Читаем без скачивания Anamnesis vitae. (История жизни). - Александр Светин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не женат я. Пока. Так что семья не приедет ввиду отсутствия оной.
— Как же так: такой интересный мужчина — и не женат?! — радостно возмутилась Мария Глебовна и медленно пошла на меня грудью (весьма нешуточной, надо заметить!). — Так мы это поправим!
— Машка, доктор, ежели захочет, сам все поправит! — Между мной и надвигающейся акушеркой возникла маленькая, худющая пожилая тетка. В белом халате, разумеется.
Решительно отпихнув распаленную Марию Глебовну, спасительница обернулась ко мне:
— Вы, Пал Палыч, не тушуйтесь. Машка — она завсегда так: как увидит нового мужика, так начинает ему глазки строить. А уж неженатому-то и подавно!
— Очень обидны мне слова ваши, Клавдия Петровна! — классической фразой попробовала возмутиться акушерка, отнюдь не выглядящая обиженной. Скорее наоборот: в улыбающихся темных глазах Марии Глебовны резвились озорные чертенята.
Я вздохнул про себя: эх, была бы она помоложе лет эдак на двадцать…
Клавдия Петровна небрежно отмахнулась от нее рукой, будто от назойливой мухи, и потянула меня за рукав:
— Идемте, доктор, я вашу квартирку покажу. Устали, поди, с дороги-то!
— Квартирку?! — изумился я. — А что, разве она здесь?
— А где ж ей еще-то быть?! — в свою очередь удивилась моя провожатая. — У нас доктора испокон веку при больнице жили. На всем готовом.
Я опасливо покосился на исторический барак-конюшню. Ну-с, положим, лошадям когда-то здесь жилось неплохо. Наверное. Но я-то — не конь! Провести два месяца в стойле как-то не улыбалось.
— А… других вариантов никаких нет? — осторожно поинтересовался я.
Клавдия Петровна жалостливо посмотрела на меня.
— Да откуда ж им взяться-то? Гостиницы у нас тут отродясь не бывало… Есть, правда, в деревне пара-тройка пустых изб. Так они заброшены давно, разорены. Жить там нельзя… — она задумалась и окинула взором выстроившийся личный состав больницы. — Если только на постой к кому?
Мария Глебовна с четкостью кремлевского курсанта шагнула вперед.
— Очень правильная мысль! — одобрила она.
Я икнул и поволок Клавдию Петровну внутрь:
— Ладно уж, показывайте вашу квартирку!
Жилплощадь оказалась вполне сносной. Большая светлая комната, обставленная разномастной мебелью. Здесь было все необходимое, но до глубины души меня тронула огромная широкая кровать с резными деревянными спинками. Я подошел и потрогал резьбу пальцем:
— Это что, кто-то из пациентов из музея спер?
Клавдия Петровна оскорбилась:
— Да бог с вами! Это подарок. Пару лет назад мы цыганского барона лечили. От пневмонии. Так он вылечился, уехал, а потом вот это чудо прислал. Мы думали-думали, куда его определить, да так ничего и не придумали. Так и стоит здесь с тех пор.
Я уселся на кровать и попрыгал на ней. Матрас приятно пружинил. Пожалуй, подарок неведомого барона сможет в какой-то мере скрасить мои серые будни в этой дыре.
— А удобства? — задал я главный вопрос.
— Чего? — озадачилась фельдшерица.
— Удобства, говорю, где?
— А, это сортир, что ли? — осенило Клавдию Петровну.
Я смущенно кивнул. Слово «сортир» отчего-то порождало во мне странную ассоциацию с дыркой в земле:
— Э-э… ну да. И еще душ.
— Есть, есть, как же! Вот, рядышком тут, в коридорчике: специально отдельный сделали для доктора. И сортир, стало быть, и душ с ванной. Окромя вас, Пал Палыч, никто не попользуется!
Я вздохнул с облегчением. Бегать по нужде за пару сотен метров в типовое деревянное строение, похоже, не придется. И то славно.
— Часы тоже от щедрот барона? — поинтересовался я, указывая на роскошные напольные часы с маятником, заключенные в резной деревянный корпус.
Маятник почему-то висел неподвижно. Весь прибор создавал впечатление очень древнего и ценного.
— Нет, откуда часы — никто не помнит. Скорее всего, из старой барской усадьбы.
— А почему стоят?
Клавдия Петровна таинственно улыбнулась, подошла к часам и открыла корпус:
— Механизма-то нет! Как им идти?
— Логично! — подтвердил я, заглядывая внутрь.
Механизма и в самом деле не было. Маятник и гири висели на гвоздиках, вбитых изнутри в заднюю стенку корпуса.
— Зато красиво! — гордо заявила Клавдия Петровна.
Я кивнул и аккуратно закрыл дверцу часов. Красиво, тут не поспоришь.
— Ой, я же так и не представилась! — вдруг вспомнила моя новая сослуживица.
— Вы — Клавдия Петровна, это я уже и так знаю! — успокоил ее я.
— Ну да. Фельдшерица я. Двое нас тут, фельдшеров: Антошка… ну, Антон Иваныч который, да я. Машка — акушерка. Еще две санитарки имеются: Инка и Нинка…
— Это мы! — хором подтвердили две толстушки, возникшие в дверях.
— Ага, вот они. Инка с Нинкой еще и готовят для больных, поварихи по совместительству, стало быть.
— Мы и для вас готовить будем, Пал Палыч! — обнадежила меня Инка. Или Нинка?
Я благодарно кивнул. По крайней мере, с голоду я тут не помру. Судя по комплекции поварих, готовили они много и сытно.
— Итак, Клавдия Петровна, подведем итоги. Всего в больнице я насчитал пять душ персонала: вы, Антон Иваныч, Мария Глебовна, две санитарки, они же поварихи… Никого не забыл?
— Никого… только… — фельдшерица замялась.
— Только что?
— Сынок мой, Данила…
— Что с ним?
— Он как бы при больнице…
Я потряс головой, пытаясь вникнуть в суть полученной информации:
— «Как бы при больнице» — это как?! Живет здесь, что ли?
— Да нет, живет он дома, со мной. А тут… ну, помогает… Инке с Нинкой по кухне, полы моет, дрова рубит, тут гвоздь забить, там — дверь навесить, лежачим больным судно подать, перестелить…
— Он что, не работает у вас? Сколько лет-то ему?
Клавдия Петровна тяжело вздохнула.
— Тридцать исполнилось. Он у меня… ненормальный. С детства. Меня молнией ударило, когда его носила… Ну и… Данилка с рождения чудной. Да вы не бойтесь, он добрый и тихий. Мухи не обидит! — поспешила заверить она.
— Да я и не боюсь.
— Так вы не будете возражать, если Данилка так и будет тут, при больничке? Привык он. Да и к нему все давно привыкли.
— Конечно, пусть остается.
Фельдшерица прыгнула ко мне и затрясла руку.
— Дай вам бог здоровья, Пал Палыч! Спасибо, спасибо огромное! А то я уж так боялась, думала: приедет новый доктор, да по строгости-то и отвадит Данилу от больницы. А вы — вон какой… Добрый! Данила!!! — вдруг пронзительно заверещала она.
От неожиданности и боли в ушах я вздрогнул.
— Данила, иди сюда, скажи спасибо доктору!
— Я тут, ма! — в дверь, распихивая Нинку с Инкой, протиснулся здоровенный увалень лет тридцати с характерным выражением лица.
В комнате сразу стало тесно. Физическим здоровьем природа Данилу явно не обделила.
— Данька, это наш новый доктор, Пал Палыч! — представила меня Клавдия Петровна.
— Пал Палыч! — с готовностью повторил Данила и, широко улыбаясь, уставился на меня.
Я криво улыбнулся в ответ.
— Скажи спасибо доктору: он тебя при больнице разрешил оставить! — фельдшерица пихнула сына в спину костлявым кулачком.
Данила послушно шагнул ко мне и разулыбался еще шире:
— Спасибо, док! — и сграбастал меня в объятия.
— Не за что! — сдавленно пискнул я, чувствуя себя кроликом, сдуру попавшим в кольца удава. Мои ребра начали потрескивать.
— Вот видите, видите, Пал Палыч, какой Данька добрый! — приговаривала счастливая мамаша, бегая вокруг.
Подтверждая заявленный имидж, Данила сдавил меня еще крепче. Я понял, что моей врачебной карьере приходит конец. Как и жизни.
— Клавдия Петровна, скажите сыну, чтобы меня отпустил! — просипел я в широкую грудь олигофрена. — Помру ведь…
— Ась?! — уточнила фельдшерица.
— П……ц, — грустно констатировал я, поняв, что воздух закончился. И закрыл глаза.
Глава 2
7 сентября 1987 года,17.25,
Ноябрьский район
Лодка мягко ткнулась носом в илистый берег небольшого озерного острова. Терентий Иваныч с кряхтеньем перешагнул через борт и остановился, чувствуя, как кровь неохотно возвращается в затекшие ноги.
— Дед, ты чего? — Петька приобнял старика за плечи, заглядывая в лицо.
— Да затекло все. Сейчас постою минутку-другую — и отпустит.
— Ну ладно. А я пока пожитки выгружу.
Внук принялся деловито перетаскивать из лодки на берег палатку, удочки и прочий скарб. Наконец, уцепив опустевшую посудину за нос, Петька почти полностью вытащил ее на сушу.
— Не унесет? — больше для порядка осведомился дед.
— Да куда она денется? Не океан чай, приливов-отливов и прочих цунами не бывает, — усмехнулся парень и, взваливая на плечи палатку и рюкзаки, поинтересовался: — Ну что, дед, оклемался?