Читаем без скачивания Боги, обжигавшие горшки - Валерий Сегаль

Шахматная общественность отрицательно расценила пункты о призовом фонде, обвиняя Капабланку, что он «укрылся за золотым валом». Сумма в 10.000 долларов в те времена составляла доход средней американской семьи за 6-8 лет. Конечно, сильнейшие шахматисты имеют право на достойное вознаграждение, но найти меценатов на такую сумму даже реальному претенденту было порой нелегко.

Капабланка так никогда и не дал реванша Ласкеру и несколько лет уклонялся от матча с Алехиным. В 1927 году в Буэнос-Айресе этот матч, наконец, состоялся, и кубинец потерпел тяжелое и неожиданное для многих поражение.

За годы, предшествовавшие матчу с Алехиным, Капабланка снискал репутацию «безошибочной машины», безупречного, абсолютно непобедимого игрока. Тем тяжелее он переживал свое поражение. Впав после матча в депрессию, Капабланка испытал разочарование в шахматной игре и какое-то время отстаивал мысль, что шахматы близки к своему концу — «ничейной смерти». В 1929 году кубинец предложил реформу, чтобы «спасти» игру: расширить доску до ста клеток и ввести по четыре добавочные единицы для каждой стороны: по две пешки и по две новых фигуры — одна ходила бы как конь и ладья, другая — как слон и конь. Алехин писал, что «такие проекты всегда выдвигаются шахматистами, утратившими мировое первенство». Очевидно, русский чемпион вспоминал Ласкера, который высказывал подобные мысли после поражения от Капабланки. Но одновременно Алехин оказался и провидцем: мы еще вспомним об этом, когда будем анализировать карьеру самого легендарного и наиболее интересного гроссмейстера новейшей шахматной истории.

К счастью для шахматного искусства подобные настроения оказались у Капабланки временными; вскоре он возобновил выступления и в следующие десять лет одержал ряд блестящих побед. Будапешт, Берлин, Москва и Ноттингем стали местами новых триумфов третьего чемпиона мира. Особенно замечателен был успех кубинца в Ноттингеме, где он разделил победу с Ботвинником, опередив всех сильнейших, включая Алехина.

Кстати, любопытные результаты дает анализ турнирных взимоотношений Ласкера, Капабланки и Алехина. Капабланка и Ласкер играли вместе шесть раз, и четырежды Ласкер опережал своего преемника на троне! Причем, впервые Капабланка опередил Ласкера в турнире, когда тому шел уже 67-й год! Капабланка и Алехин также шесть раз выступали в одном турнире, и пять раз Капабланка становился выше! Впервые Алехин опередил поверженного им чемпиона лишь в 1938 году на знаменитом АВРО-турнире в Голландии, когда у кубинца уже серьезно пошатнулось здоровье. Удивительная статистика!

Капабланка оставил после себя несколько книг, из которых, пожалуй, наиболее оригинальны и интересны «Последние шахматные лекции», прочитанные автором в 1941 году в радиовещательной программе США для Латинской Америки (по-испански) и ставшие книжкой уже после его смерти.

Глава IV

АЛЕКСАНДР АЛЕХИН (1892 — 1946),

чемпион мира 1927 — 1935 годов, 1937 — 1946 годов

Даже в блестящей шеренге чемпионов новой истории имя четвертого шахматного короля стоит особняком: сборники его партий содержат больше шедевров, чем сборники трех его предшественников вместе взятых, а сложная биография первого русского чемпиона мира до сих пор вызывает споры и дополнительные исследования.

Александр Алехин родился в Москве в богатой буржуазно-аристократической семье. Познакомившись с королевской игрой в раннем детстве, он, по его собственным словам, «почувствовал непреодолимое стремление к шахматам». В отличие от Капабланки, Алехин всегда очень много занимался, думал над своим совершенствованием, непрерывно анализировал, и даже смерть настигла его у шахматной доски.

Фанатично преданный шахматному искусству, Алехин тем не менее был разносторонне развитым человеком: свободно говорил и писал на нескольких европейских языках, имел ученую степень доктора права.

Первого значительного успеха шестнадцатилетний Алехин добился в 1909 году, одержав победу в турнире любителей в рамках уже упоминавшегося нами Петербургского конгресса памяти Чигорина. Затем последовала серия успехов в европейских мастерских соревнованиях, и, наконец, в 1914 году на сильнейшем по составу турнире в русской столице Алехин берет третий приз, пропустив вперед лишь Ласкера и Капабланку. С этого момента Алехин прочно входит в шахматную элиту и становится кандидатом на мировое первенство.

В десятые годы и в начале двадцатых Алехин уступает в силе игры Ласкеру и Капабланке, но он непрерывно работает, и колоссальный труд, помноженный на талант, постепенно приносит плоды. В замечательных книгах, написанных в те годы Алехиным, нет ни грана самолюбования, лишь глубокая корректная оценка творчества соперников и жесткий беспощадный самоанализ, размышления о путях к достижению высшей цели. В отличие от Капабланки, Алехин не пытается создать у читателя впечатление, что все просто, и лишь великий талант поднимает его над плебеями, напротив, со страниц своих книг он предстает человеком, поставившим перед собой великую цель, беспрерывно думающим и думающим — как победить.

В 1927 году в Буэнос-Айресе Алехин встал, наконец, у подножья шахматного трона и победил. В последующие годы он имел немало триумфов, но матчевая победа над Капабланкой осталась его самым ярким достижением. И виноват в этом прежде всего он сам. Мы вновь на пороге разговора о шахматной политике.

На пути к званию чемпиона мира Алехину пришлось преодолеть очень серьезные трудности, как связанные с шахматным совершенствованием, так и нешахматного характера. Даже достигнув высот профессионального мастерства, ему стоило немалого труда организовать свой матч с Капабланкой. За годы борьбы в Алехине скопилось изрядное количество желчи, и став чемпионом мира, он начал мстить поверженному противнику, а порой вел себя некорректно и по отношению к другим видным маэстро.

В отличие от Ласкера и Капабланки, Алехин не только уклонялся от матчей с нежелательными соперниками, но и, используя свою власть и влияние, отстранял опасных конкурентов от участия в международных турнирах. Это было новым методом политической борьбы в шахматах. Пройдут десятилетия, и метод этот, к сожалению, станет почти нормой, но ввел его в практику именно Алехин.

В первые несколько лет чемпионства Алехина самым опасным соперником для него, несомненно, оставался Капабланка. Но Алехин не только не предоставил кубинцу права на реванш, но и блокировал его участие во всех без исключения турнирах, где играл сам. Впервые после 1927 года Алехин и Капабланка играли вместе лишь в Ноттингеме в 1936 году, когда чемпионский титул принадлежал Эйве, и Алехин вынужден был отказаться от своей политики. В Ноттингеме Капабланка вновь, как и во всех предыдущих соревнованиях, занял место выше Алехина! В предыдущей главе мы уже приводили удивительные данные о турнирных взаимоотношениях Ласкера, Капабланки и Алехина; в конце двадцатых — начале тридцатых годов Алехин находился в блестящей форме и, вероятно, мог изменить эту печальную для себя статистику, но малодушно отказался от таких попыток. Удивительным образом, по-видимому не без участия русского чемпиона, оставались порой не приглашенными на крупные турниры и некоторые другие ведущие гроссмейстеры.

В 1932 году «Wiener Schachzeitung» опубликовал открытое письмо Алехину, подписанное одним из сильнейших шахматистов того времени австрийцем Шпильманом. Ознакомимся с текстом.

«Я ОБВИНЯЮ!»

Высокочтимый ЧЕМПИОН МИРА, доктор Алехин! Вы очень удивитесь, господин чемпион мира, моей наглости, на которую я отважился перед ступенями Вашего трона. И тем не менее Я ОБВИНЯЮ. Естественно, не Вашу гениальную игру, которой я, будучи энтузиастом шахмат, восхищен. Нет. Мое обвинение касается не чемпиона мира доктора Алехина, а коллеги Алехина! Ибо, несмотря на Вашу очевидную непревзойденность в шахматах, мы остаемся Вашими коллегами по профессии, в которых Вы в конце концов нуждаетесь хотя бы ради создания своих бессмертных творений.

Одна пословица гласит: «Богато украшенный нож — это роскошь, но его надо использовать для разрезания хлеба, а не для нанесения ран». Ваши соперники Стейниц, Ласкер, Капабланка уважали эту мудрость и требовали в турнирах мастеров самые лучшие, но одинаковые для всех условия. Вы не будете в обиде, если я исследую, каким образом Вы использовали свое острое оружие чемпиона мира? Постарайтесь понять, что я говорю это не из зависти. Я был бы последним человеком, кто оспаривал бы Ваши права, завоеванные ценой таких усилий. Однако принадлежность общему делу предполагает уважительное отношение к коллегам. Почему бы не быть тому же в мире шахмат?

Вы же, однако, как в Сан-Ремо в 1930 г., так и в Бледе в 1931 г., помимо экстраординарных гонораров испросили специальные условия и практически вытеснили Капабланку из этих турниров. Естественно, Вы не сделали это напрямую. Вы избрали способ куда более изощренный, что не меняет сути дела, способ, который я как эксперт хочу исследовать. Должен ли был Капабланка так сурово искупать свою вину за победу в Нью-Йорке в 1927 г.?