Читаем без скачивания Ночи Истории - Рафаэль Сабатини

— Капитан Ринсольт, — серьезно и спокойно проговорил он, — то, что вы сделали, хорошо, но недостаточно. Принимая во внимание обстоятельства вашей женитьбы, а также ставшие нам известными ваши образ мысли и понятия о чести, мы решили, что необходимо принять меры предосторожности. Если вы задумаете бросить жену, это обойдется вам очень дорого.

— Я и не собираюсь… — начал было Ринсольт, который терпеть не мог наставлений.

Герцог жестом велел ему замолчать.

— Не прерывайте меня, — резко бросил он. — Вы богатый человек, Ринсольт, благодаря милостям, которыми я одаривал вас с тех пор, как вытащил из германских трущоб и сделал тем, что вы сейчас из себя представляете. Итак, вот документ, согласно которому вы завещаете все, чем на сегодняшний день владеете — все это перечислено здесь же, — своей жене. Завещание вступает в силу в случае вашей смерти либо развода. Прошу вас подписать документ.

Капитан какое-то мгновение колебался. Этот договор мог связать ему руки. Герцог был явно несправедлив. Однако, перехватив спокойный и твердый взгляд Карла, Ринсольт шагнул к столу и взял из рук писаря бумагу.

Он понял, что выбора нет. Это — ловушка. Что ж, придется смириться. Он склонился над столом и начертал на бумаге свою корявую подпись солдата.

Писарь присыпал чернила песком и протянул документ герцогу. Бросив взгляд на подпись, Карл расписался сам и отдал документ супруге капитана, все еще не пришедшей в себя.

— Берегите это, — сказал он ей. — Эта бумага — мой свадебный подарок.

Глаза Ринсольта сверкнули. Если документ будет храниться у жены, то еще не все потеряно! Однако ему тут же пришлось забыть об этом.

— Отдайте мне свою шпагу, — потребовал Карл.

Удивленный капитан вытащил оружие и протянул его своему господину. Тот взял шпагу и на его лице мелькнула суровая улыбка. Он внимательно осмотрел оружие, держа его одной рукой за эфес, а другой — за острие клинка. Внезапно он согнул правое колено и, плашмя положив на него клинок, разломил его надвое.

— Бесчестный клинок! — сказал он, отбрасывая обломки. И, указав на Ринсольта, приказал: — Уведите его! Пошлите к нему священника. Даю ему полчаса на исповедь, а затем его голова будет поднята на пике над крышей замка. Пусть все видят, какова справедливость герцога Бургундского!

Германец взревел, как раненый бык, и рванулся было вперед, но стражники потихоньку подобрались к нему сзади и схватили его. Сапфира была освобождена от уз брака, на которые герцог Бургундский Карл и не думал ее обрекать.

Ночь душителей. Иоанна Неаполитанская и Андрей Венгерский

 арл, герцог Дурацуо, был одним из первоклассных шахматистов своего времени, манипулирующим королями и королевами, рыцарями и прелатами из плоти и крови в игре, которую он вел с судьбой на мрачной доске неаполитанской политики. Он не обманывался относительно счета, который представит ему беспощадный противник в случае проигрыша. Он сознавал, что ставкой в этой игре служит голова и что один-единственный неверный шаг неизбежно приведет его к проигрышу. Поэтому, как мы увидим, он играл одновременно и дерзко и осторожно.

Первый свой ход он сделал в марте 1343 года, три месяца спустя после смерти Роберта Анжуйского, короля Иерусалима и Сицилии; так звучал титул правителя Неаполя. Герцог решил воспользоваться анархией, которая воцарилась в королевстве в результате глупого и бездарного правления.

Добрый король Роберт Мудрый силой вырвал корону Неаполя у своего старшего брата, короля Венгрии, и правил страной как узурпатор. Возможно, чтобы успокоить совесть или предотвратить в будущем борьбу между своими наследниками и наследниками брата, он попытался исправить совершенную несправедливость при помощи брака между внуком брата Андреем и своей внучкой Иоанной. Этот брак был заключен десятью годами раньше, когда Андрею было семь, а Иоанне пять лет.

Целью этого раннего брачного союза было примирение обеих ветвей Анжуйского дома. На деле же соперничество стало еще более острым, чем когда-либо, этому в немалой степени способствовал и сам король Роберт. Перед самой кончиной он призвал к своему смертному одру принцев крови, членов домов Дурацуо и Таранто, и других знатнейших лиц королевства и потребовал от них клятвы в верности Иоанне. Кроме того, он сам назначил регентский совет, который должен был править королевством до тех пор, пока Иоанна не станет совершеннолетней.

Иоанна была провозглашена царствующей королевой, и правление страной осуществлялось советом только от ее имени, что совершенно противоречило тем целям, ради которых был заключен брак. Поэтому неаполитанский королевский двор сразу же разделился на два лагеря — партию королевы, в которую входила неаполитанская знать, и партию Андрея Венгерского, к которой принадлежали венгерские аристократы, образовавшие его свиту, и несколько недовольных Иоанной неаполитанских баронов. Во главе этой партии стоял наставник Андрея монах Роберт.

Этот надменный монах, яркий портрет которого оставил нам Петрарка, краснолицый, рыжебородый и рыжеволосый, маленький и толстый, всегда грязный, проникнутый, словно Люцифер, непомерной гордыней, несмотря на свои лохмотья, яростно врывался на заседания регентского совета, требуя предоставить ему от имени его воспитанника голос при решении государственных вопросов. Он подавлял совет не только своими властными манерами, но и тем, что пользовался поддержкой черни, которая принимала его неряшливость за проявление святости. Его вторжение на заседания совета вызывали такое замешательство, что вынудили папу вмешаться как верховного властителя (ведь Неаполь был владением Святой Церкви). Папа назначил легата для управления королевством до совершеннолетия Иоанны.

Венгры во главе с братом Андрея, венгерским королем Людовиком, подали в папский суд в Авиньоне жалобу, требуя папской буллы, назначающей совместную коронацию Андрея и Иоанны, что было бы равносильно передаче полной власти над Неаполем в руки Андрея. Неаполитанцы же, возглавляемые принцами крови, будучи ближайшими наследниками трона в силу законов иерархии, требовали коронации для одной лишь Иоанны.

Так обстояли дела в королевстве, когда Карл Дурацуо, внимательно следивший за происходящим, решил наконец разыграть свою опасную партию. Начал он с тайного похищения четырнадцатилетней Марии Анжуйской, своей собственной кузины и сестры Иоанны. Целый месяц продержал он ее в собственном дворце, успев за это время получить от папы (при посредничестве своего дяди кардинала Перигора) разрешение на брак между кровными родственниками. Получив это соизволение, Карл прилюдно, на глазах всего Неаполя, женился на девушке. Благодаря этой женитьбе, против которой Мария, по-видимому, нисколько не возражала, он тоже получил права на неаполитанскую корону.

Это был открытый вызов. Следующим ходом было письмо, отправленное им тому же кардиналу Перигору, чье влияние на Авиньон было весьма значительным; в письме Карл просил дядю оказать давление на папу Климента VI с тем, чтобы тот не подписывал буллу в пользу Андрея и двойной коронации.

Своеволие Карла, проявленное при женитьбе на Марии Анжуйской, естественно, настроило Иоанну против него. Враждебно восприняли этот поступок и те принцы крови, которые стояли ближе всего к престолу и которых он обошел, укрепив свое положение. Наверняка рассчитал, что такой шаг позволит ему — неаполитанскому принцу! — получить предлог для того, чтобы завязать дружбу с венгерским узурпатором.

При других обстоятельствах его заигрывания, должно быть, были бы с подозрением встречены Андреем, а уж тем более хитрым монахом Робертом. Но теперь, зная о вероломном поступке Карла, венгерская партия приняла его с распростертыми объятиями, усмотрев в его отходе от двора Иоанны победу сторонников Андрея. Карл заявил, что питает симпатию к Андрею и ненавидит сторонников Иоанны, которые настраивают ее против мужа. Он охотился и пил вместе с Андреем, поощряя грубые вкусы этого чужеземца, которого он сам в глубине души презирал как варвара.

Вскоре Карл из доброго собутыльника превратился в советника молодого принца, и губительное наставление, которое он дал Андрею, даже монах Роберт посчитал искренним и чистосердечным.

«Отвечай враждебностью на враждебность, не давай сбить себя с пути, показывай всем своим видом, что ты уверен в благоприятном для тебя решении папы. Всегда помни, что ты король Неаполя не благодаря своему браку, а по собственному праву, Иоанна же — всего лишь отпрыск незаконно захватившей власть ветви».

При этих словах в тупых бычьих глазах Андрея мелькало нечто, напоминавшее мысль, и румянец оживлял его обычно ничего не выражающее лицо. Это был белокурый гигант с бледным невыразительным, несмотря на правильные черты, лицом и холодным неприятным взглядом. Рядом с лощеными неаполитанцами он выглядел грубым неотесанным мужланом, каковым они его и считали. Монах Роберт поддержал совет герцога Дурацуо, и Андрей неуклонно следовал ему. Он отдал распоряжение освободить заключенных из тюрьмы, оказывал почести своим венгерским приверженцам и таким неаполитанским вельможам, как герцог Альтамура, бывшим в оппозиции ко двору. По отношению к королеве он выказывал полное пренебрежение. Это привело, как и рассчитывал проницательный Карл, к тому, что наиболее влиятельные представители неаполитанской знати, поддерживавшие королеву, составили заговор против Андрея.