Читаем без скачивания Таинство любви - Ханна Хауэлл

Но как же он красив, вздохнула она про себя. Высокого роста, на фут с лишним выше ее жалких пяти.

Стройный и мускулистый, каждое движение исполнено кошачьей грации. Длинные густые волосы блестящей черной волной падают на широкие плечи и спину. Худое лицо с высокими, красиво очерченными скулами, твердый подбородок, крупный прямой нос. Яркие золотисто-карие глаза в окружении густых ресниц под прямыми бровями. Хорошей формы рот с небольшой пухлинкой на нижней губе, что показалось Софи особенно соблазнительным. Если возлюбленный Роны выглядел именно так, то понятно, откуда эти боль и гнев, когда ей пришлось уступить его другой! Впрочем, Софи все равно не могла простить Рону за то, что она натворила, поддавшись чувствам.

— Зачем вы прибыли в Нохдаэд, миледи? — спросил Алпин, неохотно выпуская руку девушки.

— Так вот, милорд, я здесь, чтобы разрушить проклятие Роны, которому она обрекла род Маккорди.

Ее ответ страшно разочаровал Алпина. Значит, она всего-навсего очередная шарлатанка, которая явилась, чтобы вселить в него напрасную надежду. Подобно многим другим, что год за годом являлись сюда, девица покажет пару фокусов, набьет кошелек монетами и будет такова. Ей всего только и нужно, что запустить лапку в его карман с помощью лжи и туманных заговоров да обрядов.

— История о ведьме Роне и ее проклятии — всего лишь россказни. Ложь, изобретенная для того, чтобы оправдать события, которым нет разумного объяснения.

— О нет! Это не россказни, милорд. У меня есть документ, который докажет вам — все это правда.

— Вот как? И как вам посчастливилось добыть столь ценный документ?

— Его оставила мне тетя. Видите ли, Рона — моя родственница. Я являюсь прямым потомком женщин рода Голтов…

Она слабо вскрикнула, когда он внезапно выхватил меч и направил ей в грудь — всего несколько дюймов отделяло острие меча от ее сердца. Его лицо исказила леденящая душу ярость. У Софи мелькнула мысль — как странно, она все еще находит его прекрасным, в то время как он, кажется, решительно намерен ее убить. Но Нелла быстро встала между нею и острием меча Алпина, загородив хозяйку своим худым телом.

— Нет! — крикнула она звенящим от ужаса голосом. — Я не позволю вам причинить мидели вред!

— Спокойно, Нелла, — принялась увещевать горничную Софи, безуспешно пытаясь отодвинуть ее в сторону. — Уверена, лэрд не имеет в виду ничего дурного.

А сама подумала, что меч в сердце — это, должно быть, хорошая быстрая смерть.

— Вы полагаете? Что ж, вы ошибаетесь, — медленно проговорил Алпин, но меч тем не менее убрал, невольно удивляясь смелости дрожащей с головы до пят горничной, несмотря на внезапно охвативший его гнев. — Несомненно, было бы справедливо пустить кровь потомству ведьмы.

— Пусть так, но это не решит дела.

— Откуда вам знать?

— Почему бы нам не присесть и не поговорить? — вмешался Эрик, который успел отдать приказание служанке, чтобы принесла еду и питье. Схватив Неллу за руку, он повел ее к столу. — Всегда лучше сесть, да преломить хлеб, да поговорить разумно.

— Отлично. Давайте поедим, попьем и поговорим разумно, — холодно ответил Алпин. — А затем пусть убираются.

Не совсем то, на что она рассчитывала, думала Софи, глядя, как Алпин широкими шагами идет к столу. Не очень легко помогать человеку, который только что чуть не проткнул тебя мечом, а потом советует убираться. Но чего еще было ждать? С тех пор как она вошла в вечную тень, что простиралась над Нохдаэдом, ей не удалось уловить ни единого доброго побуждения или чувства. Напротив, повсюду витали отчаяние, страх и въевшееся до костей смирение перед мрачными причудами судьбы.

Те же чувства одолевали и лэрда. Сюда примешивалось еще что-то, куда более страшное. И когда он коснулся ее руки, Софи почувствовала, что дело не только во взаимной притягательности, что потянула их друг к другу. В этом человеке бушевала ярость. Она бродила в нем уже до того, как он узнал, кем именно является его гостья. Еще в его душе Софи уловила мрачные, смутные движения, сродни тем, что ей доводилось видеть в исключительно редких случаях, когда она изучала дух хищника, например, ястреба или волка. Алпин Маккорди пытался побороть эту часть самого себя; ее породило проклятие Роны. Софи подняла с пола сундучок и направилась с ним к столу, надеясь, что сумеет убедить сэра Алпина в том, что в этой битве они союзники.

— Это еще что? — спросил Алпин, когда Софи заняла место слева от него и поставила на стол сундучок, исписанный рунами.

— Правда о проклятии, — ответила Софи, откидывая крышку и вынимая свитки. — Морвин, сестра Роны, записала его и незадолго до смерти спрятала в надежном месте. Я нашла эти свитки, когда приводила в порядок дом, который тетя оставила мне в наследство.

— Значит, чтобы мне помочь, вы сочли разумным притащить новые колдовские штучки в мой дом?

Но Софи не успела ответить — служанки принесли еду и питье. Потом сэр Алпин поинтересовался, не нужно ли чего ее людям, и Софи пришлось сказать ему, что она проделала весь путь без сопровождения слуг-мужчин. Тогда он посмотрел на нее так, что ей захотелось отвесить ему затрещину. Впрочем, Софи была довольна, что он отослал прочь всю прислугу, едва был накрыт стол к ужину, и они остались в огромном зале вчетвером.

— Вы путешествовали в одиночку? Только вы и горничная? — потребовал он ответа, едва они остались одни:

— У меня нет солдат, чтобы таскать их за собой, — ответила она.

Собственно, так оно и было, потому что слуги, несущие охрану Уэрстейна, ей не принадлежали, по крайней мере сердцем. Этому высокомерному лэрду незачем знать, что она ускользнула из дому тайком именно потому, чтобы не брать с собой охрану.

— У меня всего-навсего деревенский дом, сэр, а не замок вроде вашего.

Еще одна полуправда. Она планировала скрыть от него, что богата, но сейчас вдруг поняла, как ей не хочется ему лгать.

— Но горничная зовет вас «миледи».

— Хорошее происхождение и титул не всегда означают туго набитый кошелек. Я занимаюсь целительством. — Софи развернула пергаменты. — А сейчас… вот что записала Морвин…

Она вся напряглась, стоило ему коснуться маленького пергамента.

— Написано кровью. — Алпин пробежал глазами сделанную в спешке запись. — Гнев за гнев, — пробормотал он и нахмурился. — Черт, не силен я в латыни.

— Позвольте мне, милорд. — Она видела, как вздрогнули трое сидящих за столом. — Без колдовских трав и всего прочего эти слова вреда не причинят. — И она начала читать: — «Гнев за гнев, боль за боль, кровь за кровь, жизнь за жизнь. Если мое дитя пойдет тропой одиночества, пусть то же будет и с твоим. Если мой сын станет изгоем, пусть станет изгоем и твой. Твой первенец узнает лишь печаль, и так же его сын, и сын его сына, и так будет, пока семя Маккорди не истощится от ненависти и не растает в тумане. — Она сделала небольшую паузу и продолжила: — От заката первого дня, когда следующий Маккорди станет мужчиной, тьма сделается его возлюбленной, кровь — его вином. Ярость похитит его душу, смертельная тоска сожрет сердце, и он превратится в порождение кошмара. Ему не познать красоты, не познать любви, не познать покоя. Именем Маккорди будут клясться нечестивцы, а праведники содрогнутся, слушая его историю. — Последовала еще одна пауза, и она закончила: — Так тому быть, и быть вовеки, пока не найдется тот, кто сумеет выйти из мрака гордыни, презреть богатство и поступать так, как велит сердце. А до тех пор — пусть будет как сказано».