Читаем без скачивания Пыль дорог - Ксения Баштовая

Найрид буквально вырвал лист из рук мошенника, пробежал список глазами:

— Так, подожди, зачем тебе пять колод карт?

— Пять? — удивленно присвистнул шулер.— Это называется «заработался». Семь ведь нужно!

Несколько мгновений менестрель осмысливал прочитанное и услышанное, а потом спросил:

— Ты собрался играть в карты?

— Не играть — выигрывать.

— Мошенничать?

— Не ори,— строго оборвали его.— У тебя есть другой вариант, как нам заработать денег?

— Ну...

— Нам ведь нужно дойти до Алронда? Сам говорил, что немного денег у тебя есть. На то, что указано в списке, должно хватить. Отвары трав в принципе не дорогие, карты — тоже.

Вероятно, необходимые Каренсу предметы были и впрямь не очень дорогими, но искать их пришлось по всему городу. Тем более что джокер, перестраховавшись, строго-настрого запретил покупать одинаковые предметы в одной и той же лавке.

Оставалось приобрести всего пару колод. Вымотавшийся за ночь менестрель высыпал на ладонь остатки денег и долго изучал одиноко лежащие три монеты: две медные и одну серебряную. По всем расчетам, оставаться у Найрида могла только медь. В крайнем случае — бронза. Так откуда взялось серебро?

Монета музыканту не понравилась, и он, недолго думая, решил ею расплатиться. Заспанный торговец-фавн, зевая, долго крутил сребреник в руках, потом спросил что-нибудь поменьше и лишь минут через пять положил на прилавок нераспечатанные карты и высыпал рядом горсть бронзы.

В последнюю ночную лавку музыкант заходил с некоторой опаской. Двумя пальцами порылся в кошельке, осторожно извлек самую большую монету — и разглядел на серебристой поверхности знакомый императорский профиль.

Выяснять, каким образом неразменная монета возвратилась к хозяину, Найрид не стал. А то, как она попала к музыканту, вполне понятно — Амансио расплатился за урок музыки. Менестрель, не глядя, заплатил торговцу и вышел из лавки, подбрасывая сребреник на ладони. О новом приобретении стоило подумать на свежую голову.

Перед самым рассветом Найрид ввалился в комнату к мошеннику и, растолкав его, бросил под ноги сумку с покупками:

— На, разбирайся, и спокойной ночи.

Пока Каренс заспанно хлопал глазами, музыканта и след простыл. Он спустился вниз, растолкал мирно дремлющую невесту, потребовал себе свободную комнату и завалился спать. Все остальное могло подождать.

Весь день Каренс колдовал в своей комнате. Бурлили подогреваемые на небольшой жаровне настои трав. Чуть слышно шуршал кинжал, скользя по разрезаемой бумаге. Сновала по картону тонкая игла. Медленно падали на разукрашенную всеми цветами радуги карточную рубашку капли краски — все привычно и отработанно до последнего жеста. Мошенник готовился к работе.

На закате, когда солнце окрасило крыши в багровый цвет, в небольшой игровой дом на окраине города вошли двое. Один из них тут же направился к карточному столу. Второй, о чем-то задумавшись, остановился возле стойки и, заказав бокал вина, принялся неспешно его цедить, изредка бросая косые взгляды на игроков. Минут через двадцать он, не выпуская из рук бокала, подошел к одному из столиков и стал с интересом наблюдать за игрой.

Расчет Каренса строился на очень простой схеме. Достаточно было в процессе игры подменить обычные карты на крапленые — не спеша, по одной — и спокойно играть. Колоды наверняка будут заменяться — в конце концов, каждый игрок вправе потребовать новую,— но ведь не зря же менестреля посылали купить несколько комплектов.

Первый крап был запаховый. Мошенник обработал карты специальным составом, не оставляющим следов. Каренс играл очень осторожно: протягивал руку взять карту, отдергивал и в нерешительности подносил ладонь ко рту. Естественно, ему очень быстро пошла карта.

Заменить колоду потребовали минут через сорок после начала игры.

Следующий крап был нанесен иглой. Карты предварительно были разрезаны вдоль ребра, и та часть, на которой была нарисована рубашка, была проколота очень тонкой иглой. После этого обе половинки карты склеивались. Теперь джокер шиковал. Одна огромная ставка сменялась другой, и даже пара проигрышей не испортила общей картины.

Следующая колода. Новый крап — сточенные ребра у карт. Новый стиль игры. Эта колода продержалась не больше пятнадцати минут.

Новая колода. Еще один крап — подсохшие капельки воды на рубашке, их тусклый блеск.

Менять стили игры Каренс не боялся. Это, наоборот, вполне естественно: вначале игрок волновался, боялся тянуть карту, потом разохотился, потом еще что-то произошло. Гораздо хуже было бы, если б он играл все время одинаково.

Найрид не понял, в какой момент джокер решил прервать игру. Выигрывал мошенник едва ли чаще, чем проигрывал. Иногда ему карта буквально шла, а порою он пропускал один за другим несколько кругов. В любом случае менестрель, изображавший заинтересованного зрителя (тут и стараться особо не пришлось!), безмерно удивился, когда Каренс вдруг собрал свой выигрыш и, вежливо распрощавшись с игроками, направился к выходу.

Как и договаривались, Найрид покинул игровой дом минут через пятнадцать после мошенника. Встретились они еще минут через десять у дверей таверны, где менестреля все еще ждала верная невеста.

— Почему ты ушел? — поинтересовался он. Джокер только пожал плечами:

— Не стоит жадничать. Хвоста за тобою не было?

— Вроде нет. Да и какой в этом смысл? Я всего лишь наблюдал, играл-то ты.

— Чудненько,— вздохнул Каренс— Собираем вещи и уходим.

— Сейчас?

Джокер ухмыльнулся:

— Желаешь продлить приятное общение с невестой? Больше глупых вопросов не поступало.

Несмотря ни на что, уходить из Гьериана пришлось на рассвете, поскольку городские ворота на ночь закрывались. Единственное, что радовало: мошенник сыграл чисто — желающих отобрать выигрыш у нечестного игрока у дверей таверны поутру не обнаружилось.

Спозаранку, едва только небо начало розоветь, менестрель встряхнул за плечо крепко спящего мошенника и спросил:

— Ну что, идем?

— Шутишь? — смиренно поинтересовался Каренс. В его глазах отражалась вся скорбь о несовершенстве мира.— Как можно куда-то идти в такую рань? Давай я посплю до двенадцати — и спокойненько тронемся в путь.

— Будешь возмущаться, я тебя женю на родной сестричке хозяйки таверны,— решил воспользоваться запрещенным приемом менестрель.

Услышав такую угрозу, мошенник подскочил на кровати и возмущенно уставился на музыканта:

— Врешь!

— Я просто скажу, что ты в нее тайно влюблен, но стесняешься признаться. Она тихая, скромная, хрупкая девочка: рост — семь футов шесть дюймов, вес — порядка десяти центнеров. Она все сразу поймет и поверит.