Читаем без скачивания Стихотворения (1924) - Владимир Маяковский

ДВА БЕРЛИНА

Авто         Курфюрстендам-ом катая,удивляясь,                   раззеваю глаза —Германия                 совсем не такая,как была                год назад.На первый взглядобщий вид:в Германии не скулят.Немец —                  сыт.Раньше               доллар —                                  лучище яркий,теперь             «принимаем только марки».По городу                   немец                               шествует гордо,а раньше                 в испуге                                тек, как вода,от этой самой                         от марки твердойдаже          улыбка                       как мрамор тверда.В сомненьи                      гляжу                                 на сытые лица я.Зачем же                  тогда —                                 что ни шаг —                                                         полиция!Слоняюсь                   и трусь                                по рабочему Норду.Нужда            худобой                           врывается в глаз.Толки:            «Вольфы…                                 покончили с голоду…Семьей…                  в каморке…                                       открыли газ…»Поймут,              поймут и глупые дети,если         здесь                    хоть версту пробрели,что должен                     отсюда                                  родиться третий —третий родиться —                                   Красный Берлин.Пробьется,                     какие рогатки ни выставь,прорвется                   сквозь штык,                                      сквозь тюремный засов.Первая весть:                          за коммунистовподано             три миллиона голосов.

ЮБИЛЕЙНОЕ

Александр Сергеевич,                                разрешите представиться.                                                                    Маяковский.

Дайте руку!          Вот грудная клетка.                                        Слушайте,                                                  уже не стук, а стон;тревожусь я о нем,                                  в щенка смирённом львенке.Я никогда не знал,                                что столько                                                     тысяч тоннв моей             позорно легкомыслой головенке.Я тащу вас.                    Удивляетесь, конечно?Стиснул?                 Больно?                                 Извините, дорогой.У меня,              да и у вас,                                в запасе вечность.Что нам               потерять                                часок-другой?!Будто бы вода —                               давайте                                              мчать болтая,будто бы весна —                                 свободно                                                  и раскованно!В небе вон                    луна                             такая молодая,что ее           без спутников                                   и выпускать рискованно.Я    теперь                 свободен                                   от любви                                                    и от плакатов.Шкурой              ревности медведь                                                лежит когтист.Можно             убедиться,                                что земля поката,—сядь         на собственные ягодицы                                                      и катись!Нет,        не навяжусь в меланхолишке черной,да и разговаривать не хочется                                                       ни с кем.Только             жабры рифм                                     топырит учащённоу таких, как мы,                           на поэтическом песке.Вред — мечта,                           и бесполезно грезить,надо         весть                    служебную нуду.Но бывает —                        жизнь                                   встает в другом разрезе,и большое                   понимаешь                                       через ерунду.Нами          лирика                      в штыки                                    неоднократно атакована,ищем речи                    точной                                 и нагой.Но поэзия —                       пресволочнейшая штуковина:существует —                          и ни в зуб ногой.Например                  вот это —                                    говорится или блеется?Синемордое,                        в оранжевых усах.Навуходоносором                                 библейцем —«Коопсах».Дайте нам стаканы!                                   знаю                                            способ старыйв горе            дуть винище,                                   но смотрите —                                                               извыплывают                    Red и White Star’ы[1]с ворохом                   разнообразных виз.Мне приятно с вами,—                                        рад,                                                что вы у столика.Муза это                ловко                           за язык вас тянет.Как это             у вас                      говаривала Ольга?..Да не Ольга!                       из письма                                         Онегина к Татьяне.— Дескать,                    муж у вас                                     дурак                                               и старый мерин,я люблю вас,                       будьте обязательно моя,я сейчас же                      утром должен быть уверен,что с вами днем увижусь я.—Было всякое:                        и под окном стояние,пи́сьма,             тряски нервное желе.Вот       когда                 и горевать не в состоянии —это,       Александр Сергеич,                                           много тяжелей.Айда, Маяковский!                                 Маячь на юг!Сердце              рифмами вымучь —вот       и любви пришел каюк,дорогой Владим Владимыч.Нет,       не старость этому имя!Ту́шу         вперед стремя́,я   с удовольствием                                  справлюсь с двоими,а разозлить —                          и с тремя.Говорят —и темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!Entre nous[2]…                         чтоб цензор не нацикал.Передам вам —                             говорят —                                                видалидаже          двух                  влюбленных членов ВЦИКа.Вот —            пустили сплетню,                                          тешат душу ею.Александр Сергеич,                                    да не слушайте ж вы их!Может             я                один                         действительно жалею,что сегодня                     нету вас в живых.Мне       при жизни                         с вами                                     сговориться б надо.Скоро вот                   и я                         умру                                  и буду нем.После смерти                         нам                                стоять почти что рядом:вы на Пе,                 а я                       на эМ.Кто меж нами?                           с кем велите знаться?!Чересчур                  страна моя                                       поэтами нища́.Между нами                      — вот беда —                                                позатесался На́дсон.Мы попросим,                         чтоб его                                         куда-нибудь                                                               на Ща!А Некрасов                     Коля,                               сын покойного Алеши,—он и в карты,                       он и в стих,                                           и так                                                    неплох на вид.Знаете его?                      вот он                                  мужик хороший.Этот         нам компания —                                       пускай стоит.Что ж о современниках?!Не просчитались бы,                                     за вас                                                полсотни о́тдав.От зевоты                   скулы                              разворачивает аж!Дорогойченко,                          Герасимов,                                              Кириллов,                                                                Родов —какой          однаробразный пейзаж!Ну Есенин,                   мужиковствующих свора.Смех!           Коровою                           в перчатках лаечных.Раз послушаешь…                                 но это ведь из хора!Балалаечник!Надо,          чтоб поэт                           и в жизни был мастак.Мы крепки,                   как спирт в полтавском штофе.Ну, а что вот Безыменский?!                                                  Так…ничего…                морковный кофе.Правда,              есть                      у нас                               Асеев                                          Колька.Этот может.                      Хватка у него                                              моя.Но ведь надо                        заработать сколько!Маленькая,                    но семья.Были б живы —                             стали бы                                             по Лефу соредактор.Я бы         и агитки                       вам доверить мог.Раз бы показал:                            — вот так-то, мол,                                                            и так-то…Вы б смогли —                           у вас                                    хороший слог.Я дал бы вам                        жиркость                                         и су́кна,в рекламу б                     выдал                                 гумских дам.(Я даже               ямбом подсюсюкнул,чтоб только                     быть                              приятней вам.)Вам теперь                     пришлось бы                                             бросить ямб картавый.Нынче            наши перья —                                      штык                                                да зубья вил,—битвы революций                                посерьезнее «Полтавы»,и любовь                 пограндиознее                                           онегинской любви.Бойтесь пушкинистов.                                       Старомозгий Плюшкин,перышко держа,                             полезет                                           с перержавленным.— Тоже, мол,                        у лефов                                       появился                                                        Пушкин.Вот арап!                 а состязается —                                               с Державиным…Я люблю вас,                        но живого,                                           а не мумию.Навели              хрестоматийный глянец.Вы      по-моему́                        при жизни                                           — думаю —тоже бушевали.                            Африканец!Сукин сын Дантес!                                 Великосветский шкода.Мы б его спросили:                                  — А ваши кто родители?Чем вы занимались                                   до 17-го года? —Только этого Дантеса бы и видели.Впрочем,                 что ж болтанье!                                             Спиритизма вроде.Так сказать,                     невольник чести…                                                      пулею сражен…Их     и по сегодня                           много ходит —всяческих                  охотников                                    до наших жен.Хорошо у нас                         в Стране советов.Можно жить,                       работать можно дружно.Только вот                    поэтов,                                 к сожаленью, нету —впрочем, может, это и не нужно.Ну, пора:                рассвет                              лучища выкалил.Как бы            милиционер                                  разыскивать не стал.На Тверском бульваре                                         очень к вам привыкли.Ну, давайте,                      подсажу                                      на пьедестал.Мне бы              памятник при жизни                                                 полагается по чину.Заложил бы                      динамиту                                       — ну-ка,                                                      дрызнь!Ненавижу                  всяческую мертвечину!Обожаю               всяческую жизнь!

ПРОЛЕТАРИЙ, В ЗАРОДЫШЕ ЗАДУШИ ВОЙНУ!