Читаем без скачивания Принцесса Клевская (сборник) - Мари Мадлен де Лафайет

Зулема, оставаясь в неведении относительно судьбы Осмина, отправил тем не менее с кораблями, уходящими из Таррагоны в Африку, письмо с описанием своих морских злоключений и причин, которые заставили его задержаться в Каталонии. Когда корабли вернулись обратно и привезли ему от брата ответ, Заида все еще была слаба. В письме Осмин сообщал брату, что с его кораблем ничего не случилось и что он виделся с халифом, который по-прежнему желает держать их в отдалении; более того, поскольку Абдерам просил халифа прислать ему в помощь военачальников, халиф приказывает им, Зулеме и Осмину, отправляться в Испанию. Зулема не посмел ослушаться халифа и решил, наняв небольшой корабль, добраться морем до Валенсии, чтобы оттуда перебраться в Кордову к Абдераму. Как только дочь почувствовала себя лучше, он отплыл вместе с ней из Таррагоны, но ему пришлось остановиться на несколько дней в Тортосе, так как Заида окончательно еще не поправилась и ей потребовался небольшой отдых. Она так и не обрела душевного покоя. И во время болезни, и когда дела уже пошли на поправку, голова ее была занята одной мыслью – как дать знать о себе Теодориху. Заида не могла простить себе, что в день встречи с отцом, имея при себе письмо к Теодориху, она не оставила его где-нибудь на берегу в расчете на счастливый случай, который помог бы ему найти его. Накануне отплытия из Тортосы она решила попытать счастья и отдала письмо одному из оруженосцев Зулемы, рассказав ему, где можно найти Теодориха и как называется ближайший порт. Она просила оруженосца никому не говорить, чье это письмо, беречь его от чужих глаз и остерегаться слежки. Хотя Заида и не надеялась увидеть Теодориха, ей было грустно расставаться с краями, где он ей повстречался, и она всю ночь провела с Фелимой в разговорах о своей несчастной участи, расхаживая по прекрасному саду около дома, где поселил ее Зулема. На следующий день, перед самым отплытием, оруженосец, отбывший с письмом еще до восхода солнца, вернулся и сообщил Заиде, что тот, кому предназначалось письмо, днем раньше навсегда покинул дом своего друга. Вновь судьба помешала ей передать возлюбленному о себе весточку, а ему узнать о ее любви. В плавание она отправилась полная печали. Вскоре корабль прибыл в Валенсию, а еще через несколько дней Зулема и его окружение, пересев на лошадей, добрались до Кордовы. Там их ждали Осмин и Беления, а также принц Тарский, который, узнав в Тунисе, что Заида находится в Испании, поспешил туда, сославшись на необходимость своего участия в военных действиях. Увидев Аламира, Фелима почувствовала, что разлука не только не укротила ее страсть, но и разожгла ее еще сильнее. Аламир же уловил в отношении Заиды еще больше прохлады, а ее безразличие к нему сменилось неприязнью.

Король Кордовы поручил Зулеме общее командование войсками и посадил его наместником в Талавере, а Осмину отдал Оропесу. Аламир последовал за Зулемой, чтобы быть поближе к Заиде, но вскоре Абдерам отозвал его к себе. Я в это время разыскивал Консалва, но оказался в плену у арабов и был отправлен в Талаверу. Осмин и Беления направились в Оропесу, а Заида не пожелала расстаться с отцом.

После того как Консалв взял Талаверу, начались переговоры о перемирии, и Аламир сообщил Зулеме, что хочет воспользоваться этим перемирием и навестить их с Заидой, а по пути к тому же заехать в Оропесу. Заида, узнав от отца о намерении Аламира, написала Фелиме письмо, в котором сообщила ей, что встретила Теодориха и что ее очень расстраивают его подозрения, будто на берегу около дома Альфонса после кораблекрушения она оплакивала принца Тарского, а поэтому просит подругу сделать все, чтобы помешать приезду принца в Талаверу.

Эта просьба как нельзя лучше устраивала Фелиму. На следующий день после заключения перемирия Беления, которая по-прежнему чувствовала себя неважно, решила воспользоваться предоставившейся возможностью подышать воздухом и попросила Осмина и Фелиму сходить с ней в расположенный неподалеку большой лес. К их большой радости, они увидели ехавшего им навстречу Аламира, и после приветственных восклицаний Фелима улучила минутку, чтобы поговорить с ним наедине.

– Я очень сожалею, – обратилась она к нему, – но мне надлежит сообщить вам нечто такое, что должно помешать вашим планам: Заида просит вас не приезжать в Талаверу, и, как я ее поняла, это даже не просьба, а скорее требование.

– Что заставляет ее быть такой жестокосердной? – воскликнул Аламир. – Почему она отнимает у меня последнюю радость – видеть ее?

– По-моему, она хочет, чтобы вы навсегда оставили ее в покое. Вы не хуже меня знаете ее нежелание связать свою жизнь с человеком вашей веры. Она к тому же считает – и вам это тоже известно, – что судьба предназначила ее другому. Впрочем, и Зулема поддерживает ее в этом.

– Как бы то ни было, – ответил Аламир, – я своего решения не изменю, даже несмотря на ее более чем прохладное ко мне отношение. Ничто не может заставить меня отказаться от Заиды!

Фелима никогда еще не слышала в голосе Аламира столь неукротимой страсти и какое-то время продолжала уговаривать его забыть Заиду, но он даже слушать ее не хотел, и это ее больно задело. Впервые она потеряла самообладание.

– Если ни воля Всевышнего, ни безразличие Заиды не могут излечить вас от вашей страсти, – произнесла она изменившимся голосом, – то я уж и не знаю, чем вам можно помочь.

– Надежду я потеряю только тогда, когда узнаю, что она любит другого.

– В таком случае вы можете проститься с надеждой, – сказала Фелима. – Заида встретила такого человека, и он также ее любит.

– Кто же этот счастливчик, сударыня? – вырвалось у Аламира.

– Испанец, который похож на юношу с известного вам портрета. Возможно, портрет сделан и не с него и не о нем говорил Альбумасар, но, поскольку вы опасаетесь только тех, кто может понравиться Заиде, а не тех, за кого ей суждено выйти замуж, скажу вам, что именно нежелание давать ее возлюбленному повода для ревности заставляет ее просить вас не приезжать в Талаверу.

– Вы говорите немыслимые вещи, – не сдавался Аламир. – Найти путь к сердцу Заиды не так-то просто. Если бы такое случилось, вы никогда бы не сказали мне об этом. Заида наверняка просила бы вас сохранить ее тайну, и у вас нет никаких оснований раскрывать мне ее.

– У меня их слишком много, – почти выкрикнула Фелима, не сдержав своих чувств, – и вам…

Фелима осеклась на полуслове, поняв, что зашла слишком далеко, и поразилась своим собственным словам. Ощутив свой промах, она смешалась и замолчала, не зная, как ей вести себя дальше. Наконец она подняла на Аламира глаза, и ей показалось, что он проник в тайну ее сокровенных мыслей. Фелима постаралась взять себя в руки и придать лицу более спокойное выражение, которое никак не соответствовало тому, что творилось у нее на душе.

– Да, вы правы, – сказала она. – Если бы Заида увлеклась кем-нибудь, я бы вам этого никогда не сказала. Я хотела всего лишь попугать вас такой возможностью. Но мы действительно познакомились с испанцем, влюбленным в Заиду и похожим на того, кто изображен на портрете. Ваш взгляд сказал мне, что я, возможно, сболтнула лишнее, и, боюсь, она на меня обидится.

Все это Фелима сказала таким естественным голосом, что ей даже показалось, будто в какой-то степени ее слова произвели на Аламира должный эффект. Однако она так и не избавилась от смущения, в которое ее повергли ранее сказанные ею слова, явно выдававшие ее чувства, и если бы не замешательство Аламира, отразившееся на его лице после этих слов, ей бы никогда не пришла в голову мысль о том, что он мог разгадать ее тайну. Подошедший Осмин прервал их разговор, и Фелима, готовая разрыдаться, удалилась в лес, унося с собой свою боль и свою надежду, которыми могла поделиться только со своей подругой. Ее позвала мать, решившая вернуться в Оропесу, и Фелима последовала за ней, боясь поднять глаза на Аламира, – она опасалась увидеть в них боль, которую причинило ему требование Заиды не приезжать в Талаверу. Но еще больше она боялась найти в его взгляде подтверждение тому, что он разгадал тайну ее любви. Фелима, однако, с радостью отметила, что Аламир направился в сторону лагеря и, стало быть, отказался от встречи с Заидой.

На этом месте король прервал дона Олмонда.

– Теперь понятно, – обратился он к Консалву, – почему Аламир показался вам столь опечаленным. Он повстречался вам после встречи с Фелимой. Это их мои всадники видели в лесу. То, что она рассказала Аламиру, позволило ему узнать вас. Понятен теперь и смысл слов, с которыми он бросился на вас, выхватив шпагу, и которые так заинтриговали нас.

Консалв ответил королю Леона кивком головы, и дон Олмонд продолжил свой рассказ:

– Нетрудно догадаться, в каком состоянии провела Фелима ночь и какие мысли занимали ее голову. Она думала о том, что предала Заиду, и, несмотря на свою ревность, очень переживала, что причинила Аламиру боль. Она по-женски жалела его. И при этом Фелима не могла не желать, чтобы он знал об увлечении Заиды. Она даже расстроилась, подумав, что своей маленькой ложью в конце разговора могла разубедить его в правдивости вырвавшихся у нее слов о любви Заиды. Но больше всего ее беспокоило, не выдала ли она ему своих чувств. Наутро, однако, новая беда затмила прежние беды: ей сообщили о поединке Аламира с Консалвом, и все ее страхи сменились одним – за его жизнь. Каждый день она посылала гонца в замок, где лежал Аламир, за известиями о его здоровье. И когда, казалось, смертельная опасность прошла, она узнала о решении короля казнить его в отместку за убийство принца Галисийского. Вы видели письмо, которое я получил от нее на этих днях, с просьбой сделать все, чтобы сохранить ему жизнь. Я сообщил ей о великодушии, с которым Консалв откликнулся на ее мольбу. Это, пожалуй, все, и мне остается лишь заверить вас, что никогда в одном человеке мне не доводилось видеть столько любви, столько воли и столько горя, сколько судьба соединила в одной Фелиме.