Читаем без скачивания Всемирный следопыт, 1929 № 07 - Владимир Белоусов

Кондратий отогревал у костра сырую рыбу, ел ее в одиночестве, а к нашей каше отнесся скептически. Потом он выбрал себе самое лучшее место в биваке, разделся совсем как дома, ноги накрыл «ровой», залез в малицу, не просовывая в отверстия ни рук ни головы, и заснул.

Мы тоже устроились не плохо, запеленавшись в шкуры, насыпав под голову снега, который, как оказалось, может служить хорошей подушкой. Ночью термометр показывал -50° по Реомюру. От мороза деревья трескались, и всю ночь по лесу шла пальба. Тепло от костра заставляло таять иней на сосне, протянувшей ветки над нами, и дерево усердно оплакивало нас холодными слезами. Эта бессловесная жалость доставила нам ночью не мало скверных минут.

Я проснулся с ощущением отека во всем теле. Пальцы отказывались сгибаться, ноги были словно чужие. Множество всяких одежд и перетяжек давали себя знать. С трудом я вылез из ровы. Было еще темно, но судя по желтоватому отсвету неба, скоро должен был начаться рассвет. Я разбудил Горлова. Его часы показывали шесть.

Раздув костер и повесив над ним чайник, мы пошли посмотреть на лосиные следы, замеченные вчера. Мы думали, что Кондратий скоро проснется и посмотрит за костром.

Лось — это был крупный самец — пришел с другой стороны озера. Он шел не спеша, и видимо ничто не тревожило его. Он обходил кучи валежника, не перепрыгивая через них. Поднявшись на берег, лось остановился и осмотрелся. Все спокойно. Поднялся на вараку. Снова осмотрелся. Потом, окончательно успокоенный, широкими шагами побежал в лес. Глубокий снег был ему нипочем. Он шагал на длинных ногах как на ходулях. Белка перебежала ему дорогу. Она нисколько не боялась большого зверя и, вскарабкавшись на дерево, наверное с любопытством смотрела на него.

Сохатый поднялся на следующую вараку. По его следам поднялись и мы. И здесь с вершины холма нам удалось подсмотреть еще одну хитрость тайги. Под варакой была вытоптана в снегу большая круглая яма метров шести в диаметре и метра в полтора глубиной. Это был «лосий двор», о котором я читал у Чарльза Робертса, но который никогда не надеялся увидеть. Мы были так удивлены, что долго осматривались: нет ли здесь человеческих следов, не люди ли выкопали эту яму? Но до нас здесь не было никого. Зато лосиных следов было сколько угодно.

Взволнованные неожиданным проникновением в «святая святых» большого леса, мы спустились с вараки. Рассвет еще только начинался. Но ночи на Севере никогда не бывают очень темны, и при мягком отраженном свете, который давал снег, можно было легко разглядеть внутренность ямы.

Да, это без сомнения «лосий двор». Его вытоптало стадо сохатых, чтобы переждать самую снежную часть зимы, когда трудно бегать и когда у лося в лесу много врагов. Посредине «двора» и по краям его росли кусты. Их молодыми ветками и питались лоси. Но недавно кто-то потревожил обитателей «двора», и они ушли на восток. В яме так мало было свежего снега, что наверное еще два дня назад здесь были лоси.

Мы легко нашли «спальню» животных. Там был больше примят снег, и на стенке «двора» отпечаталась широкая, немного горбатая спина. Лоси протоптали тропинки на «дворе». По ним «гуляли» животные, которым было скучно в этом вынужденном заключении. Одна тропинка шла кругом ямы под самой стеной ее, другие две пересекали «двор», сходясь в центре.

В одном углу «двора» снег был сильно взрыт. Здесь произошла драка. Дрались ли самцы из-за самок? Или строгая мать наказывала провинившегося детеныша? Или играли молодые лоси?

Место для логовища животные выбрали очень удачно. Пищи кругом много, охотники сюда не заходят, и нужен был исключительный случай, чтобы на Черное озеро попали этой зимой люди. Что же прогнало отсюда животных? Почему вожак увел их так поспешно? Ведь не испугался же он того одинокого голодного волка, который долго бродил вокруг «двора» и, не решившись напасть, ушел. Рассматривая следы, мы решили, что наше приближение встревожило зверей и заставило их покинуть это укромное место. За ночь они прошли несколько десятков километров, и конечно преследовать их было бесцельно.

Мы с удовольствием пробыли бы несколько часов в «лосьем дворе» — так интересно было разглядывать следы и гадать по ним о жизни, какую вели в этом своеобразном жилище лоси. Но пора было двигаться в путь. Кондратий наверное заждался нас.

Подходя к биваку, мы оказались свидетелями еще одного интересного зрелища. На лужайке дрались два наших быка. Они были очень сильны, и их драка производила впечатление серьезной схватки. Оба были без рог и, желая нанести противнику удар, вставали на дыбы и размахивали в воздухе передними копытами. К счастью оба были неловки и к тому же боялись подойти друг к другу поближе, поэтому дело ограничивалось довольно безобидными военными демонстрациями. Но случайный меткий удар копытом мог легко раскроить череп более несчастливому из противников, и мы поспешили разогнать не поделивших что-то между собой оленей.

К нашему удивлению Кондратий все еще спал. А ведь было уже восемь часов, и давно пора собираться в путь. На наши призывы Кондратий ответил ворчанием. Потом он сел, стащил с головы малицу и, раскрыв широко рот, захрипел:

— А-а-а-а…

Этим его утренний туалет окончился. Не спеша он достал табак, свернул козью ножку и закурил. Повидимому он и не думал торопиться. Любопытно, что движения Кондратия экономны, правильны и очень плавны, но они раза в четыре медленнее нормальных. Это черта, свойственная очень многим лопарям, если не большинству. Убогое питание замедляет все жизненные функции их организма. Фигурально выражаясь, кинолента их жизни крутится медленнее, чем это надо было бы для нормального показа кинофильмы.

Стоит посмотреть, как например Кондратий складывает папиросную бумагу. Это какое-то священнодействие, целый ритуал, при чем «жертвами заклания» являются конечно зрители. Ухватив бумагу заскорузлыми пальцами, Кондратий с непостижимой медленностью начинает приближать один ее край к другому. Пока он проводит ногтем по сгибу, можно успеть вскипятить чайник на хорошем огне. Потом следует примерка, в результате которой оказывается, что бумага сложена неровно, и все начинается сначала. При этом Кондратий сидит в своей черной малице неподвижно, с каменным лицом, поджав под себя ноги. В этой позе он сильно походит на какого-то идола. Таким наверное был бы Будда, родись он лопарем.

Сначала исключительно хладнокровный темперамент нашего проводника лишь потешал нас, но потом, когда стали проходить все сроки отъезда, мы понемножку начали выходить из себя. Ко всем явным и тайным намекам Кондратий был глух. Наконец он встал, взял аркан и пошел ловить оленей. Мы проводили его со вздохом облегчения.

Но в отличие от своих соотечественников Кондратий оказался неважным «имальщиком». Олени у него были смирные, к ним можно было подойти совсем близко и без всякого «иманья» обвязать ремнем. Но обычай требовал, чтобы они были пойманы арканом. Кондратий подходил и на расстоянии двух шагов бросал веревку. Вместо того чтобы попасть на рога, петля хлопала оленя по спине, тот пугался и отскакивал в сторону. Лишь после трех попыток он бывал пойман. А ведь всего было одиннадцать оленей!

Наблюдая за лопарем, Горлов с необыкновенной злостью в голосе ворчал:

— Ну и ковбой, залягай его лягушки!

Я не мог больше терпеть, надел лыжи и ушел гулять по озеру. Возвращаюсь — два оленя запряжены, остальные еще в

лесу, а Кондратий сидит у костра и курит. Потеряв самообладание, кричу, требую немедленного отправления. Горлов сидит на санях и уныло машет рукой: — Зря… не поможет…

Кондратий непоколебимо продолжает курить и на мою тираду сначала молчит, а потом бесстрастно отвечает:

— Я с малолетства порато нерасторопный был. Еще подросточком. Бывало люди тридцать оленей сымают, а я все передовых запрягаю. Такой уж я есть…

Вышли мы с Черного озера в одиннадцать. До темноты нам оставалось всего-навсего три часа.

Жемчужный паук.

Рассказ Б. Рустам Бек Тагеевa.

I. Жемчужина О-Таки.

Над морем пронесся пронзительный свисток. Шесть японок, дремавших вповалку на джонке, зашевелились, лениво потягиваясь. Лежавшая у самой кормы вдруг вскочила. Прищурив от слепящего солнца узкие глаза, она крикнула:

— Вставайте! Такеда-сан свищет, не слышите! Бамбука захотелось?

Напоминание о бамбуке произвело свое действие. Одна за другой японки начали подниматься. Они оправляли сбившиеся во время сна белые куртки и подтягивали узлы холщевых повязок, плотно обхватывавших голову. В длинных парусиновых штанах они походили на молодых японских матросов.