Читаем без скачивания Раубриттер - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О чем? — спросил у него Волков.
— О деле, что ты задумал.
Роха, хоть и выпил много, а говорил как трезвый.
— О деле? О каком еще деле? — кавалер начинал немного раздражаться. Ему не нравилось, что Роха спрашивает о том, о чем он сам еще не принял решения.
— Для которого ты нас сюда привел, — говорил Скарафаджо, — я ж слышал, как ты спрашивал ротмистров о готовности их людей. Не просто так ты спрашивал.
— Я просто спросил, — сказал Волков.
— Ты никогда и ничего не делал просто, — усмехнулся Роха. — Дури вон этих простаков ротмистров, а я-то тебя десять лет уже знаю. Еще с южных компаний.
Все это он говорил еще и при Сыче, который слышал весь их разговор.
— Прикусил бы ты язык, Скарафаджо, — зло сказал кавалер. — Болтаешь, как баба.
— Я нем, как могила. Только хотел бы знать, что мне делать?
— Я тебе все сказал, завтра займись постройкой бараков.
— Как прикажешь, Яро, как прикажешь.
— Господин мой, — в свете дверного проема стояла Брунхильда. — Господин мой, идите уже домой.
— Чего тебе неймется, Яро? Чего ты все ищешь, ведь у тебя все есть для счастья. И холопы, и баба, и деньги. А ты опять что-то затеваешь. Я бы на твоем месте…
— На моем месте?.. Займись бараками, дурак, — зло сказал Волков, повернулся и пошел на свет открытой двери.
Глава 3
Он поздно лег, да еще и долго любил Брунхильду, все никак не мог насладиться ею. А она сама еще вставала из кровати и голой ходила за водой, да все при свечах, как тут остановиться? В общем, встал он, когда пришел Ёган, сел у очага и стал говорить с Брунхильдой, которая встала еще с петухами. Встал, когда услышал, как Ёган жалуется:
— Корову задрали волки. За нее деньги плачены, мужик плачет, без молока детей волк оставил.
— Дай поспать господину, — шипит на него красавица. — Чего уж теперь плакать, чего господина будить, корову-то волк не вернет.
— У кого волк задрал корову? — встал с постели Волков.
— Ну, разбудил, дурень, — злилась Брунхильда.
— Господин, у мужика вашего, Михеля, — сразу стал объяснять ситуацию Ёган, — вчера заблудилась корова, убежала от пастуха, сегодня мужики пошли искать — нашли в овраге погрызенную.
— За Бертье посылал? — морщился Волков, он пришел и сел за стол босой, только в нижней одежде.
— Нет, сначала вам решил доложить.
— Вот и дурень, шел бы к Бертье, чего господина всякой ерундой беспокоить, — бурчит Брунхильда, ставя на стол перед кавалером таз с теплой водой.
— Скажи Максимилиану, чтобы к Бертье ехал, — говорит Волков. — Пусть тот сюда приедет, нужно это дело с волками закончить.
Ёган ушел, а Брунхильда подошла к кавалеру сзади, обняла своими сильными руками, зашептала в ухо:
— Чуть не убили вы меня вчера, едва жива осталась. Так меня трясли, что у меня дух перехватывало. Думала, задохнусь.
Она поцеловала его в щеку, а он поцеловал ей руку. Пока мылся и завтракал, приехал Бертье, позвал двух своих людей из солдат, что были всегда с ним на охотах, стали готовить собак. Лай стоял на весь двор, собаки волновались, чуяли дело. Как кавалер закончил, так и поехали.
— Господи, хоть отдохнули бы, — говорила Брунхильда, стоя на пороге.
Но он ее только улыбался в ответ, даже не прикоснулся. На людях не нужно этого.
Волков, Бертье, Максимилиан и Ёган верхом, псари пешие, Бертье и Максимилиан с арбалетами.
Ехали недолго, за Эшбахтом, на запад и вверх, потянулся длинный овраг, так вдоль него и поехали. И получаса не прошло, как Ёган указал рукой на густые заросли барбариса под холмом:
— Кажись, там.
Так и было, там два мужика рубили топором то, что волки не догрызли, складывали мясо в мешки. Бертье с псарями сразу взялись за дело, псари с собаками полезли в кусты да в овраги, Бертье заехал на ближайший холм осмотреться. Мужики, завидев господина, бросили свое дело, кланялись.
— Чья? — коротко спросил кавалер.
— Моя, господин, — сказал тот, что был постарше.
— Я тебе корову дал, чтобы ты молоком детей своих подкормил, а ты прозевал ее. Угробил.
— Господин, — мужик перепугался, даже протянул руку к Ёгану. — Никак не я, вот и управляющий соврать не даст, я вчерась весь день канаву на болоте копал. Барщину тянул.
— Да не он это, — сказал Ёган, — это пастух-олух корову потерял.
— Ты мне… — Волков обратился к мужику, пальцем на него указывая, — вырезку мне домой принеси, если волки ее не сгрызли.
— Не сгрызли, господин, вымя да требуху поели, мясо не трогали, — говорил мужик, кивая, — принесу вам, принесу.
— Ёган.
— Да, господин.
— Коли мужик не виновен, дай ему денег, пусть новую корову себе купит.
— Ох, спасибо, господин, ох, спасибо, — оба мужика стали кланяться.
— В долг ему дай, — произнес кавалер с ухмылкой, — то, что им на дармовщину дается, они не берегут.
— Господин, так разве то мы? — сразу скисли мужики.
Он не слушал их, он говорил Ёгану:
— Сычу скажи, пусть пастуху плетей даст.
— Я и сам ему всыплю с удовольствием, — обещал Ёган. — Не спущу дураку ущерба.
— Только не злобствуй, десяти плетей хватит.
— Ну, не злобствовать, так не злобствовать, хотя я бы больше ему дал. Уж больно нерасторопны они тут, больно ленивы, спустя рукава все делают, без боязни.
— Не злобствуй, говорю, чтобы не свалился он потом в горячке.
— Как пожелаете.
— Кавалер, — крикнул один из псарей, тот, что залез в самую гущу кустов, — собачки, кажись, след берут.
— Так берут или тебе кажется? — в ответ кричал ему Бертье.
— Берут, берут, — отвечал псарь.
— Ну, пускай.
— Пускаю.
Собаки пошли резво, с задорным лаем, так, что псари едва за ними поспевали, да и Волков, Бертье и Максимилиан тоже, хотя были верхом. Собаки кидались и в овраги, и в кусты, а люди должны были обходить и объезжать препятствия.
От такой езды, то в овраг, то из него, когда все время нужно вставать в стременах, у кавалера вскоре заныла нога. Но что делать, просить собак бежать помедленнее? Или просить псарей придерживать? Нет, позориться перед более молодым Бертье и совсем юным Максимилианом он не желал, злился и на псарей, и на дурных собак, но терпел и ехал.
А собаки след держали крепко, кое-где они петляли, конечно, но не оттого, что теряли след, а оттого, что волки бродили кругами. И вели их собаки на запад, шли южнее большого поля, которое кавалер отдал под пашни солдатам Бертье и Рене,
