Читаем без скачивания Предательство в Неаполе - Нил Гриффитс

— Ессо fatto…[17] — говорит старушка и театрально разводит руками: вот дело, мол, и сделано.

И тут до меня доходит: скажем, в Нью-Йорке ведь то же самое. Бумажники в задних карманах — легкая пожива. Деньги из переднего кармана украсть труднее всего. Стараюсь выразить признательность:

— A, si… si… карманные воришки. Comprende. Спасибо вам… Grazie…

Старушка кивает и вручает мне длинный ключ. Теперь я готов к прогулке.

Яркий солнечный свет, падая через открытую крышу, заливает наружную лестницу. За перилами зеленовато-лимонный дворик. Можно приободриться: я все еще нахожусь там, куда прибыл в первую ночь. Слава Богу, покуда я пребывал в беспамятстве, меня никуда не перевозили. Спускаюсь по ступенькам. Каждый этаж состоит из двух смежных площадок с двумя встроенными балкончиками. Каскадом свисают вьющиеся растения, а те, что в горшках и кадках, цветут прямо под солнцем. Как-то не до конца верится, что я оказался в таком замечательном месте. Двое суток назад оно казалось Африкой: влажная жара, тропическая, малярийная. А теперь — ослепительное Средиземноморье, здесь жара тоже влажная, и все же источает ее великодушное солнце. Едва не на каждом пролете встречаю кого-то, кто поднимается вверх, и все, пусть и сухо, приветствуют меня радушным «buon giorno». Поначалу я застенчиво мямлил что-то, но, добравшись до дворика, отвечал уже в высшей степени решительно, пуская в ход самую итальянскую интонацию, на какую способен. Дело очень кстати облегчала скопившая в глотке за время недомогания мокрота: она придавала моим фразам гортанность, присущую местному выговору.

Слева оказывается дверка, через которую меня волокли две ночи назад. Она еще меньше, чем мне помнится: едва ли четверть большой деревянной арочной двери, наподобие тех, что в замках. Открываю дверцу и, согнувшись, перешагиваю порог. Переулок перекрыт двумя припаркованными машинами. Бочком протискиваюсь мимо них и выхожу на улицу чуть пошире. Открываю путеводитель, нахожу на карте место, где я нахожусь, отмечая все, что может служить ориентацией. Напротив небольшая, не более полутора десятков шагов в длину, прямоугольная площадь с церквушкой, левая сторона которой укрыта лесами. Улица называется виа Санта-Мария-ла-Нуова. Поворачиваю направо. Опровергая мои представления о царстве вечной ночи, улица пронизана пятнами яркого света: такое впечатление, будто солнце, отыскав редкую брешь меж строений, нарочно шлет через нее лучи особо сиятельного величия. Впрочем, по большей части улица так же темна, как и в вечер моего приезда. Тут, похоже, дело не столько в отсутствии света, сколько в многолетних наслоениях несходящей тени, въевшихся в стены, подобно пыли веков. Контрастный мир, сотворенный солнцем и тенью. Здесь очень тревожно, и я стою посреди улицы, бдительно озирая все вокруг. Я шел мимо крохотных, похожих на пещеры, лавчонок, освещенных изнутри. На углах улиц и маленьких площадей на меня глазеют стар и млад. Разговоров они не прерывают, но присутствие мое замечено. Вокруг нет никаких туристов. Стараюсь не выказывать смущения. То и дело спотыкаюсь на булыжниках мостовой, увертываясь от снующих повсюду мотоциклов. Временами иду по такой узкой улочке, что, разведя руки, могу достать до противоположных стен.

С облегчением перевожу дух, попав наконец на какую-то магистраль. Машины несутся по ней туда-сюда, игнорируя дорожную разметку и ограничение скорости. Слева от меня только-только открывается кафе. Единственному официанту предстоит установить десяток столиков, тенты и стулья. На другой стороне дороги — великолепное современное здание, сложенное целиком из громадных черных и белых мраморных блоков. Сверяюсь с путеводителем. Почтамт. Построен фашистами в тридцатые годы. Рядом с почтамтом, прямо напротив меня, широкие ступени, на них сидят люди, читают, болтают, отдыхают; похоже, ни шум уличного движения, ни загазованность воздуха им нипочем. Решаю, что ждать открытия кафе ни к чему. Даю себе передышку и ворошу путеводитель, выбирая, что бы мне такое осмотреть.

Отмечаю: неаполитанцы переходят улицу, по-видимому, руководствуясь незыблемым убеждением, что машины их не собьют, как бы быстро ни ехали, по каким бы делам ни спешили. Не сбавляя шага, ступают на проезжую часть и уверенно идут наперерез транспорту. Я пытаюсь повторить их маневр, но скоро понимаю: пешеход должен принимать решения, от которых зависит его жизнь и смерть, с такой же скоростью, с какой несется уличный поток. Если собрался идти — иди и иди себе, отклоняясь от прямой линии только в случае крайней необходимости, а пропускай авто только тогда, когда смерть неминуема: все потому, что водители, очевидно, ориентированы только на движение вперед, как собственное, так и ваше. Остановиться — значит нарушить естественный ход вещей. В общем, у меня начинает получаться, правда, не без колебаний, отступлений и мгновенного замирания на месте. Со всех сторон на меня сыпались гудки, окрики, оскорбительные жесты: я заставлял машины резко тормозить, петлять, останавливаться. Одним нерешительным броском шагов на тридцать я нарушил всю отлаженную систему и дал волю хаосу.

Добравшись наконец до верхней ступени и усевшись, я опять исхожу потом, дышу часто и прерывисто, очень тянет прилечь. Похоже, сил у меня осталось не больше, чем на часок пешей прогулки. Судя по карте путеводителя, почти все объекты, достойные внимания, находятся либо по направлению к порту, либо в тех кварталах, откуда я только что вышел. Решаю повернуть к порту. Где-то в той стороне расположены широкие площади, монументальные строения. Улочками-переулочками я сыт по горло: отправляюсь на поиски Неаполя, в котором больше флорентийского или римского, — залитого солнцем и величественного.

Путь избираю не особенно прямой: по окружности. Начинаю от Нового замка, потом направо к театру Сан-Карло, налево на пьяцца дель Плебешито, где находится Королевский дворец и жалкое подобие Пантеона, затем вверх по Римской улице, спуск к галерее Умберто, обратно к почтамту и домой — получается как минимум шесть достопримечательностей за один час. Скоростной туризм.

В первом же попавшемся киоске покупаю бутылку воды и пополняю в организме запас жидкости, которую теряю, похоже, литрами. Теперь, в отличие от дня приезда в Неаполь, я очень даже ощущаю жар вне своего тела. Если тогда болезнь выдавливала пот из всех моих пор, то сейчас солнце, можно сказать, высасывает его.

Направляясь к возведенному в тринадцатом веке Новому замку, я охвачен благородным пылом узнать кое-что о вековой архитектуре, которую предстоит лицезреть. Хочу впитать в себя как можно больше сведений, хочу быть образованным, посвященным, вдохновленным. Я нахожусь в великом городе с историей, от которой захватывает дух, и немалая ее часть воплощена в величественных зданиях. Увы, и двадцати минут не прошло, как я снова оказываюсь у почтамта, и это с учетом всех остановок, в том числе и для покупки новой футболки. Что-то ничего не впечатляет. Были минуты, когда казалось, я с благоговением ощущаю величие пьяцца дель Плебешито, галереи Умберто, — но все это лишь на мгновения, и я с удивлением обнаруживал, что спешу дальше в поисках чего-то нового, способного поразить воображение. Похоже, целое скопище великих достопримечательностей по богатству, таинственности, значимости происходивших событий не выдерживает сравнения с темными узенькими улочками, которые я покинул, ринувшись на поиски более утонченного и привлекательного Неаполя. Я ожидал, что набор древних красот даст мне полноту ощущений, чувство причастности, но понимаю: древние красоты ничего не значат, если стремишься постичь дух великого города, который неизменно присутствует в закоулочках.

Сажусь на ступени у почтамта и снова рассматриваю карту путеводителя. Поблизости есть два района, улочки которых образуют плотные сети, сущие лабиринты. Пойду туда и, как только выйду на улицу пошире, сразу поверну назад. Захлопываю путеводитель. План придал мне свежих сил и решимости. Сбегаю по ступеням и с проворством, будто век тут прожил, пересекаю улицу, попав прямо к кафе, мимо которого проходил раньше. Теперь оно работает вовсю, хотя занята всего половина столиков. Сажусь за свободный и заказываю официанту два кофе эспрессо (начисто забыл, как по-итальянски «двойной»). Мне нужно сосредоточиться: дел полно, а времени в обрез. Появилось странное чувство, будто я наконец дышу в унисон с этим городом. Стоит только захотеть, малость пошевелиться, и Неаполь откроется передо мной. Каким-то странным образом он побуждал меня к этому с самого первого дня моего приезда: с той минуты, как я рухнул в такси Массимо, я перестал быть заурядным туристом, но взамен мне дарован шанс испытать и прочувствовать совершенно иное. Начинаю жалеть, что скоро надо улетать домой.

И вот пока я занят этими размышлениями, мимо проходит девушка. Кажется, я ее знаю. Скорее всего я ошибся: отдаленные воспоминания о девушке, которую когда-то, как мне казалось, я любил, сами собою ушли, умчались из глубин памяти, на смену им явились впечатления от незнакомой красавицы, приближавшейся ко мне. Нет, не может быть, это не она, убеждал я себя. Но, не сумев сдержаться, окликнул ее по имени.