Читаем без скачивания Ночь игуаны - Теннесси Уильямс

Голос Ханны. Дедушка, ты потерял свои темные очки?

Голос дедушки. Нет. Я их снял. Солнца-то нет.

На тропинке появляется Ханна, она везет дедушку в кресле на колесах. Дед очень стар, но у него могучий голос, и потому всегда кажется, что он кричит что-то очень важное. Дедушка – поэт и актер. В нем чувствуется гордость, которую он всюду несет как знамя. Его белый полотняный костюм безупречен; столь же выдержаны в стиле, как и черный шнурок галстука, – черная трость с золотым набалдашником и густая белая поэтическая грива.

Дедушка. С какой стороны море?

Ханна. Море внизу, под горой, дедушка.

Дед оборачивается, прикрывая глаза рукой.

Отсюда его не видно.

Старик глух, и Ханне приходится кричать.

Дедушка. Но я уже чувствую запах моря.

Ветерок пробегает по листве джунглей.

Колыбель жизни! (Тоже кричит.) Жизнь ведь началась в море.

Мэксин. Тоже из вашей группы?

Шеннон. Нет.

Мэксин. Парочка тронутых.

Шеннон. Тише! (Пристально смотрит на Ханну и деда, и, кажется, один их вид действует на него гипнотически, снимая напряжение.)

Старик подслеповато поглядывает вниз, а Ханна с надеждой смотрит на веранду – человек гордый, она, если уж просит, верит, что люди отзовутся.

Ханна. Здравствуйте.

Мэксин. Привет.

Ханна. Вам не доводилось везти человека вот так, в кресле, в гору, сквозь заросли?

Мэксин. Нет, я не повезла бы даже и под гору.

Ханна. Но теперь, когда это уже позади, я не жалею. Какой вид для художника! (Тяжело дыша, осматривается вокруг, ищет в сумке носовой платок, чувствуя, что лицо ее горит и все в поту.) Мне говорили в городе, что здесь идеальное место для художника, и надо сказать, так оно и есть.

Шеннон. У вас на лбу царапина.

Ханна. А, так я и знала…

Шеннон. Надо смазать йодом.

Ханна. Благодарю вас, потом.

Мэксин. Что вам угодно?

Ханна. Я бы хотела видеть хозяина.

Мэксин. Это я.

Ханна. О, вы хозяйка?! Очень приятно. Разрешите представиться, я – Ханна Джелкс, миссис…

Мэксин. Фолк… Мэксин Фолк. Чем могу быть полезна? (Тон ее отнюдь не выражает намерения и вправду быть им полезной.) Ханна (живо обернувшись к деду). Дедушка, здешняя хозяйка – леди из Штатов.

Дедушка (поднимая лежащую у него на коленях веточку дикой орхидеи и церемонно протягивая ее Мэксин, кричит Ханне). Преподнеси даме эту ботаническую диковину, которую ты нашла на горной тропинке.

Ханна. Мне кажется, это дикая орхидея. Верно?

Шеннон. Лаэлия тибицина.

Ханна. О!

Дедушка. Но скажи ей, Ханна, скажи, что до темноты цветы эти лучше хранить в холодильнике, – на солнце они привлекают мух! (Хихикая, почесывает укус на подбородке.) Мэксин. Вам нужны комнаты?

Ханна. Да, да. Только мы не успели предупредить заранее.

Мэксин. Видите ли, милая, в сентябре «Коста Верде» закрыт. Исключение делается лишь по особой договоренности, и поэтому…

Шеннон. А это есть особый случай. Исключительный…

Мэксин. Кажется, вы сами сказали, что они не из вашей группы.

Ханна. Прошу вас, допустите нас в число избранных.

Мэксин. Смотрите-ка!

Дед попытался выбраться из кресла. Шеннон еле успевает подбежать подхватить старика, чтобы тот не упал.

Ханна (тоже бросилась было к деду, но, увидев, что Шеннон уже подхватил его, снова обращается к Мэксин). В первый раз за двадцать пять лет наших путешествий мы приехали, не заказав номера заранее.

Мэксин. Дорогая моя, старику-то место в больнице.

Ханна. Нет, нет, просто утром он немного повредил колено. Ему нужно хорошенько выспаться, отдохнуть – и завтра он будет снова на ногах. Дедушка моментально справляется со всякими недомоганиями, поразительно быстро для такого молодого – ему девяносто семь.

Шеннон. Легче, легче, дедушка. Опирайтесь на меня. (Ведет старика на веранду.) Теперь две ступеньки вверх. Раз, два… Ну, вот и хорошо, дедушка! (Доводит его до веранды и усаживает в качалку.)

Дедушка еле дышит, но все посмеивается.

Ханна (живо). У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность за то, что вы нас принимаете. Просто счастье для нас!

Мэксин. Ну что ж… такого старца не отправишь тут же в обратный путь. Но как я вам сказала, в сентябре «Коста Верде» закрыт. Я принимаю сейчас немногих и по особой договоренности. Мы работаем в этом месяце на особых условиях.

Дедушка (неожиданно прерывая и очень громко). Ханна, скажи этой леди, что колясочка у меня временная. Скоро я уже способен буду ползать, потом ковылять, а в недалеком будущем начну скакать, как старый… горный… козел… Ха-ха-ха-ха…

Ханна. Да, дедушка, я уже все сказала.

Дедушка. Мне тоже не нравится передвигаться на колесах.

Ханна. Да, дедушка считает, что закат Европы начался именно с изобретения колеса. (Весело смеется, но на Мэксин все это не действует.) Дедушка. И скажи еще этой хозяйке… э-э… этой леди… что я знавал отели, в которых не принимали собак, кошек, обезьян, а в некоторых не слишком добивались особой привилегии нянчиться с младенцами в возрасте около ста лет, ха-ха… которых привозят в колясочках… с цветами вместо детских погремушек… (Хихикает с чуть страшноватым, полубезумным выражением лица.)

Ханне скорей всего хочется закрыть ему рот рукой, но приходится улыбаться.

…Ха-ха… с флягой коньяку вместо колечка для зубов, которые еще только режутся. Но ты скажи ей, что эти… э-э… уступки возрасту – дело временное…

Ханна. Дедушка, я сказала, что вожу тебя в кресле, потому что ты повредил колено.

Шеннон (про себя). Фантастика!

Дедушка. А как только отдохну, я сам покачу его и сброшу с горы, прямо в море. И скажи ей…

Ханна. Да? Что, дедушка? (Она уже не улыбается. И тон ее, и взгляд полны нескрываемого отчаяния.) Что сказать, дедушка?

Дедушка. Скажи ей, если она простит мне мое постыдное долголетие и эту… временную немощь… я преподнесу ей – с автографом! – последний экземпляр моего первого томика стихов, опубликованных в день… Когда, Ханна?

Ханна (безнадежно). В день вступления на пост президента Улисса Гранта, дедушка.

Дедушка. «Утренний рожок». Где книга? Должна быть у тебя. Отдай ей сейчас же.

Ханна. Потом, попозже. (К Мэксин и Шеннону.) Мой дедушка – поэт, Джонатан Коффин. Ему девяносто семь лет, а в следующем месяце, пятого октября, исполнится девяносто восемь.

Мэксин. Да, старики – занятный народ. Телефон! Извините, я сейчас. (Уходит.) Дедушка. Что, наговорил лишнего?

Ханна (тихо, Шеннону). Боюсь, да. Кажется, она не расположена нас пустить.

Шеннон. Пустит, не беспокойтесь.

Ханна. В городе никто не хотел пускать, и, если мы здесь не устроимся, придется опять катить его через заросли. А куда? Что впереди? Дорога?! А куда? Только в море… Сомневаюсь, чтобы оно расступилось перед нами.

Шеннон. Вам не придется уходить. Я пользуюсь некоторым влиянием на хозяйку.

Ханна. О, пожалуйста, пустите его в ход. Я прочла в ее глазах одно лишь слово – отчетливо, большими буквами: «нет!»

Шеннон наливает воды из кувшина и подает стакан старику.

Дедушка. Это что – выпивка?

Шеннон. Вода со льдом, дедушка.

Ханна. Как вы добры! Спасибо вам. Я, пожалуй, дам ему еще парочку солевых таблеток. (Быстро вынимает флакон из сумки.) Может, и вам? Я вижу, вы тоже в испарине. В жаркое время, да еще под Тропиком Рака, нужно остерегаться обезвоживания.

Шеннон (наливая другой стакан воды). А вы сейчас и в финансовом отношении тоже немного обезвожены?

Ханна. О да! Досуха, до костей, и, кажется, хозяйка это понимает. Впрочем, понять не так уж и трудно – достаточно было увидеть, как я тащу его в гору на себе. Хозяйка как будто неглупая женщина. Она, конечно, сразу смекнула, что такси нам не по карману.

Голос Мэксин. Панчо!

Ханна. Женщине всегда труднее найти общий язык с хозяйкой, чем с хозяином. Если можете повлиять на нее, очень прошу вас, убедите ее, пожалуйста, что завтра, а то и сегодня дедушка уже будет на ногах, и если нам хоть немного повезет, то к этому времени и наши финансовые дела подналадятся. А, вот она. Помогите нам. (Невольно хватает его за руку.)

Мэксин выходит на веранду, продолжая звать Панчо. Является Панчо, посасывая плод манго, сок которого капает ему на подбородок и шею.

Мэксин. Панчо, беги на пляж, скажи господину Фаренкопфу, что ему звонят из германского посольства.

Панчо смотрит на нее, не понимая, и Мэксин повторяет свое распоряжение по-испански.

Шумно посасывая манго, Панчо лениво спускается по тропинке.

Беги! Я говорю, беги! Corre, corre!

Чуть ускорив шаг, Панчо скрывается в зарослях.

Ханна. Как они грациозны, эти мексиканцы!

Мэксин. Да, грациозны, как кошки, и так же вероломны.

Ханна. Может быть, вы нас… запишете сейчас?

Мэксин. Записать недолго, раньше нужно получить с вас шесть долларов, если хотите поужинать. В несезонное время именно так приходится вести дела.

Ханна. Шесть долларов?..

Мэксин. Да, по три с персоны. В сезон мы работаем по европейскому распорядку, а не в сезон, как сейчас, переходим на свой, американский.