Читаем без скачивания Пыль дорог - Ксения Баштовая

Волчица, фыркнув, мотнула головой, стряхивая перья, и осторожно вышла из кустов, припадая на переднюю лапу. Путешественники не отрывали от зверя настороженных взглядов. Волчица еще раз посмотрела на них и развернулась, собираясь уходить. Потом почему-то передумала, вновь повернулась к своим спасителям... Опять развернулась к кустам...

— Мне кажется или она действительно зовет нас куда-то? — неуверенно предположил Каренс.

— Зовет,— согласился Найрид.— У нее в логове бедные голодные волчата, и, чтоб не мучиться с доставкой пищи к норе, она просто ее туда приведет.

Но убедить мошенника остаться на месте не удалось.

Прихрамывая, волчица серой тенью летела вперед, огибая толстые стволы деревьев. Пару раз она попыталась перескочить через выпирающие из земли корни, но не смогла взять высоту и теперь попросту обходила препятствия.

— Пытается нас загнать, чтобы легче было загрызть,— мрачно поведал менестрель.

Мошенник ответил ему кривой гримасой.

На лес спускались сумерки, а волчица все шла и шла вперед. Лишь изредка останавливалась, разворачивалась всем телом, проверяя, идут ли путешественники следом, а убедившись, что те если и отстали, то ненамного, вновь продолжала свой бег.

Менестрель вымотался так, что у него не было сил даже на то, чтобы ругаться. У мошенника силы еще оставались, так что сумеречный лес периодически оглашался сдавленным шипением и не совсем приличными словами, из которых самым культурным было столь любимое им «джальдэ».

Внезапно джокеру показалось, что впереди, среди ветвей, замелькал какой-то огонек. В тот же миг смутный силуэт волчицы, до этого уверенно следовавшей одним курсом, резко вильнул в сторону — только хвост мелькнул в кустах — и буквально растворился в ночной тиши.

— Чудненько! — мрачно протянул бард, без сил опускаясь на землю, и, откинувшись на спину и заложив руки за голову, бездумно уставился в небо.— Завела твоя зверюшка в какую-то чащобу и сгинула.

— Какая, к Скхрону, чащоба,— отмахнулся Каренс— Она нас к людям вывела: там впереди свет.

— Врешь,— не поверил музыкант.

— Проверим?

Коварный огонек между тем, казалось, удалялся с каждым шагом. Мерцал то правее, то левее, манил вперед подобно легендарному Кийту-со-свечкой. И в тот момент, когда оба путешественника уже готовы были проклясть все на свете, меж стволов показался небольшой деревянный дом. В окошках горел мягкий свет, крыша поросла травой, а по стенам расползлись проплешины мха.

Путники переглянулись и, не сговариваясь, шагнули к жилищу.

Дверь отворила высокая, крепко сложенная девушка. В золотые волосы, уложенные в высокую прическу, был вставлен живой цветок по моде лесных эльфов, а голубые глаза подведены стрелками. Серебристый сарафан был расшит по подолу маками.

Затянувшееся молчание прервал менестрель:

— Хозяюшка, нельзя ли у вас переночевать?

На положительный ответ он и не надеялся: действительно, какая женщина в здравом уме пустит в дом двух подозрительных мужчин, один из которых щеголяет в драном колете, а под глазом у второго сияет свежий синяк, посаженный резко разогнувшейся веткой. Музыкант, не дожидаясь ответа, развернулся, чтобы уйти, когда хозяйка дома улыбнулась:

— Отчего ж нельзя, можно.

И менестрель, и мошенник предпочли не заметить, что улыбка у девушки вышла несколько кривоватой.

Впрочем, уже в доме стало ясно, почему девушка отважилась пустить в дом нежданных гостей: за тяжелым дубовым столом сидел, не сводя тяжелого взгляда с вошедших в комнату, темноволосый мужчина.

Разговор за столом не клеился. Путешественников даже не спрашивали, кто они, откуда идут (хотя обычно Найриду приходилось по сто раз рассказывать, что и где он видел), просто накормили ужином да постелили в свободной комнате.

Менестрель спал плохо. Вымотавшись за день, он надеялся, что стоит только лечь, закрыть глаза — и сразу придет сон. Куда там! Если мошенник погрузился в царство дремы, едва коснувшись головой подушки, то музыканту пришлось гораздо хуже. Он ворочался на кровати, гонял оголодавших комаров, считал прыгающих через плетень овец — все безрезультатно. Наконец, когда в права вступил час тигра, Найрид окончательно понял, что ночь прошла зря.

Рывком сев на кровати, он спустил ноги и нащупал сапоги. В последний раз оглянувшись на мирно спящего мошенника, выскользнул через окно во двор, чтобы не разбудить хозяев.

С обратной стороны домик затянула тонкая сеть плюща. Зеленые листья, смутно различимые в полуночной тьме, словно светились изнутри и казались таинственными звездочками, рассыпанными неведомым волшебником.

Внезапно Найриду показалось, что он услышал какой-то звон. Музыкант замер, покрутил головой, пытаясь понять, не послышалось ли ему. Но нет, пение струны повторилось. А через мгновение к этому звуку присоединилась тихая ругань.

Искать источник шума пришлось недолго: в паре футов от дома тесно сплелись кронами несколько кустов, образовав плотную непроницаемую стену. Обогнув ее, музыкант разглядел огненный шарик, висящий в нескольких дюймах над землей. А на земле сидел хозяин дома, задумчиво дергая струны такой знакомой гитары с отломанным колком.

Палец вновь коснулся пятой струны, потом третьей, второй. Но мелодии не получилось. Тихая ругань, новый удар по струнам — и новый стон несчастного инструмента.

— Держать надо не так наклонно,— мрачно посоветовал менестрель. — Сейчас ты почти лежишь на спине, а надо нависать над гитарой.

Мужчина вздрогнул, вскинул голову и с трудом выдавил:

— Спасибо.

— Не за что,— ответил бард.

Этим утром юная малиновка проснулась очень рано, распушила перья, вскинула головку к голубеющему небу, где только появились первые отблески восходящего солнца, почистила под крылышками, завертела головкой в поисках пищи и, издав удивленную трель, чудом не вывалилась из гнезда, разглядев странную парочку, сидевшую под ее деревом. И ладно, хозяин леса — к его странностям все привыкли: то в алу превратится, то балалайку какую-то притащит, то с женой третью неделю ссорится. Это все просто и понятно. Но то, что рядом с ним сидит какой-то оборванец и терпеливо объясняет, как на этой самой балалайке играть,— верх всякой наглости!

В первый момент малиновка решила, что ей почудилось. А раз так — следует проверить. Птичка легко перепорхнула с ветки дерева на плечо хозяину леса и, убедившись, что тот не собирается таять в воздухе подобно предрассветному туману, укоризненно зачирикала, дергая его клювом за мочку уха. Хозяин только отмахнулся:

— Кая, отстань, не до тебя сейчас.