Читаем без скачивания Остров Крым - Василий Павлович Аксенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будем обедать, господа? – спросил Арсений Николаевич. – Здесь или в столовой?
– В столовой, – сказал Антон. – Тогда девки, может быть, оденутся. А то бедный мой папа не сможет съесть ни кусочка.
– Или съем что-нибудь не то, – пробурчал Лучников.
Отец и сын сели рядом в шезлонги.
– Где же ты побывал за этот год? – спросил Лучников.
– Спроси, где не был, – по-мальчишески ответил Антон.
Он сделал знак Хуа, и тот принес ему его драные, разлохмаченные джинсы. Антон вытащил из кармана железную коробочку из-под голландских сигар «Биллем II» и извлек оттуда самокруточку. Понятно – курим «грасс». Именно в присутствии отца закурить «грасс» – вот она свобода! Неужели он думал когда-нибудь, что я его буду угнетать, давить, ханжески ограничивать? Неужели он, как и эти две дурочки, считает меня человеком пятидесятых? Во всем мире меня считают человеком, определяющим погоду и настроение именно сегодняшнего дня, и только мой собственный сын нашел между нами generation gap. Не слишком ли примитивно? Во всех семьях говорят о разрыве поколений, значит и мы должны иметь эту штуку? Может быть, он не слишком умен? Провалы по части вкуса? В кого у него этот крупный нахальный нос? Невысокий, зарастающий по бокам лоб – в мамашу. Но нос-то в кого? Да нет, не открестишься – подбородок мой и зеркальные родинки: у меня над левой ключицей, у него – над правой, у меня справа от пупка, у него – слева, а фигура – в Арсения.
– Сейчас спрошу, где ты не был, – улыбнулся Лучников. – В Штатах не был?
– От берега до берега, – ответил Антон.
– В Индии не был?
– Сорок дней жил в ашраме. Пробирались даже в Тибет через китайские посты.
– Скажи, Антоша, а на что ты жил весь этот год?
– В каком смысле?
– Ну, на что ты ел, пил? Деньги на пропитание, короче говоря?
Антон расхохотался, слегка театрально.
– Ну, папа, ты даешь! Поверь мне, это сейчас не проблема для… ну для таких, как я, для наших. Обычно мы живем в коммунах, иногда работаем, иногда попрошайничаем. Кроме того, знаешь ли, ты, конечно, не поверишь, но я стал совсем неплохим саксофонистом…
– Где же ты играл?
– В Париже… в метро… знаешь там корреспонданс на Шатле…
– Дай затянуться, – попросил Лучников.
Антон вспомнил, что он курит, и тут же показал специфическую расслабленность, особую такую шикарную полуотрешенность.
– Это… между прочим… из Марокко… – пробормотал он как бы заплетающимся языком.
Все-таки – мальчишка.
– Я так и понял, – сказал Лучников, взял слюнявый окурок и втянул сладковатый дымок. Сладкая дрянь.
– Ба, вот странность, только сейчас заметил, что я спрашиваю тебя по-русски, а ты мне отвечаешь на яки. – Он внимательно разглядывал сына. Все-таки красивый парень, очень красивый.
– Это язык моей страны! – с неожиданной горячностью вскричал Антон. Веселости как не бывало. Глаза горят. – Я говорю на языке моей страны!
– Вот оно что! – сказал Лучников. – Теперь, значит, вот такие у нас идеи?
– Слушай, атац, ты меня опять подначиваешь. Ты со мной, я вижу, так и не научишься говорить серьезно. Яки! – Нотка враждебности, той старой, годичной давности, появилась в голосе Антона. – Яки! Яки, атац!
Атац, то есть отец, типичное словечко яки, смесь татарщины и русятины.
Уровнем ниже, в дверях столовой появилась фигура деда.
– Мальчики, обедать! – крикнул он.
Антон вылез из шезлонга и пошел по веранде, прыгая на одной ноге и на ходу натягивая джинсы. Обернулся.
– Да, я забыл тебе сказать, что я и в Москве твоей побывал.
– Вот как? – Лучников встал. – Ну и как тебе Москва?
– Блевотина, – с удовольствием сказал Антон и, почувствовав, что диалог закончился в его пользу, очень повеселел.
Дед явно любовался внуком. В дверях столовой Антон дружески ткнул Арсения плечом. Лучников-средний задержался.
– Арсений, это из-за него ты просил меня приехать обязательно сегодня. Он что – завтра испаряется?
– Нет-нет. Антошка мне ничего не говорил о своих планах. Не думаю, что эта троица так быстро нас покинет. Девочки первый раз на Острове. Антошка предвкушает роль гида. Новая культура яки и жизнь русских мастодонтов. К тому же рядом и Коктебель с его вертепами. Думаю, что американочкам на неделю хватит.
Арсений Николаевич вроде бы посмеивался, но Андрей Арсеньевич заметил, что глаза отца смотрят серьезно и как бы изучают его лицо. Это тоже было несвойственно старику Лучникову и пугало.
– Тогда почему же ты сказал «обязательно»? Просто так, а? Без особого значения?
«Если ответит „просто так, без особого значения“, то это самое худшее», – подумал Андрей Арсеньевич.
– Со значением, – улыбнулся отец, как бы угадавший ход его мыслей. – У нас сегодня к обеду Фредди Бутурлин.
– Да я его вижу чуть ли не каждый день в Симфи! – воскликнул Лучников.
– Нам нужно будет вечером поговорить втроем, – неожиданно жестким голосом – президент в кризисных паузах истории – проговорил Лучников-старший.
Они вошли в столовую, одна стена которой была стеклянной и открывала вид на море, скалу Хамелеон и мыс Крокодил. За столом уже сидели Памела, Кристина, Антон и Фредди Бутурлин.
Последний был членом Кабинета министров, а именно товарищем министра информации. Пятидесятилетний цветущий отпрыск древнего русского рода, для друзей и избирателей Фредди, а для врэвакуантов Федор Борисович, член партии к-д и спортклуба «Русский сокол», а по сути дела плейбой без каких-либо особых идей, Бутурлин когда-то слушал лекции Лучникова-старшего, когда-то шлялся по дамочкам с Лучниковым-средним и потому считал их своими лучшими задушевными друзьями.
– Хай, Эндрю! – Он открыл свои объятия.
– Привет, Федя! – ответил Лучников по правилам московского жаргона.
Памела и Кристина – боже! – преобразились: обе в платьях! Платья, правда, были новомодные, марлевые, просвечивающие, да еще и на узеньких бретельках, но все-таки соски молодых особ были прикрыты какими-то цветными апликациями. Антоша сидел голый по пояс, только лишь космы свои слегка заправил назад, завязал теперь в пони-тэйл.
Седьмым участником трапезы был мажордом Хуа. Он отдавал распоряжения на кухню и официанту Таври, но то и дело присаживался к столу, как бы гордо демонстрируя, что он тоже член семьи, поворачивал по ходу беседы печеное личико, счастливо лучился, внимал. Вдруг беседа и его коснулась.
– Хуа – старый тайваньский шпион, – сказал про него Антон девушкам. – Это естественно, Крым и Тайвань, два отдаленных брата. В семьях врэвакуантов считается шикарным иметь в доме китайскую агентуру. Хуа шпионит за нами уже сорок лет, он стал нам родным.
– Что такое врэвакуанты? – Памела чудесно сморщила носик.
– Когда в тысяча девятьсот двадцатом году большевики вышибли моего дедулю и его
