Читаем без скачивания Дело Марины Мнишек - Михаил Исаакович Роговой

— Не-ет, Валентина Дмитриевна, не могла, тут вы ошибаетесь. Повернуть она все же повернула, на этот счет у нас есть соображения… и свидетельство. Во-первых, с погнутым крылом и радиатором в город въезжать опасно, милиция задержит… а во-вторых, — Пахомов показал на остроносого, — вот он вам расскажет.

— Я шофер с того такси, — остроносый вытянул шею в сторону «Волги», заволновался, затерзал кепочку с целлулоидным козырьком, которую сейчас держал в руках.

— Послушайте, послушайте, — поддержал Пахомов.

— Значит, приехал я на угол Белинского, по вызову, — остроносый показал на мужчину с ямочкой на подбородке, тот кивнул. — Забрал пассажира, едем чин-чином в аэропорт, молчим. Выезжаем на Северное полукольцо, ближний свет включен, едем — и вдруг человек на шоссе лежит! Я тормознул, выскочили мы оба, — а он мертвый, теплый еще, но никакого пульса и кровь возле ноги. Ах ты, думаю, гитара семиструнная, вот беда! Пассажир мой было за документами к нему в пиджак… — растерялся он тоже маленько, разве можно! «Не тронь! — говорю. — Ничего не тронь. Надо в милицию сообщить». У нас в такси, в кабине, телефон, — ну и позвонил в ЦДС — центральную диспетчерскую — так, мол, и так, милицию зовите…

— Да оставь ты свою кепочку, совсем вещь испортишь! — не выдержала, пробасила женщина в мужском плаще.

Остроносый послушно расправил кепочку, натянул на голову.

— А вы тоже что-то видели? — спросила Валентина женщину.

— Ничего я не видела. Мужик мой склад сторожит, — женщина показала куда-то в темноту. — Охранник он, с напарником дежурит. Я как раз ужин принесла, картошки наварила, зашли мы все в проходную, пока ели, это и случилось. Выходим, а тут машин — видишь, какая люминация! Подошли, любопытствуем, а милиционер говорит: понятыми будете. Мужик мой на склад воротился, а мы теперь с напарником стоим здесь, подписываем.

— Кепочку, говорите, порчу? — вновь включился в разговор остроносый, в голосе его звучала обида. — Еще не то попортишь! Хорошо еще, я его заметил! А наехал бы? Пойди потом доказывай, что он уже раньше сбитый. Верно я говорю, товарищ майор?.. А у меня жена только вчера дочку родила.

Лицо его неожиданно просветлело, но тотчас он испугался неуместной своей радости, смутился.

— Итак, после выезда на Северное полукольцо встречные машины вам не попадались? — переспросил майор. — Это точно, или не помните?

— Точно, точно, ни одной! Ни одной встречной не попадалось.

— Выходит — и по времени и по всему: та машина, что сбила, повернула обратно.

— Выходит, товарищ майор… Я уже свободен? Можно уезжать? План все же…

— Конечно… Езжайте.

Валентина почувствовала: на руку ей упала тяжелая прохладная капля. Она глянула в небо, и тотчас ей на щеку, на нос упало еще несколько капель. Валентина зажмурилась. В желтых лучах автомобильных фар посверкивали частые дождинки… «Интересно, — подумала она, — в лучах дождинок кажется намного больше, чем их падает на руки, на лицо…»

Майор тоже глянул вверх.

— Ливень будет! — сказал он. — Валентина Дмитриевна, может быть, вы тоже поедете на такси? Событий новых не предвидится, главное вы уже посмотрели… Нам тут долго еще, а вам зачем мучиться?

— Товарищ майор! — позвал из машины сержант-радист.

— Не по-дружески будет, Иннокентий Петрович, — возразила Валентина. (Я отказалась ехать домой, как будто предчувствовала, что не все еще случилось в эту ночь! Майор ошибся вдвойне — и насчет ливня, ливня так и не было, да и мелкий дождь скоро перестал, я и не заметила когда, — и насчет событий он ошибся…)

— Валентина Дмитриевна!

Валентина оглянулась (она смотрела вслед отъехавшей «Волге»). Майор поспешно влезал в кабину милицейской машины, он показал на заднюю дверцу:

— Валентина Дмитриевна, скорее…

— Что случилось?

— Полезайте в машину, не мешкайте!

Милиционер-радист протянул Валентине руку.

— Вот сюда, — показал он. Валентина села на металлическую скамью, заглянула в окошко кабины. Дверцу в кабине майор не захлопнул. Сидящий рядом с ним водитель в милицейской форме ритмично давил ладонью на сигнал. В желтых лучах фар нервно посверкивали дождинки, машина тревожно, призывно гудела. К ней бежали люди.

ГЛАВА 3

Свернув с Северного полукольца на Зареченский тракт, машина пошла со скоростью сто километров, — Валентина время от времени заглядывала через окошко в кабину и видела светящийся зеленым спидометр, шофера, неотрывно смотревшего в ветровое стекло, по которому равномерным маятником двигался «дворник», размазывая по стеклу дождинки, и Пахомова — он сидел закрыв глаза, но не дремал: стоило шоферу двинуться, переменить позу, как майор поднимал веки и тоже внимательно смотрел на посверкивающие за стеклом дождинки, летящие на желтый свет, словно ночные мотыльки на лампу. Вот уже двадцать минут оперативная группа была в пути, получив по рации сообщение поста ГАИ на пятидесятом километре: там видели груженную яблоками машину ГАЗ-51, она свернула в станицу Верхнюю и сейчас находится во дворе у ее водителя.

Кто-то из сидевших против Валентины чиркнул спичкой, поднес ее к зажатой в зубах сигарете, — пламя осветило курносый нос и скулы.

— Лампочка у нас перегорела, так что ставлю тебя в известность, Волынский, — с нами девушка, — подал голос Есенов.

— Прошу прощения.

— Курите, курите, что вы… — возразила Валентина.

Но Волынский успел уже дунуть, спичка погасла.

— Ничего, пускай воздержится, — сказал Есенов. — Пачка сигарет убивает даже лошадь.

Потом он спросил, уже не шутя:

— Как, считаешь, наши дела?

— Как говорят в Одессе: «спасибо, плохо».

Валентина улыбнулась: кажется, она припомнила этот курносый нос в веснушках — в дежурке на койке у стены, почти касаясь рыжей макушкой ящика ревущего телевизора, сладко спал, посапывая, лейтенант — она еще подумала тогда: «Вот нервы!» (Она улыбнулась сейчас его словам. Она не знала, не могла знать, какую роль суждено ей сыграть в судьбе этого человека, курносого, неунывающего Волынского — лейтенанта милиции Волынского — и при его жизни и после смерти, после его гибели на опушке леса, когда он схватится один на один с преступником и упадет на снег бездыханным, — это произойдет не во время расследования этого дела, а потом, много времени спустя, она уже успеет написать и подарить ему журнал со своей повестью, — только потом это случится, а еще позже полковник передаст ей рукописи погибшего лейтенанта, и она прочтет их, и долг повелит ей стать его соавтором).

— Я серьезно, — сказал Есенов.

— И я серьезно. Что уж хорошего, когда не обнаружено никаких документов. Пойди, установи имя… А ляжет это на меня, ты знаешь. Что же хорошего?..

Неожиданно «выстрелил» мотор и так громко, что Валентина вздрогнула. Стало тихо, словно все к чему-то прислушивались.

— А покойный был человеком смелым, — прервал молчание Волынский.

— Почему ты так думаешь? —