Читаем без скачивания Эвита. Подлинная жизнь Эвы Перон - Сильвен Райнер

Эве Дуарте, не отличающейся томностью, а, напротив, имеющей властный характер, не удается играть комедию или драму. Как только ей дают роль, вместо того, чтобы вложить в нее чувство, пропустить ее через себя, Эвита играет в утрированной манере. Она принимается выкрикивать слова роли, не играет, а бросает вызов.

— Не волнуйтесь! — умоляет режиссер.

Раз за разом, вопя и изнемогая, она портит каждую сцену. Это не актриса. В самых мягких, самых блеклых словах она заставляет вибрировать безмерную ярость.

Пастушка, сирота, светская дама, пожирательница мужчин, интриганка, существо жестокое или ничтожная пустышка, никогда не находит она верную ноту для этих столь различных амплуа. Она знает лишь одну роль — свою. Она может воплотить лишь свою жажду славы.

В историческом костюме или в современном декольтированном платье, она остается той же маленькой грустной девочкой из Хунина, которая уединяется в своей комнате, украшенной, как часовня. Она по-прежнему предана любви неосязаемой и безоговорочной.

В ослепительном сиянии огней рампы комедианты кажутся веселыми. Лишь Эвита трагична. За два года в Буэнос-Айресе ей так и не удалось преуспеть. Живет она на деньги, которые регулярно посылает мама Дуарте, чтобы поддержать дочь. Эвита охотно создала бы себе новый облик, но какой? Она еще и не помышляет о том, чтобы выбрать свой собственный.

Однажды она бродит за городом. Река Рио-де-Ла-Плата разлилась, в районе бушует ненастье, воды в дельте вышли из берегов. С наступлением ночи армия помогла эвакуировать тысячи людей. Река унесла сотни фруктовых деревьев, отягощенных плодами. Быстрое течение увлекает за собой всяческие обломки и многочисленные трупы животных: лошадей, собак, кошек, домашней птицы. Солдаты на небольших лодках стараются подцепить их баграми, чтобы доставить на сушу. Эвита на берегу созерцает эту ужасную картину, не в силах отвести глаз. Под проливным дождем животных втаскивают на борт. Эва, которую прежде ничто никогда не волновало, заливается слезами. Какое охватывает отчаяние, когда ты значишь так ничтожно мало, почти ничего, словно бессловесная скотина.

6

Собираясь подняться на сцену, Эва Дуарте вспомнила о том, что произошло однажды в Хунине во время театрального представления, подготовленного кюре для развлечения прихожан. Это была незатейливая одноактная пьеска на религиозную тему, в которой роль Богородицы доверили Бланке из-за ее роста, белокурых локонов и безмятежности. Эвите тоже удалось получить роль, но это было всего лишь незначительное место в хоре.

Какое-то время все шло хорошо. Но когда Бланка появилась на сцене в подобии портшеза, с диадемой на белокурых волосах, в платье из газа, волнами ниспадавшем до полу, Эвита не смогла сдержаться. Она налетела на Бланку, сорвала с нее диадему и прочую мишуру богини и принялась вместо нее яростно декламировать слова роли, которую не учила, но слышала и запомнила словно по волшебству. Зрители, оцепеневшие от изумления, подумали, что это один из эпизодов представления, а не самовольный захват роли. Скандал разразился лишь в конце дня.

Спустя семь лет в Буэнос-Айресе имело место такое же бесчинство. Во время прослушивания кандидаток на роль Марии-Антуанетты в исторической пьесе Эвиту охватила ярость при виде успеха соперницы. Она набросилась на победившую претендентку и расцарапала ей лицо, вопя от ненависти.

Оскорбительная вспыльчивость Эвиты порой заставляла поверить в ее достоинства. Но когда ей предоставляли второй шанс, все повторялось вновь. В результате неистовый темперамент Эвиты никогда не позволял ей одержать победу. Излишнее красноречие, которым она страдала, делало ее речь невразумительной. В обществе мужчин, которые пытались за ней ухаживать, красноречие оборачивалось вдруг угрюмой скованностью. Мужчины редко утруждали себя попытками обвести вокруг пальца такую фурию. Но если любопытство брало верх, если они бестрепетно шли на приступ ее плохого настроения, Эва Дуарте слушала собеседников с оторопелым видом, словно не понимала, почему они так настойчивы.

Однажды в течение недели у нее состоялось три свидания с разными людьми, и это можно было считать событием. Первое — с фатоватым бездарным актером. Эвита лелеяла надежду, что ему удастся, наконец, продвинуть ее.

— Вы будете моим импресарио, — сказал он. — Вы сможете их убедить… Когда я добьюсь успеха в театре, я женюсь на вас.

Он не понял, почему губы молодой женщины задрожали. Эвита поднялась из-за стола, хотя они только приступили к еде, и швырнула салфетку в лицо этому человеку, как будто он предложил ей что-то неприличное.

Банкир и импресарио, с которыми она согласилась пообедать на той же неделе, не говорили с ней о театре. Эвита отвернулась от них, не оскорбленная, а испуганная, как будто мать пришла за нею, чтобы отвести на кухню пансиона в Хунине.

Когда Хуан Дуарте приехал в Буэнос-Айрес, чтобы составить компанию сестре, а на деле — присмотреть за ней по приказу мамы Дуарте, которая давно уже тревожилась о незамужней дочери, за плечами у него не было никакой работы. В свои двадцать пять лет Хуан Дуарте жил на то, что давала ему мать.

Высокий, с насмешливой улыбкой на губах, Хуан отличался ленивой расслабленностью отца, но у него отцовские повадки приобрели циничный оттенок. Девушки из зажиточных семейств прибегали в пансион Дуарте, чтобы увидеть его, спросить о нем. Такая популярность проливала бальзам на сердце мамы Дуарте, которой никогда и в голову не приходило упрекать сына за безделье. Эвита очень быстро поняла: от него помощи не дождешься, скорее всего этот широкоплечий парень с высокомерной улыбкой станет для нее дополнительной обузой.

Хуансито позволяет тащить себя на буксире. Все его утомляет, все вызывает скуку. Он соглашается продавать мыло с лотка в портовых кварталах. Занятие уличной торговлей немного развлекает его, вызывая легкое ощущение авантюры и опасности, но по двадцать раз на день он возвращается в свою комнату, чтобы отдохнуть. Малейшая трудность нагоняет на него сон.

Зато Эвита спит все меньше и меньше. Цветным мелком она пишет на стене комнаты, какое свидание предстоит ей завтра: «импрессарио Моро Гонсалес». Ночью она едва сомкнула глаза. Ничто не может отвлечь ее внимание. Вот там стена, обещающая надежду на завтра.

Стена предрекает удачу: Моро Гонсалес, четыре часа, кафе «Бельграно». Два дня спустя это имя стерто. Стена снова становится серой, грязной, испещренной пятнами сырости. Стена вопиет об отчаянии, провозглашает конец света.