы таких... разбойников! Стенька Разин нашелся.

-- Однако и приветить ведь надо?.. -- первая же и сообра-зила старуха. -- Или как? У меня голова кругом пошла -- не соображу...

-- Надо. Все будем по-людски делать, а там уж поглядим: может, жизни свои покладем... через дочь родную. Ну, Люб-ка, Любка...

Вошли Люба с Егором.

-- Здравствуйте! -- приветливо сказал Егор.

Старики в ответ только кивнули... И открыто, в упор раз-глядывали Егора.

-- Ну, вот и бухгалтер наш, -- как ни в чем не бывало за-говорила Люба. -- И никакой он вовсе не разбойник с боль-шой дороги, а попал по... этому, по...

-- По недоразумению, -- подсказал Егор.

-- И сколько же счас дают за недоразумение? -- спросил старик.

-- Пять, -- кротко ответил Егор.

-- Мало. Раньше больше давали.

-- По какому же такому недоразумению загудел-то? -- прямо спросила старуха.

-- Начальство воровало, а он списывал, -- пояснила Лю-ба. -- Ну, допросили? А теперь покормить надо -- человек с дороги. Садись пока, Георгий.

Егор обнажил свою стриженую голову и скромненько присел на краешек стула.

-- Посиди пока, -- велела Люба. -- Я пойду баню затоп-лю. И будем обедать.

Люба ушла. Нарочно, похоже, ушла -- чтобы они тут до чего-нибудь хоть договорились. Сами. Наверно, надеялась на своих незлобивых родителей.

-- Закурить можно? -- спросил Егор.

Не то что тяжело ему было -- ну и выгонят, делов-то! -- но если бы, например, все обошлось миром, то оно бы и луч-ше. Интереснее. Конечно, не ради одного голого интереса хотелось бы здесь прижиться хоть на малое время, а еще и надо было... Где-то надо было и пересидеть пока, и осмот-реться.

-- Кури, -- разрешил дед. -- Какие куришь?

-- "Памир".

-- Сигаретки, что ли?

-- Сигаретки.

-- Ну-ка, дай я опробую.

Дед подсел к Егору. И все приглядывался к нему, пригля-дывался.

Закурили.

-- Дак какое, говоришь, недоразумение-то вышло? Ме-тил кому-нибудь по лбу, а угодил в лоб? -- как бы между де-лом спросил дед.

Егор посмотрел на смекалистого старика.

-- Да... -- неопределенно сказал он. -- Семерых в одном месте зарезали, а восьмого не углядели -- ушел. Вот и попа-лись...

Старуха выронила из рук полено и села на лавку.

Старик оказался умнее, не испугался.

-- Семерых?

-- Семерых. Напрочь: головы в мешок поклали и ушли.

-- Свят-свят-свят... -- закрестилась старуха. -- Федя...

-- Тихо! -- скомандовал старик. -- Один дурак городит чего ни попадя, а другая... А ты, кобель, аккуратней с язы-ком-то: тут пожилые люди.

-- Так что же вы, пожилые люди, сами меня с ходу в раз-бойники записали? Вам говорят -- бухгалтер, а вы, можно сказать, хихикаете. Ну -- из тюрьмы... Что же, в тюрьме одни только убийцы сидят?

-- Кто тебя в убийцы зачисляет! Но только ты тоже, то-го... что ты булгахтер, это ты тоже... не заливай тут. Булгахтер! Я булгахтеров-то видел-перевидел!.. Булгахтера тихие все, маленько вроде пришибленные. У булгахтера голос сла-бенький, очечки... и, потом, я заметил: они все курносые. Какой же ты булгахтер -- об твой лоб-то можно поросят шес-тимесячных бить. Это ты Любке вон говори про булгахтера -- она поверит. А я, как ты зашел, сразу определил: этот -- или за драку, или машину лесу украл. Так?

-- Тебе прямо оперуполномоченным работать, отец, -- сказал Егор. -Цены бы не было. Колчаку не служил в моло-дые годы? В контрразведке белогвардейской?

Старик часто-часто заморгал. Тут он чего-то растерялся. А чего -- он и сам не знал. Слова очень уж зловещие.

-- Ты чего это? -- спросил он. -- Чего мелешь-то?

-- А чего так сразу смутился? Я просто спрашиваю... Хо-рошо, другой вопрос: колоски в трудные годы воровал с кол-хозных полей?

Старик, изумленный таким неожиданным оборотом, молчал. Он вовсе сбился с налаженного было снисходительного тона и не находил, что отвечать этому обормоту. Впро-чем, Егор так и построил свой "допрос", чтобы сбивать и не давать опомниться. Он повидал в своей жизни мастеров этого дела.

-- Затрудняетесь, -- продолжал Егор. -- Ну, хорошо... Ну, поставим вопрос несколько иначе, по-домашнему, что ли: на собраниях часто выступаем?

-- Ты чего тут Микитку-то из себя строишь? -- спросил наконец старик. И готов был очень обозлиться. Готов был наговорить много и сердито, но тут Егор пружинисто снялся с места, надел форменную свою фуражку и заходил по ком-нате.

-- Видите, как мы славно пристроились жить! -- загово-рил Егор, изредка остро взглядывая на сидящего старика. -- Страна производит электричество, паровозы, миллионы тонн чугуна... Люди напрягают все силы. Люди буквально падают от напряжения, ликвидируют все остатки разгильдяйства и слабоумия, люди, можно сказать, заикаются от напряже-ния. -- Егор наскочил на слово "напряжение" и с удовольст-вием смаковал его. -- Люди покрываются морщинами на Крайнем Севере и вынуждены вставлять себе золотые зубы... А в это самое время находятся другие люди, которые из всех достижений человечества облюбовали себе печку! Вот как! Славно, славно... Будем лучше чувал подпирать ногами, чем дружно напрягаться вместе со всеми...

-- Да он с десяти годов работает! -- встряла старуха. -- Он с малолетства на пашне...

-- Реплики потом, -- резковато осадил ее Егор. -- А то мы все добренькие, когда это не касается наших интересов, нашего, так сказать, кармана...

-- Я -- стахановец вечный! -- чуть не закричал старик. -- У меня восемнадцать похвальных грамот.

Егор остановился удивленный.

-- Так чего же ты сидишь молчишь? -- спросил он дру-гим тоном.

-- Молчишь... Ты же мне слова не даешь воткнуть!

-- Где похвальные грамоты?

-- Там, -- сказала старуха, вконец тоже сбитая с толку.

-- Где "там"?

-- Вон, в шкапчике... все прибраны.

-- Им место не в шкапчике, а на стене! В "шкапчике". Привыкли все по шкапчикам прятать, понимаешь...

В это время вошла Люба.

-- Ну, как вы тут? -- спросила она весело -- она разрумя-нилась в бане, волосы выбились из-под платка... Такая она была хорошая! Егор невольно загляделся на нее. -- Все тут у вас хорошо? Мирно?

-- Ну и ухаря ты себе нашла! -- с неподдельным востор-гом сказал старик. -- Ты гляди, как он тут попер!.. Чисто ко-миссар какой! -- Старик засмеялся.

Старуха только головой покачала... И сердито поджала губы.

Так познакомился Егор с родителями Любы.

С братом ее, Петром, и его семьей знакомство произо-шло позже.

Петро въехал во двор на самосвале... Долго рычал само-свал, сотрясая стекла окошек. Наконец стал на место, мотор заглох, и Петро вылез из кабины. К нему подошла жена Зоя, продавщица сельпо, членораздельная бабочка, быстрая и су-етливая.

-- К Любке-то приехал... Этот-то, заочник-то, -- сразу сообщила она.

-- Да? -- нехотя полюбопытствовал Петро, здоровый мужчина, угрюмоватый, весь в каких-то своих думах. -- Ну и что? -- Пнул баллон, другой.

-- Говорит, был бухгалтером, ну, мол, ревизия -- то-се... А по роже видать: бандит.

-- Да? -- опять нехотя и лениво сказал Петро. -- Ну и что?

-- Да ничего. Надо осторожней первое время... Ты иди глянь на этого бухгалтера! Иди глянь! Нож воткнет и не заду-мается этот бухгалтер.

-- Да? -- Петро продолжал пинать баллоны. -- Ну и что?

-- Ты иди глянь на него! Иди глянь! Вот так нашла себе!.. Иди глянь на него -- нам же под одной крышей жить теперь.

-- Ну и что?

-- Ничего! -- завысила голос Зоя. -- У нас дочь-школьни-ца, вот что! Заладил свое: "Ну и что? Ну и что?" Мы то и дело одни на ночь остаемся, вот что! "Ну и что". Чтокалка черто-ва, пень! Жену с дочерью зарежут, он шагу не прибавит...

Петро пошел в дом, вытирая на ходу руки ветошью. На-счет того, что он "шагу не прибавит" -- это как-то на него похоже: на редкость спокойный мужик, медлительный, но весь налит свинцовой разящей силой. Сила эта чувствовалась в каждом движении Петра, в том, как он медленно воро-чал головой и смотрел маленькими своими глазами -- прямо и с каким-то стылым, немигающим бесстрашием.

-- Вот счас с Петром вместе пойдете, -- говорила Люба, собирая Егора в баню. -- Чего же тебе переодеть-то дать? Как же ты так: едешь свататься, и даже лишней пары белья нету? Ну? Кто же так заявляется!