Читаем без скачивания Оборотень - Людмила Сурская

— Насчёт этого не беспокойтесь. Ложитесь на мою постель.

— Княжна не надо… — взмолился он, напрочь отказываясь от такой услуги.

Но она мягко заметила:

— Извольте слушаться, сударь. Вы у меня в гостях. Лежите тихо. Я спущусь, принесу мёд, малину, травы. И поужинать вам.

Когда она вернулась, он с усилием ждал, глаза почти закрывались. Болезнь и усталость хозяйничали в теле, беря в оборот.

Она обеспечивала уход со всем старанием.

— Давайте приподнимайтесь. Ешьте. Не торопитесь. Потихоньку, я помогу.

— Что-то меня совсем развезло, — горячими сухими губами вяло прошептал он.

— Поправитесь. Пейте липовый чай с малиной и мёдом. — Подала она ему кружку. — Не волнуйтесь граф. Там в умывальной комнате стоит ночное ведро. Я принесла папенькины носки и горчицы, сейчас насыплю и одену на ваши ноги. Утром будет легче. Давайте укрою одеялом. Чтоб пропотеть. Спите граф.

Она заботилась о нём, как о ребёнке. За ним так никогда, никто не ухаживал и он совершенно размяк. Матушка умерла рано, а больше он таких ласковых рук не встречал на своём лице.

— Софи, да не прячьте вы ту сторону лица, привык я.

— Неправда к этому не возможно привыкнуть. Но…что ж с этим теперь делать. Я понимаю — среди нормальных людей мне не место. Хотела жизни себя лишить, но потом перегорело. Подумала грех то. Зиму переживу. Тёплого солнышка дождусь и со странниками бродячими уйду. Весной их много дорогами судьбы бредут. Буду жить их жизнью, богу молиться и милостыню просить.

— Ты глупость задумала. Не надо горячиться. Внешнее уродство оно заметнее, неужели моё, внутреннее. Горечь от моего увечья подходит к горлу. Кипит с такой силой, что вот-вот задушит меня.

— Полноте граф. Вам ли жаловаться. Вы благополучны и богаты. Спите, вам непременно надо отдохнуть. Поправитесь и расскажете, что с вами неприятного приключилось. А сейчас не стоит себя беспокоить.

— Нет сейчас, немедленно, меня разрывает всего эта муть.

— Хорошо, хорошо, только не нервничайте так. — Погладила она его по вздрагивающей руке. — Раз так надо вам поговорим. Я слушаю.

— Я не успешен и не богат, всё в прошлом. Мне, кажется, несчастнее меня нет на этой земле человека. Я всё, что осталось мне от родителей, спустил и промотал. Да и как могло быть иначе. Ведь меня никто никогда не учил, как надлежит жить. Нет, я не оправдываюсь. Бог с ним с состоянием, так уж вышло. Дело в душе. Что стало с моим сердцем, с душой. Я с малых лет рос сиротой. Батюшка погиб на дуэли. Матушка умерла при родах. Младшего брата усыновил одинокий затворник барон и вырастил его сам. По своим правилам в любви и заботе. А я попал к родственнику. Брату отца. Который сам не отличался не только хранителем семейных устоев, но и был при наличии трёх своих детей безответственным гулякой и мотом, не вылезающим из скандалов. Его жена, замученная своими детьми, ни обращала никакого внимания на меня и моё воспитание. Воспитывал кто придётся и как придётся. Мне всё время хотелось, чтоб кто-то приласкал меня к себе, погладил по голове, полюбил и пожалел. Этого не было. Наверное, жене дяди хватало возни со своими чадами, на меня сил уже не доставало. А обида росла и злость на весь мир, в котором я чужой никому не нужный, тоже. Я на своих покойных родителей и то был в обиде. Зачем родили и покинули сиротами на белом свете. Я даже на могилу их не ходил. Зная, что отец погиб на глупой дуэли, я выучился без промаху стрелять, так, чтоб убивать самому, оставаясь невредимым. И убивал без жалости, без сострадания. Мне противно, пусть и другим будет не лучше. Женщин не жалел, считая, что нужны и пригодны они с их куриными мозгами лишь для услады мужчины. Иначе, как могла матушка не захотеть жить без отца, произведя нас на свет и забыв об этом. Как могла умереть, оставив нас на чужих руках, а не жить дальше. Я знаю, Софи, что ты сейчас про меня думаешь, я чудовище. Чудовище и есть. Но это ещё не всё. Я ненавидел то наше родовое имение. Будь оно не ладно. Чтоб избавиться, продал его, а деньги легко проиграл. О чём думал? Придёт время, женюсь на богатой и буду жить кум королём. А пока гуляй. И гулял. С людьми, как правило, мне было скучно. Если водил дружбу, то непременно с отъявленными мерзавцами. И с вашим управляющим, тоже водку пил. На моих глазах собака ему шею и сломала, а мне руку перегрызла. Думаешь за что? Хотели княжной Татьяной Николаевной попользоваться. В хмельном угаре были. Но ведь эта мерзость в трезвых сидела, а спиртные пары её только подняли пеной наверх. Доберман здоровущий, как телёнок, ей помог. Налетел бог весть откуда. Это я тогда к дружку своему уехал охотиться со злости. Здесь моя задумка сорвалась, жениться на княгине Натали, вот и поехал весельем и охотой настрой свой поправить. Видишь ли, раскусили меня и подставу подсунули, а я попался. Злоба, ненависть, жажда мести, какие только могут сосуществовать во внутренностях человека, кипела во мне. Так вся эта гремучая смесь душила, что невмоготу, вот и убрался от греха подальше, чтоб здесь не убить кого и охотой отвлечься, а там, на собаку эту напоролись. Говорят, княжна с ней с тех пор не расстаётся, а про меня смолчала никому, не рассказала. А я приехал, оклемался и пытался убить на дуэли брата княжны Татьяны Алексея, за то, что он занял моё место подле Натали. Помешал опять тот же доберман княгини. Вот, смотрите, следы какие от зубов, — протянул он ей руку в знак правоты своим словам. — А раньше, до всего этого, пытался убить своего брата, чтоб забрать его деньги. Даже сказочку себе придумал, что он родился оборотнем и поэтому не повинен жить. Железное оправдание моему скотству, собаку легче пристрелить, чем человека. И всё его добро моё. Смотрю на днях, тот доберман при княжне, а брат мой Серж рядом. Меня аж повело. Весь в долгах, как в шелках и скотскими делами опоясан. А неделю назад, сжульничал в карты, поймали. Стрелял, двух ранил, а может и убил. Теперь я в бегах. Меня ловят. Не защищайте меня княжна, — предупредил он её порыв, — Всё точно. Есть преступления, есть виновный и, что самое главное, множество свидетелей. От чёрного нутра своего, тошно самому, да уж видно такая карма моя. Кругом сам виноват в своих бедах. Увидел тебя давеча, жаль, думаю, девицу, конечно, но может воспользоваться шансом, она ухватится за меня и наследство её моё. Тебе не страшно слушать меня, княжна? Прогнать не хочешь?

— Полноте себя истязать. Былого не вернёшь. Успокойтесь граф, — намочив платок, она положила на пылающий лоб. — Если б вы позарились на деньги моей семьи, вас только осталось бы пожалеть. Жить с таким чудищем как я, это несчастье.

— Поправлюсь, на Кавказ поеду. Умру, как полагается дворянину. Про честь я только слова произношу, саму её не имею, но хоть поминать будут так. Софи, прости.