Читаем без скачивания Собрание сочинений. Том первый. Рассказы и повести - Сергий Чернец

Я видел, что с тоской и с некоторым наслаждением, с любовью вспоминал Изэрге Сиртак свои детские годы. Психологически раскрепостить, раскрыть, подобрать ключик к человеку мне было не сложно. Еще в семинарии я отдельно брался за изучение психологии. Читал и Зигмунда Фрейда и польского Пиаже и труды наших русских психологов. Я не просто поддакивал Изэрге во время наших бесед, но искренне сопереживал. И по принципу – «откровенность на откровенность» рассказывал ему о своем детстве, которое резко и во многом отличалось от его воспоминаний. Так у нас и получалось «откровение помыслов» – я узнал, просто человек открывал мне все свои «грешки» и редкие воспоминания своей жизни. А жизнь его, хоть и в детском возрасте, не проходила всё время в розовом цвете, были не только удачи, о которых Изэрге вспоминал с умилением. Были в жизни и горести.

Например, среди шпаны своего района Изэрге был не последним человеком. Старшие ребята «проверяли» их, молодых пацанов, заставляя драться друг с другом. Все происходило на территории детского сада, на веранде во дворике для прогулок детей. Все вставали в круг, а в середину выходили двое бойцов и бились до крови по-настоящему. Дрался Изэрге дико и жестоко, и в своем дворе он побеждал многих одногодков, брал, если не силой то напором, взрослым ребятам приходилось разнимать слишком напористого Изэрге. И многие боялись его и уважали из-за страха, а впоследствии, подружившись не только из-за страха. Изэрге был начитанным эрудированным мальчиком, интересно рассказывал, много знал и по праву заслуживал уважение сверстников. «И больше того» – как признался мне он сам – «неоднократно попадал в милицию, как зачинщик или предводитель».

В те годы в городе Йошкар-Ола, как, наверное, и в других городах Союза, было разделение молодежи по районам. Случались массовые драки: район на район. На футбольном поле одного из ближайших ПТУ собиралась толпа по 100 и более человек. С собой брали колы, палки и даже цепи велосипедные, и начиналась драка, побоище, за власть по округе, за первенство. Конечно, милиция… и Изэрге попадал в больницу с проломленным черепом, со сломанными ребрами. Он считался уже не «рядовым» среди шпаны, но водил с собой ребят со своих дворов. По этому «зазнайству», как понимал он теперь, и в школе он тоже устраивал драки-расправы. Он бегал на переменах за школу курить сигареты, а кто-то из комсомольцев «бежал» к учителям и к заучу, которые отбирали сигареты. Его и в школе «сдавали» как зачинщика и уроки прогуливали вместе с ним другие, а виноват был всегда он. Изэрге мстил и бил таких «стукачей». В одной из драк в школе разбиты были стенды, стеклянные шкафы в коридоре. Завуч вызвал милиционершу из «детской комнаты милиции». Итог – за все приводы и за все хулиганства его поставили на учет как трудного подростка. И стал Изэрге ходить и отмечаться в «детской комнате милиции», где проводили с подростками беседы и заставляли даже после школы делать домашнее задание.

Параллельно с этим, все-таки не бросал Изэрге литературный кружок. Он ходил и в библиотеку Центральную, в читальный зал. Нашел он там по каталогу книги М. Горького о соцреализме, как советовала ему учительница. «Как стать писателем» – помнил он название книги Горького, где автор объяснял типизацию, построение литературного произведения: фабула, завязка – развязка, пролог – эпилог…. И он писал рассказы о природе, которую любил. Рассказы его читала и оценивала, возгревая в нем талант, учительница «Марь Иванна».

В одно время, случилось, увлекся Изэрге спелеологией даже. В марийской республике был Пуморский провал, 40 метров глубины. В те пещеры, которые промыла подземная река, приезжали из Ленинграда спелеологи. И как-то случайно узнал об этом Изэрге и попал к ним в экспедицию, летом, в каникулы. Он жил с учеными в палатке. Он спускался в карстовые пещеры. Он видел красоту сталактитов и сталагмитов. То лето запомнилось ему надолго. Для спелеологов он пригодился – Изэрге знал марийский язык и служил переводчиком для Ленинградских ученых. Местные жители из деревень вокруг Пуморского провала плохо говорили по-русски. А на марийском языке они рассказывали про пещеры и про пещерных людей легенды («Овда – называли их марийцы). Археологи в экспедиции тоже были, и они находили окаменевшие останки древних животных, живущих миллионы лет назад.

Школу Изэрге бросил после 8-го класса. Был один путь, одна дорога в ПТУ. Он поступил учиться на слесаря. И опять завертелась шпанистая жизнь, в ПТУ учились в основном «трудные» подростки. Первый год он еще ходил на встречи с писателями, по приглашению учительницы, и еще писал он свои рассказы. Но жизнь «не задалась».

Отец пропивал зарплату. Мать работала на 2-х работах. Изэрге предоставлен был самому себе и улице. Стипендия в 30 рублей у него быстро кончалась, а деньги нужны были даже на сигареты хотя бы. Выручил его один писатель. Он привел Изэрге в газету местную – «Марийскую правду». Так стал он подрабатывать, как вроде, нештатный корреспондент. Раз пять-шесть он получал гонорар за небольшие статьи и стишки к праздникам. Потом работница редакции Марина С. Взяла его в свой отдел писем, и Изэрге работал, сортировал почту.

Вскорости, в его семье случилось горе. От пьянки «сгорел», умер его отец. Они остались с матерью вдвоем. А окончив ПТУ, получив аттестат, Изэрге не пошел работать по профессии, а поступил в редакцию газеты. Он работал в разных отделах, работал и перевозчиком-грузчиком. Иногда все же печатали и его статьи на злобу дня и стихи. Много рассказов он посылал в журналы. О Пуморском провале, о сталактитовых пещерах его рассказ был опубликован в журнале «Уральский следопыт». Трудно – трудно было во времена «перестройки», после распада СССР. В 1992 году издали, наконец, с большим трудом книжку рассказов Изэрге Сиртака. Помогли те же Ленинградские археологи, он знакомство с ними с детства не терял.

И вот, теперь, считал Изэрге Сиртак себя писателем. Он много философствовал, а с начавшимся возрождением Церковным решил поближе познакомиться с христианством. Так встретил он меня, одетого в рясу и, по виду, благорасположенного.

Беседы

В наших беседах я рассказывал и о себе – «откровенность на откровенность». Но рассказ-биографию Изэрге Сиртака изложил целиком, не перебивая рассказами о своей жизни. Так, думаю, и восприниматься будет лучше. А то в последние годы во всех фильмах-сериалах, да и в литературе принято перескакивать с одного героя на другого. Говорят сначала про Россию и про русских, потом, вдруг, про заграницу и про иностранцев. Такие сюжеты, думают деятели искусства, вносят интерес, но читателю не хватает нынче времени, чтобы все прочитать, а потому – кусок от одного сюжета, кусок от другого, где же цельность восприятия произведения!? Но это воля писателей запутать читателя.

А вот я, классически, теперь расскажу о себе, так как рассказывал писателю.

«Да, вот и я, знаешь ли, хорошо учился и даже на золотую медаль по окончании школы претендовал: все отлично, кроме одного предмета – «обществоведение». Тут мне четверку вывели. Я так понял, по их определению: «неправильно понимал политику партии»! Ведь я родился в ссыльной семье. Деда моего с сыном и женой сослали в Вятскую губернию. Это Кировская область сейчас. В Уржумский район в село Выселки. Теперь и деревню переименовали для благозвучия. При Хрущевском развитом социализме у нас уже «не было» ссыльных политических, он обещал в 1980 году и последнего попа показать как экспонат.

А дед и в ссылке работал в Храме священником, ездил в район говорил мне отец. А в 38 году его и там забрали на Соловки и он не вернулся. Бабушка, попадья, прожила долго – до 1974 года, хотя родилась в 19 веке.

Отец мой уже не был, конечно, священником. Он тоже работал по строительству, но плотник был, по деревням ходил и печи ложить научился, а потом совсем печник был уважаемый по всей округе. И мама тоже из семьи ссыльных, она семилетку окончила, а потом, в райцентре же, курсы медсестер. А работала в фельдшерском пункте при нашем колхозе. А я с детства на конюшне пропадал. Лошадь в телегу запрягал уже с 12 лет. Возил навоз на поля, в колхозе подрабатывал, осенью горох и люцерну на силосную яму. Летом с конями в «ночное» ходил на реку, на заливные луга. Так и вырос я в деревне. У нас была трехлетка школа в колхозе. А потом мы ходили через лес, за 8 километров до села. Вместо церкви в селе сделали клуб, кино показывали, на сцене плясали, а не знали что там алтарь святой. Сейчас, вроде бы, восстановили уже Храм. А тогда я в кино не ходил никогда все детство.

Я привык на природе, на рыбалку с малолетства бегал и в лес по грибы да по ягоды. Один только неприятный осадок несу с тех далеких детских лет, друзей у меня и не было близких. Меня не приняли в пионеры и комсомольцем я не был. Молва в деревне быстро распространяется и все в школе знали меня, что я поповский и крестик я носил и крестился и молился при всяком случае. Ведь и мама, и бабушка мои были сильно верующие, а религия в те времена не приветствовалась. Но у нас в доме собирались на церковные праздники и молились много народу с трех окрестных деревень. Я научился молитвам рано, маленьким мальчиком я наслушался рассказов из жития святых, а потом сам читал много книжек религиозных. Ну и Библию конечно.