Читаем без скачивания Матрица войны - Александр Проханов

Он лежал почти бездыханный, едва приоткрыв глаза, глядя на висящие фиолетовые астры, на скомканное полосатое покрывало.

Она едва слышно что-то сказала.

– Что? – не расслышал он.

– Неужели из-за этого столько всего случается?

– Из-за чего?

– Люди преследуют и убивают друг друга?! Разрушили Трою?

Он не ответил. Не было сил отвечать. Внутри у него была просторная солнечная пустота, и в этой пустоте, не заполняя ее, висели наивные фиолетовые астры.

Они лежали рядом, и он чувствовал, как ее рука ласкает его, осторожно и робко, неумело и нежно. Его лоб, плечо, грудь. Его живот, колено, бедро. Словно она рассматривает, изучает его, видит впервые. Ее пальцы нащупали на плече твердый сухой рубец от старой афганской раны. Она накрыла рану ладонью, как накрывают дупло, в котором притаилась спящая птица. И рана откликнулась на ее прикосновение, не болью, не испугом, а сладостью.

Она приподнялась на кровати.

– Ты куда? – спросил он.

– Я сейчас.

С тихим стуком пробежала босыми ногами по половицам. Приблизилась к буфету. Растворила скрипучие дверцы. С тихим звяком извлекла большую белую тарелку.

– Вишен принесу. – Держа тарелку, не одеваясь, голая выскользнула в сад.

Он смотрел сквозь открытое окно, как в темно-зеленых вишнях белеет ее гибкое тело, как протягивает она руки к черным ягодам, срывает, кладет в тарелку. Ее заслоняли ветви, она белела в стволах, шелестела, качала листвой, собирая плоды. Однажды она изогнулась, стараясь дотянуться до ягоды, и он углядел ее гибкий наклон, протянутую руку, подмышку, заостренную грудь, изогнутое бедро и линию спины. Эта поза вызвала в нем мгновенную нежность к ней, острую любовь и влечение. Он подумал, что это и есть Рай, когда – теплый сад, черно-красные спелые вишни и любимая собирает в саду плоды.

Она вернулась, неся полную тарелку вишен. Села рядом с ним. Поставила холодную тяжелую тарелку ему на грудь. Брала ягоду, подносила к его губам, вкладывала сочную, черно-малиновую, с блестящей точкой ягоду ему в рот. Сама ела сочные ягоды, вынимая из влажных губ розовую скользкую косточку. По-детски стреляла ею в открытое окно.

Он глотал сладкий, начинавший бродить сок. Смотрел, как она улыбается ему своими испачканными, потемневшими от сока губами. Наклонилась и поцеловала его рану. Сухой рубец порозовел, помолодел от ее поцелуя.

– Теперь ты отвечаешь за меня, – сказала она. – Во всех моих делах и поступках. Если ты оставишь меня, если отречешься, я погибну, сойду с ума.

– Люблю тебя, – сказал он. – Дай тебя поцелую.

За вечереющим открытым окном темнели вишни. Белела тарелка, наполовину пустая, с мазками вишневого сока. Лежала у него на груди ее легкая теплая рука. Мимолетно, с острым прозрением, подумал, что счастливее, чем теперь, он никогда еще не был и, видимо, больше не будет.

Они возвращались в Москву поздней ночью. Она спала рядом с ним на сиденье. Фары хрустально светили во тьму. Машина летела с ровным бархатным рокотом. Он вел бережно автомобиль сквозь ночные перелески, чувствуя рядом ее сон, ее теплоту и прелесть.

Думал, что смысл божественных усилий и чаяний, направленных от Божества к человеку, в том, чтобы человек достиг совершенства и испытывал те же чувства, что и он сейчас. Так же любил, прощал, испытывал нежность, благоговение к природе, к проносящимся лугам и деревьям, к спящим среди этих деревьев животным и птицам, к невидимым, живущим в окрестных городах и поселках людям, к ней, своей ненаглядной и милой, к Творцу, который попустил ему, своему смертному сыну, испытывать все эти чувства.

Въехали в Москву, в ночные улицы, по которым, не успокаиваясь и ночью, катились лучистые потоки машин.

Она проснулась, сонно потянулась на сиденье.

– Уже Москва? Как быстро доехали. Вези меня прямо домой.

Она указала ему путь, в район Кускова. Он подвез ее к дому с высокой аркой, проехал мимо сонных припаркованных машин, скамеек, газонов к самому ее подъезду.

– Спасибо. До завтра. – Она выскользнула из машины, скользнула к подъезду, хлопнула тихо дверью.

Он не уезжал. Представлял, как поднимается она в лифте, входит домой. На детской площадке, резной, деревянный, стоял медведь. Он тронул смешного выструганного истукана. Подумал, что завтра, когда она выйдет из дома, сразу увидит медведя. Стоял среди темного сквера, и кошка, пробегая, сверкнула на него зелеными, слепящими, как фары, глазами.

Глава десятая

Утром они сидели с Сом Кытом на галерее в теплой розовой тени. Щурились на брызги колючего белого солнца в листве. Изучали истертую туристическую карту. Сом Кыт вычерчивал Белосельцеву предстоящий маршрут к границе, от Баттамбанга к Сисопхону, и севернее, к пограничной черте, а оттуда – в Сиемреап, к Ангкору. Тхом Борет, шеф безопасности, принес на очках два маленьких ослепительных солнца. Стиснул Белосельцеву руку своей твердой беспалой ладонью.

– А мы здесь подсчитываем километры, запасы продовольствия и пресной воды, – пошутил Белосельцев, ненавязчиво, сквозь смех изучая изможденное лицо, на котором при свете дня виднелись слабые оспины и надрезы, словно отпечатки древних ракушек на камне. – Сколько езды до границы?

– До самой границы нам вряд ли удастся доехать, – сухо сказал Тхом Борет. – По-видимому, только до Сисопхона или чуть севернее. Дальше ехать опасно. Идут бои. Действует несколько террористических банд. Обстреливают и взрывают машины.

Белосельцев продолжал изучать Тхом Борета. Казалось, твердая кремниевая оболочка его лица – лишь внешний, недавно застывший слой, под которым, с трудом удерживаемая, кипит горячая магма. К ней, не окаменелой, невидимой человеческой сущности, хотелось добраться Белосельцеву.

Осторожно, чтобы не показаться навязчивым, не растревожить мнительного, исполненного подозрений Тхом Борета, Белосельцев расспрашивал его об обстановке в районе границы. Сверял свои собственные данные, полученные из посольских источников, с теми, что добывал в путешествии, в мимолетных разговорах и встречах. Его интересовали базы и лагеря «кхмер руж», находящиеся по обе стороны таиландской границы, и смеют ли вьетнамские войска, преследуя банды Пол Пота, пересекать эту границу, и как реагирует на такие пересечения таиландская армия. Он расспрашивал о поставках Пол Поту китайского военного снаряжения, японских сборных домов, американских полевых госпиталей, западногерманских мобильных кухонь. Он хотел по косвенным признакам узнать о степени вовлеченности в конфликт других стран. Об иностранных инструкторах, учивших диверсионной борьбе, минированию мостов, обращению с инфракрасными зенитными ракетами «рэд ай». Расспрашивая Тхом Борета, он запоминал названия и цифры, чтобы лучше понять тактику террористических действий. Противник, не считаясь с потерями, засылал в кампучийские джунгли боевые отряды. В горных пещерах устраивал тайные базы. Оттуда мелкими группами наносил удары, перехватывая на проселках одиночные машины, истреблял в деревнях активистов новой власти. И опять мучительно и тревожно подумал об итальянке, исчезнувшей из его поля зрения, растворившейся в зелено-синих далях, в розоватой пыли дорог, по которым ему предстоит проехать, чтобы найти ее в Сиемреапе, у каменной громады Ангкора.

Тхом Борет отвечал на расспросы подробно и внятно. Произносил названия деревушек, речек и гор. Насыщал ответы статистикой потерь и разрушений. Был откровенен до известной черты, за которой начиналась область профессиональной секретности – замышлялись и длились неоконченные операции, уходили разведчики в стан врага, устраивались засады в горах. Шла изнурительная кровавая борьба. Белосельцев чувствовал эту грань и черту, не приближался к ней слишком близко. Сразу же отступал, когда натыкался на бдительную зоркую чуткость собеседника.

– Вы так хорошо знаете местность, мельчайшие горки и деревеньки, – сказал Белосельцев. – Вы родом из этих мест? Из Баттамбанга или Сиемреапа?

– Нет, – сказал Тхом Борет, ослепляя его маленькими стеклянными солнцами, и его лицо в мельчайших надколах напоминало кремниевый, прошедший обработку наконечник. – Я родился и жил в Пномпене. В этих местах пять лет назад я партизанил в отрядах «кхмер руж». Был командиром отряда. Поэтому мне и поручили этот район.

Белосельцев не удивился. Многие из бывших командиров «кхмер руж» порвали с Пол Потом. Прошли проверку вьетнамских спецслужб. Были включены в новую администрацию. Работали под контролем вьетнамцев.

– Простите мое любопытство. – Белосельцев, по роду профессии привыкший каждый момент своей жизни использовать для поиска информации, знал, что судьбы тех, кто поставлял информацию, тоже были информацией и свидетельством. Здесь, в этой израненной, продолжавшей воевать стране, в каждой отдельной судьбе, как клеймо, была выжжена катастрофа. Он повторил свой вопрос: – Как вы пришли в органы безопасности?