Читаем без скачивания Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи - Олег Ивик

Но были у Цинь Ши-хуанди и начинания иного рода: он потратил немало сил на завоевания северных земель и укрепление границ Поднебесной. Впрочем, историческая значимость этих побед уже в те годы вызывала сомнения. Ли Сы, советник Цинь Ши-хуанди, увещевал его:

«Нельзя [этого делать]. Сюнну не имеют для жительства городов, обнесенных внешними и внутренними стенами, у них нет запасов, чтобы защищать их; они кочуют с места на место, поднимаясь [легко] словно птицы, а поэтому их трудно прибрать к рукам и управлять ими. Если в их земли глубоко вторгнутся легковооруженные войска, им неизбежно будет не хватать продовольствия, а если войска прихватят с собой зерно, то обремененные грузом будут [везде] опаздывать. Приобретение принадлежащих им земель не принесет нам пользы, а присоединение народа не создаст возможности подчинить его и удержать под контролем. Если же, одержав победу, истребить их, то Вы не будете отцом и матерью для народа. [Война] утомит лишь Срединное государство и принесет радость сюнну, а это не дальновидный план»{52}.

Но видимо, император имел другое мнение о том, как быть «отцом и матерью» для своего народа. Посланный им военачальник Мэн Тянь разбил варваров и отвоевал земли к югу от северной излучины Хуанхэ. Вероятно, тогда же ему довелось взять в плен сюннуского вождя — Сыма Цянь вскользь упоминал пленение некого шаньюя войсками династии Цинь{53}.

Оборонительные стены, защищавшие отдельные царства от кочевников, были реконструированы и объединены в Великую Китайскую стену. Вдоль Хуанхэ возникли 44 уездных города, их заселили ссыльными преступниками{54}. Кстати, это отнюдь не означало, что на границе с кочевниками теперь обитали в основном люди с криминальными наклонностями — ведь по китайскому законодательству уголовному наказанию (вплоть до смертной казни!) могли подвергнуть не только самого осужденного, но и членов его семьи; в циньское время за государственные преступления казнили три поколения родственников преступника по линиям отца, матери и жены. Поэтому города на берегах Хуанхэ исправно заселялись хотя и ссыльными, но вполне благонамеренными китайцами.

Позднее сановник Чжуфу Янь резко критиковал завоевательную политику Цинь Ши-хуанди. В докладе трону он писал, что приобретенные земли «состояли из озер и солончаков, не производили пяти видов злака», тем не менее для их обороны требовалась огромная армия. «Более десяти лет солнце палило воинов, а роса увлажняла войска, погибло неисчислимое множество солдат, которым так и не удалось достичь северного берега Хуанхэ. Разве для этого не хватало людей или не было достаточного количества оружия и доспехов? [Нет], не позволяли условия местности».

На содержание армии пришлось работать всей Поднебесной. «Хотя мужчины старательно обрабатывали поля, провианта [для войск] не хватало, и хотя женщины пряли, [полотна] для палаток недоставало. Народ утомился, сироты и одинокие, старики и дети были не в состоянии содержать друг друга, на дорогах повсюду валялись трупы, и, видимо, поэтому Поднебесная восстала против [династии] Цинь»{55}.

Империя Цинь просуществовала около пятнадцати лет, и, хотя уничтожила ее внутренняя смута, северные варвары, точнее, разорительные войны с ними немало способствовали смене власти.

Описывая время правления Цинь Ши-хуанди, Сыма Цянь впервые начинает системно употреблять слово «сюнну». Хотя историк и утверждал, что Чунь-вэй, родоначальник этого племени, восходил к древней династии Ся, для предыдущих эпох он в своих обширных «Исторических записках» использовал преимущественно другие названия северных и северо-западных племен, и этноним сюнну, как мы уже говорили, изредка появляется на страницах этого труда лишь при описании событий середины III века до н. э. Даже в главе «Сюнну ле чжуань» («Повествование о сюнну») Сыма Цянь, вскользь помянув сюнну в самом начале, долго перечисляет события, связанные с жунами, ди и ху (завершив исторический экскурс словами: «От Шуньвэя до Тоуманя прошло более тысячи лет. За это время племена сюнну то усиливались, то, распадаясь, слабели»{56}, подразумевая, что все они и есть сюнну). Но в конце III века до н. э., в годы правления императора Цинь Ши-хуанди, на страницах этой главы вновь появляются сюнну, а затем и их шаньюй Тоумань. С этого момента историк отказывается от большинства прежних этнонимов и, говоря о подданных шаньюев, называет их сюнну или ху, употребляя эти слова как синонимы.

Сыма Цянь пишет: «У сюнну шаньюя звали Тоумань. Будучи не в силах одолеть Цинь, он перебрался на север. Прошло более десяти лет. (…) В Срединном государстве воцарилась смута (после смерти Цинь Ши-хуанди. — Авт.), и люди, поселенные в приграничных городах, вернулись назад. Тогда сюнну, почувствовав себя вольготно, снова переправились на южный берег Хуанхэ и стали соседствовать со Срединным государством по прежней укрепленной пограничной линии»{57}.

С того времени (а если точнее, то с правления Маодуня, наследника Тоуманя) и начинается история державы сюнну. И примерно тогда же на северных границах Поднебесной появляются могильные сооружения, которые археологи уже уверенно интерпретируют как сюннуские.

Китайские хроники возводят корни сюнну к северным и северо-западным кочевникам середины III или уж по крайней мере первой половины II тысячелетия (сегодня мы знаем, что в ту эпоху кочевое скотоводство в лучшем случае только-только успело сформироваться). Если судить по одним лишь летописям, складывается впечатление, что на северных и западных границах Китая с давних пор существовало множество племен, которые в разные времена назывались по-разному и в III веке до н. э. (или к III веку до н. э.) объединились под общим названием «сюнну». Хотя легендарный беглец Чунь-вэй из династии Ся и считался родоначальником сюнну, но те же самые летописи, говоря о временах до создания сюннуского союза, упоминают этот этноним достаточно редко, предпочитая говорить о сяньюнь, жунах, ди и т.д.

Можно предположить, что представление о сюнну как об едином народе сложилось уже после объединения кочевых племен в единое государство и китайские историки, которым посчастливилось жить после этого знаменательного события, сами не знали, которое из этих племен назвать непосредственным предком современных им сюнну.

Описывая тысячелетний период, прошедший после жизни Чунь-вэя, Сыма Цянь сообщает: «За это время племена сюнну то усиливались, то, распадаясь, слабели; так происходило издавна, и нет даже возможности последовательно изложить [раннюю] историю их родов и правлений»{58}.

Современные историки, как правило, охотно соглашаются с этим высказыванием, по крайней мере со второй его частью, потому что у них по поводу корней и ранней истории сюнну дело обстоит еще хуже, чем у Сыма Цяня. Ведь когда китайский хронист писал свои сочинения, он еще не должен был учитывать данные археологии. А данные эти столь же противоречивы, как и данные китайских летописей, поэтому вопрос о предках сюнну археологами до сих пор не решен — археологическая культура сюнну тех времен, когда они уже доподлинно известны под этим именем, не имеет единого достоверного корня ни на северных и западных границах Китая, ни где-либо еще.

Сюнну создали свое государство в III веке до н. э. — об этом мы подробно будем говорить ниже. В последующие века они оставили на территории Китая, Монголии и Забайкалья множество могил, принадлежавших как знати, так и простолюдинам. Для кочевников, у которых не было письменности и почти не было городов и селений (а те немногие, что были, возможно, принадлежали не самим сюнну, а подчиненным им народам), именно характером погребального обряда — устройством могилы, ее инвентарем — и определяется этническая принадлежность.

Если допустить, что предки сюнну испокон века жили на границе с Китаем, здесь должны были сохраниться могилы предыдущих эпох, конструкция и инвентарь которых в достаточной мере напоминали бы сюннуские. Однако явных аналогий археологи не обнаружили, а неявных обнаружили множество, причем в самых разных регионах, и это заставило их выдвинуть разнообразные и взаимоисключающие гипотезы о происхождении сюнну.

Среди ученых, пытающихся увести корни сюнну в достаточно далекое прошлое, можно назвать китайского археолога Тань Гуаньцзиня — он связывает их с так называемой «культурой ордосских бронз», которая складывалась в Ордосе с XIII века и достигла расцвета в XII—VI веках до н. э. Ученый подчеркивает, что именно в районе Ордоса обитали племена, которые, согласно древним китайским хронистам, в разное время назывались гуйфан, сяньюнь и dw и считались предками сюнну. Эту точку зрения разделяют отдельные российские археологи, причем некоторые из них находят черты сходства между могилами «ордосских бронз» и местными же погребениями предшествующих эпох, что позволяет проследить возможные корни сюнну вплоть до неолита. Однако ученым до сих пор не вполне понятно, каким образом «культура ордосских бронз» трансформировалась в собственно «сюннускую», и это ставит под сомнение теорию в целом.