Читаем без скачивания Митрополит Филипп - Дмитрий Володихин

Положение любого рода при дворе в значительной степени было результатом бойцовых качеств его представителей. Трудно было пробиться в «высшую лигу» власти, однако еще труднее остаться там надолго. Временщики приходили и уходили, но несколько десятков семейств постоянно сохраняли в своих руках бразды правления страной, разделяя их только с монархом. Колычевы были именно среди этих семейств, и они умели грызться за свое высокое положение, умели отстаивать его. Они научились использовать все возможности, чтобы удержаться на вершине. Поэтому все сказанное выше о «предчувствии больших бед» может быть повернуто другим боком: кто готов бороться за себя, тот вылезет из тяжкой опалы. Потребны только воля, связи и уверенность в собственных силах. Федор Степанович, допустим, мог опасаться крупных неприятностей в связи с мятежом князя Андрея Старицкого; но в такой же степени он мог испытывать надежду на то, что эти неприятности он переживет, выкарабкается. А не он сам – так более удачливая родня, которая не даст пропасть окончательно.

На основе чего установлена связь между постригом Федора Колычева и бунтом князя Андрея Ивановича? Только на основе сопоставления чисел: Федор Степанович Колычев обернулся монастырским послушником, когда ему было тридцать лет, а тридцать лет ему сравнялось в начале 1537 года, за несколько месяцев до московско-старицкого конфликта. Как об этом говорится в Житии? «Егда же приспе в совершеньство мужа в тридесят лет возраста своего…». Но могло быть и самое простое совпадение, никак не связанное с политическими бурями смутной эпохи.

Итак, связь между уходом Федора Степановича в иночество и мятежом Андрея Старицкого должна быть поставлена под серьезное сомнение.

Само Житие пишет об окончательном решении молодого Колычева пойти в монахи совершенно иначе. Однажды он стоял на литургии, слушал иерея, читавшего Евангелие, и в сердце его неожиданно запали слова: «Немощно убо человеку единем оком на землю зрети, а другим – на небо, ни двема господинома работати: любо единаго возлюбит, а другога возненавидит; или единаго держится, а о друзем же нерадети начнет». В другой редакции Жития все это звучит значительно проще: там цитирование евангельского чтения останавливается на слове «работати».

Именно с того времени Федор Степанович принялся «усердно размышлять» о своей жизни, а вслед за тем начал искать иной участи.

Но что значит это место в Священном Писании? Более всего оно похоже на пересказ Нагорной проповеди Иисуса Христа в Евангелии от Матфея. Для того, чтобы увидеть смысл цитаты, понятный любому книжнику XVI столетия, стоит привести это место из Евангелия полностью: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, а тело – одежды?» (Мат 6:22-25) Как указал еще преосвященный Леонид, чтения Евангелия на 18 зачало от Матфея происходит в воскресенье, на второй неделе по Пятидесятнице[11]. Впрочем, это могли быть и слова проповеди, где высказывание преподобного аввы Исайи: «Как нельзя одним глазом смотреть на небо, а другим – на землю, так и уму нельзя пещись и о Божием, и о мирском. Что не будет помощно тебе, когда выйдешь из тела, о том стыдно тебе пещись», – священник использовал в качестве толкования на Евангелие.

Эти слова расшифровывают внутреннее борение, происходившее внутри молодого Колычева. Не мятеж, как видно, подвигнул его к иноческому пути, а долго вызревавшая нелюбовь к обязанностям царедворца. Таким образом, не стоит искать внешних событий, так или иначе влиявших на личность будущего митрополита. Ведущую роль сыграли глубинные психологические процессы, душевные движения, шедшие долго – все те годы, пока формировалась личность молодого мужчины. На него повлияла вся совокупность впечатлений, полученных им за многие годы, продуманных, прочувствованных, обращенных в строительный материал для возведения собственных предпочтений.

Что он видел, что испытал на протяжении трех десятилетий жизни?

Эпоха, которой был свидетелем Федор Степанович Колычев – одна из самых блистательных во всей биографии Руси. За два года до его рождения скончался Иван Великий, создатель России. Правитель, при котором весь государственный уклад страны резко изменился. Исчезла былая вольность окраин, произошла резкая централизация. Вся власть над колоссальными просторами Русской земли сосредоточилась в Москве. Прежде такого не бывало. Прежде всякое княжество, всякая вечевая республика располагали большей свободой и имели полное право вести собственную политику, устанавливать собственные законы, вести войны или, скажем, чеканить монету по собственному изволению. При Иване III все забрала в один кулак одна столица. Но она же сумела защитить страну от воинственных татар, отвоевать изрядный кус Литовской Руси, дать общий закон для всех. Свободы стало меньше. Зато и риска попасть в рабство и быть выставленным на каком-нибудь крымском рынке в качестве живого товара также стало намного меньше. Русь отдыхала от кровавых междоусобных войн. То, чего не могли совершить русские князья по одиночке, сделало реальностью единое Московское государство.

Благо, принесенное русскому народу московскими государями, самым очевидным образом перевешивает недостатки их правления. Во всяком случае, до поры массовых опричных казней.

Но была у объединительного процесса одна сторона, на которую не столь уж часто обращают внимание. Произошло не только сосредоточение власти в столице, но и концентрация знатных людей. Если прежде тверской, ярославский или новгородский боярин прекрасно чувствовал себя в родных местах, служил с родовых вотчин и делал карьеру в родной области, то теперь всё изменилось. Блага земные для русского аристократа собраны были в Москве. Тут, при дворе, он мог пасть или возвыситься, проложить всему роду путь к преуспеянию или же убить для родни всякие надежды на доброе материальное устройство. Вся знать Руси устремилась в Москву. Здесь она толклась у дверей «великих людей», стремилась приблизиться к престолу, дралась за чин, за место в Боярской думе, за деревеньку. Тут пихали друг друга локтями бояре и князья. И тот, кто мечтал о славе и богатстве, должен был войти в эту толпу, присоединиться к ней, научиться жить по ее законам.

А они – ох! – не всякий раз совпадали с идеалами доброго христианина. Добро бы сам государь, возглавляя все это великое столпотворение, возвышался над ним, как столб мужества, мудрости и великих нравственных качеств. Но и тут было от чего усомниться в достоинствах службы. Если Иван III был поистине великим правителем, может быть, величайшим во всей истории России, сильным в добре и зле, умелым законодателем и волевым стратегом, искусным дипломатом и мудрым хранителем семьи, то преемники его такой же мощью не отличались.

Федор Степанович Колычев бо́льшую часть того срока, который он отдал службе, видел на престоле Василия III – сына Ивана III Великого. А этот был правителем средних способностей. Храбрый человек, он не обладал талантом выдающегося политика, полководца, дипломата. Ему удалось присоединить Псков, Смоленск и Рязань. Войны с татарами Василий III вел с переменным успехом. По отношению к служилой знати великий князь был крутенек. До того, что порою забывал о собственных обещаниях, которые прежде давал аристократам; так что жесткость его порой выходила чрезмерной. Правда, и своевольная знать состояла далеко не из сущих праведников… Василий III как государь был не особенно хорош, но не столь уж и плох. Лишь последние годы правления сильно замарали его имя – из-за скандала, связанного с разводом.

Так или иначе, это был истинный природный государь, отпрыск Московского княжеского дома Рюриковичей с одной стороны и царственного семейства византийских Палеологов – с другой.

Но после его кончины, как уже говорилось, во главе правления встала чужачка Елена Глинская, да ее фаворит. Они погубили младших братьев Василия III.[12] Они владычествовали именем младенца, в котором служилые люди России не без труда признавали сына Василия III. Когда регентша и Овчина закончили земной путь, на смену их жестокому правлению пришла беспорядочная борьба боярско-княжеских группировок, сущая смута…

Где тут говорить о благочестии, о мудрости, о благе страны? Вместо всего этого – долгая полоса эгоистической борьбы честолюбий. Положение при дворе рассматривалось в ту пору как инструмент для удовлетворения корыстных исканий.