Читаем без скачивания Варркан - Сергей Костин

Поначалу я улыбался, слушая этот бред. Но рассказы жителей были убедительны и слишком подробны. Чем черт не шутит? На свете всякое может случиться, тем более, что я не у себя дома. Я услышал столько незнакомых названий, что мне, не совсем понимающему в чем, собственно, дело, было трудно сразу во всем разобраться. Но одно я усвоил твердо. Эта Земля не такая уж прекрасная и безопасная, как казалось в самом начале.

Даже если отбросить девяносто процентов на суеверия, то остается еще десять процентов, не верить в которые просто невозможно. Конечно, все можно списать на серость лесных людей, но даже если седой дед, сосед по улице, с пеной у рта битых два часа доказывал, что страшнее Бруксы зверя нет, и клялся детьми, что однажды сам попался в лапы врона и только чудом спасся, поневоле начинаешь и сам с опаской поглядывать в сторону леса.

Все заботы обо мне взяли на себя Берта и ее дочь Маро. Меня несколько смущала такая разница в возрасте, и, выбрав момент, я решил расспросить Лииса.

— Понимаешь, старик, — мое тлетворное влияние уже давало первые всходы, — вообще-то у нас не стареют. Лет до восьмидесяти. А потом, если не отправиться в мир гномов, происходит быстрое старение. Берта десять лет назад потеряла мужа в одной из стычек с упырями. Тогда много наших полегло. Берта с горя ушла в пещеры к гномам. Оттуда нет возврата, но она вернулась через три дня. Берта была молода и красива, но по истечении недели — состарилась. Вот с тех-то пор Берта ясновидящая. Она видит будущее, потому что сама была там.

— А что это за мир гномов? Вот только гномов мне и не хватало!

— Этого никто не знает. Когда наступает срок, к людям приходят голоса и зовут с собой. Иногда это происходит днем, иногда ночью, и тогда человек уходит к гномам.

— Может быть, их просто заманивают?

— Да нет, мы б знали. Есть в лесу пещера, вот они туда и идут. Знающие люди говорят, что пещера глубокая — кто зашел, назад не вышел.

— Дурят вашего брата — я считал, что только ненормальный может пойти по зову какого-то там голоса неизвестно куда, — у нас тоже такое случается, гипнозом называется.

— Если бы дурили, мы бы знали. Вещуны на что?

— Людей не жалко?

— Это да! Жалко.

Солнце начало неторопливо спускаться к зеленому шатру, когда в комнату, без стука, к чему я никак не мог привыкнуть, зашла Берта.

— Чужак, там к тебе Лиис с Лэдом пришли. Во дворе сидят.

Накинув куртку, я вышел во двор. Они сидели на бревне и играли с собакой.

Если быть точным, то это не совсем собака и называется совершенно иначе. Просто я решил для себя, что гораздо проще называть все вещи и предметы именами, к которым я привык.

Так вот. Лиис и Лэд играли с тварью, по внешнему виду напоминающей земного кабана с густой шерстью. Вместо симпатичного пятачка у животного имелась внушительная челюсть. Маро оказалась права насчет их ума. Действительно, сообразительные милашки. Как мне стало известно, собаки считались полноправными членами деревни и убийство животного, умышленное или нет, строго каралось. Ребята заметили меня и поднялись. — Значит, ты рубил дрова булой? — Лэд посмотрел сверху вниз.

— А разве это запрещено? — я не понимал в чем дело.

— Да нет, но сейчас ты пойдешь с нами.

— Куда, если не секрет?

— Не волнуйся, будет интересно. А потом мы сходим и наберемся сил. — В баню, — вставил Лиис. Упоминание о бане вызвало нестерпимый зуд под лопатками.

— Что ж мы стоим? Вперед! — И не обращая внимания на опешивших парней, я вышел на улицу.

Ребята догнали меня и пошли рядом. Мы направлялись к центру деревни. Еще днем я заприметил там хорошо утрамбованный земляной круг, по всему диаметру которого стояли плоские камни, начиная от маленького, величиной с апельсин, и кончая здоровенным булыжником метровой высоты. Именно туда мы и пришли. — Это и есть ваш сюрприз? — Перед тобой камни зрелости. — Лэд погладил серую поверхность. — Каждый год все мальчики и мужчины деревни приходят к ним в день Равноденствия. И каждый должен поднимать камни, начиная с самого маленького. Кто до какого дойдет, такова его зрелость.

Камни предстали передо мной в совершенно ином свете. Маленькие камушки от частого употребления стали гладкими. Чем крупнее становились булыжники, тем грубее была их поверхность. Всего в круге оказалось около сорока камней. Точнее посчитать мне мешал Лэд со своими объяснениями. Я прервал:

— Мне кажется, что ваша система определения зрелости несколько несправедлива. Можно ведь тренироваться и с каждым разом, независимо от зрелости, поднимать все большие и большие камни.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Лэд недоуменно покачал головой. — Зрелость или пришла, или еще нет. Сила для каждой фазы зрелости одинакова.

А я еще удивлялся, почему все они кажутся мне иногда странными — мысли и правила этих людей совершенно иные, нежели те, к которым я привык. Если я хочу жить среди них, то мне необходимо стать таким же, как они. Те есть, чуточку сумасшедшим.

К этому времени народу на площади прибавилось. Личность чужака вызывала несомненный интерес.

— Давай, старик! — Лиис с улыбкой подтолкнул меня в центр круга. — Покажи, на что ты способен. Они не верят, что ты колол дрова булой.

Подойдя к началу круглого ряда, я с тоской посмотрел на длинную вереницу камней. Прямо передо мной лежал небольшой камешек, размером с апельсин, а за моей спиной высился булыжник, больше напоминающий кусок скалы, вросший в землю. Я обратился к стоящему рядом Лиису:

— Этот булыжник, его кто-нибудь поднимал?

— Старики рассказывали, что когда-то доходили и до него, а сейчас дальше тридцатого не могут.

Я быстро отсчитал тридцать камней. Тяжеловато будет, ну да ладно, бог не выдаст, свинья не съест. Авось и меня матушка-природа силой не обидела.

Я не стал бросаться на камни, как взбесившийся штангист. Погрузившись в себя, я вспомнил армию, вспомнил, как карабкался по крутым скалам чужой страны, как ныли мышцы тела после долгих переходов.

… Я медленно шел по кругу, стараясь не считать, сколько уже пройдено и сколько еще осталось. Ноги начали предательски подрагивать, а руки с непривычки наливаться тяжестью. Пот, собираясь в тяжелые капли, срывался со лба и падал на все более грубеющую поверхность камней зрелости. Нервно смахивая его, я с каждым разом чувствовал увеличивающуюся тяжесть. Бросив только что поднятый камень, я отрешенно подошел к следующему, чувствуя, что этот булыжник мне уже не под силу. Но я боялся смотреть на оставшееся количество, словно это могло забрать остатки сил.