Читаем без скачивания Дневник. Том I. 1825–1855 гг. - Александр Васильевич Никитенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не менее любопытна и библиотека монастырская. В ней много рукописных книг, и в том числе два евангелия на пергаменте, без означения года. Судя по тексту, они должны быть очень древние: текст этот принадлежит к первым эпохам славянского языка. Тут же «Судебник» Иоанна Грозного, несколько грамот за собственноручною подписью русских царей — самая древняя Василия Иоанновича; другие: Иоанна Грозного, его сына Федора, Бориса Годунова, Лжедмитрия и Владислава, польского королевича. На этой последней означено, что она дана в Москве. Все они касаются частных дел монастыря. Одна только имеет более важное историческое значение: это грамота Бориса Годунова о Филарете Никитиче Романове. Годунов предписывает настоятелю монастыря смотреть крепко за сим опальным старцем, который «лаится» и бьет монахов, — однако повелевает не делать ему никакого насилия. Грамота эта, кажется, напечатана в «Русской вивлиофике», но здесь ее подлинник. Показывали нам место, где был пострижен Филарет, и крест, который он носил на себе. В заключение архимандрит открыл ящик с надписью; «Дела о немаловажных колодниках», которые ссылаемы были в Сийский монастырь на покаяние. Однако ж из «немаловажных колодников» мы не нашли ни одного государственного или замечательного лица. Поблагодарив архимандрита за все интересное, что он нам показал, мы продолжали путь.
30 июля 1834 года
Ночью приехали в Холмогоры. Отсюда начинаются те роскошные луга, на которых пасутся известные холмогорские коровы. Двина постепенно расширяется и, наконец, у Архангельска разливается в настоящий морской залив.
31 июля 1834 года
Мы уже в Архангельске и остановились в доме гражданского губернатора, Ильи Ивановича Огарева, который принял нас с искренним радушием.
Мы отдыхали. Я собирал сведения о здешнем крае. Губернатор сообщил мне много интересного. Город разделяется на две части: немецкую и русскую. Торговля в руках иностранцев — сосредоточивается главным образом в доме Бранта, состоящем из девяти братьев. Восемь из них живут в разных частях света, но зависят от старшего брата, который здесь пребывает. Капитал их простирается до 20 миллионов рублей. У них масса кораблей, на которых они вывозят из Архангельска лен, пеньку, сало, лес и привозят колониальные товары.
Немецкая часть города отличается опрятностью и миловидностью домиков. Русские купцы живут в грязи и торгуют как плуты. Пьянство в большом ходу. Губернатор жаловался, что у него нет ни одного чиновника, который не был бы вор или пьяница. Он должен наблюдать за ними, как за испорченными детьми. Чтобы они по возможности меньше пили, он старается их держать больше при себе, часто заставляет с собою завтракать и обедать. Кто не явился по приглашению, за тем уже приходится посылать дрожки, чтобы привезти хоть пьяного. Надо сначала его отрезвлять, а затем уже поручать ему дело. В случаях сватовства, родственники невесты, наводя справки о женихе, уже не спрашивают, трезвый ли он человек, а спрашивают: «Каков он во хмелю?» — ибо первое почти немыслимо. Большинство и чиновников и других городских обывателей коснеют в невежестве.
За обедом у губернатора был некто Гореглад, по доносу жандармов сосланный в Мезень. Губернатор взял его к себе для разных поручений. Он человек довольно образованный. Живя в Мезени, выучился столярному и токарному ремеслам и изготовляет из кости прелестные художественные вещицы. Он долго жил с самоедами и начал было составлять азбуку их языка, но мезенский городничий запретил ему это.
1 августа 1834 года
Осматривали гимназический дом: он ветх и гадок. Были в соборе, где служил обедню архиерей. Нам показывали крест, сделанный самим Петром Великим и водруженньй им на берегу Белого моря. На нем голландская надпись, гласящая, что он сделан капитаном Петром.
Посетили мы и Соловецкий монастырь. Остров Соловецкий имеет семнадцать верст в ширину и двадцать пять в длину. Монастырь на нем — один из древнейших в России. Монахов насчитывается более ста. Замечательно при монастыре отделение, где содержатся государственные преступники. Они ссылаются сюда на бессрочное заточение, большею частью на всю жизнь. Ныне сих несчастных сорок человек, между прочими два студента Московского университета — за участие в заговоре против государя. Недавно один из заключенных, Горожанский, сосланный в монастырь за соучастие с декабристами, в припадке сумасшествия убил сторожа. Каждый из заключенных имеет отдельную каморку, чулан, или, вернее, могилу: отсюда он переходит прямо на кладбище.
Всякое сообщение между заключенными строго запрещено. У них ни книг, ни орудий для письма. Им не позволяют даже гулять на монастырском дворе. Самоубийство — и то им недоступно, так как при них ни перочинного ножика, ни гвоздя. И бежать некуда — кругом вода, а зимой непомерная стужа и голодная смерть, прежде чем несчастный добрался бы до противоположного берега.
Между достопримечательностями монастыря — мечи Пожарского и Скопина-Шуйского, украшенные драгоценными камнями. Здесь погребен Авраамий Палицын. В монастырской библиотеке много древних рукописей и грамот. Теперь в монастыре уже более шести недель живет Бередников, товарищ Строева. Он занимается разборкою архива и выписками из находящихся в нем сокровищ. Монахи на него негодуют, потому что он не показывает им своих выписок и извлечений.
Архимандрит по виду напоминает тех каноников, над которыми любил смеяться Вольтер. Он написал «Историю Соловецкого монастыря», руководствуясь актами из его архива, но святейший синод не пропускает ее. Так как в числе заключенных много раскольников, особенно скопцов, архимандриту удалось составить из их показании точное описание их ересей. В веровании скопцов следующий догмат: Спаситель вторично пришел на землю, чтобы научить заблудших, Он не иной кто, как сын девы Елисаветы Петровны, императрицы, — который был воспитан в Голштинии, царствовал под именем Петра III и теперь еще где-то живет.
Архангельская губерния вообще богата раскольниками. Епископ здешний утверждает, что из всего народонаселения лишь сотая часть принадлежит православию. Некоторые секты в условиях своей веры считают разврат. Их бесчиния доходят до того, что дикие самоеды, недавно крещенные, гнушаются вступать с ними в семейные связи. Так по крайней мере говорит архиерей здешний.
Вечером мы гуляли на Елисаветовском острове: пили там чай, а по середине Двины, в лодке, даже шампанское, которым нас угощал директор гимназии Ковалевский. Двина здесь великолепна. Наша красавица Нева должна ей уступить первенство. Ширина Двины здесь простирается на четырнадцать верст. Она усеяна островами, на одном из которых, на Соломбале, — часть города Архангельска и адмиралтейство.
Верстах в сорока от города, к западу, у моря открыты целебные воды. Многие, говорят, купаясь в них, получили исцеление или облегчение от своих недугов.
2 августа 1834 года
Обедали у военного губернатора, адмирала Галла: это