Читаем без скачивания Картины из истории народа чешского. Том 2 - Владислав Ванчура

Энрике из Изернии вымолвил слова сострадания. Тогда-то и заметил его ужасный прорицатель и начал ругать с такой злобой и ненавистью, что Энрике готов был выхватить меч и пронзить несчастного.

— Сударь, — сказал сопровождавший его дворянин, — я знаю, каждый христианин обязан пресечь жизнь человека, одержимого дьяволом, но не делайте этого без суда! Иначе король отдаст вас в руки палачей. Он не любит правосудия внезапного и слишком быстрого. Оставьте его, и пойдем своей дорогой!

С этими словами он оттащил его к углу улицы. Но едва прошли они столь малое расстояние, как несчастный Франческо сорвал с себя одежду. В руке его откуда ни возьмись оказалась плеть, и бедняга принялся наносить себе страшные удары. Он исполосовал себе спину, по бедрам его потекли кровавые брызги, но боли Франческо не ощущал. Он выкрикивал брань и кощунства, поносил Энрике, даже на короля нападал. Когда бешенство его дошло до апогея, а людей, стоявших вокруг неистового человека, охватило какое-то странное неразумие, несчастный Франческо вырвался из круга и, подскакивая как адский дух, помчался по улице прямиком к мосту. Он хрипел, ржал, каркал, размахивал руками. Такова сила безумия!

Но негоже следить за поступками безумного и слушать его слова. Достаточно просто упомянуть, что несчастный, подпрыгивая, будто камни жгли ему подошвы, перебежал через мост и был убит на улицах Старого города. Одна толпа ринулась навстречу ему, другая гналась за ним — и обе пробежали по его телу.

Летописцы, приведшие этот печальный эпизод, конечно же не стремились копаться во всех уголках грозных предвестий. Вероятно, они хотели только показать, как в царство короля Пршемысла, причем именно в ту пору, когда счастье начало покидать его, города и целые области были охвачены странным ужасом. И страхи эти, подобно половодью, разливались вширь и вдаль. Людям слышались трубы Последнего Суда, и, как бы ни были они умны, полны любви к Богу, или к женам своим, или к имуществу, поступали они словно в помрачнении ума. Когда люди собирались в толпы, в них вступал дух страшного единодушия и вел их, как баран ведет стадо. И случилось так, что в момент гибели бедняги Франческо единый вопль вырвался в городах Пражских и на левом, и на правом берегу Влтавы, а по улицам прокатилась волна трепета и ужаса. Одни, заикаясь от страха, толковали о флагеллантах-будто те вернулись и идут по городу, другие кричали, что приходит конец всей жизни, третьи вопили о чуме, четвертые о войне… Так безумие и смерть жалкого болтунишки словно открыли дорогу раскручивавшимся временам. Сам Энрике из Изернии был задет осколком безумия.

МОЛИТВА

Я, Григорий, кому Ты, Боже, вручил ключи святого Петра — я уже старик. Сердце мое утомилось в заботах, голова клонится долу, дрожит мое дыханье, и не вижу я ни начала времени, ни исхода его. Суть вечные истины, суть непрестанные усилия, суть труды, им же несть ни начала, ни конца.

Не хочу я, чтобы слишком свежий дух новшеств овевал меня, и нечего мне искать в землях неведомых.

Есть Священная Римская империя, опора и прибежище Твоих наместников. Лишь о ней я пекусь, лишь к ней обращаюсь. Ты же, Отче, Владыка небес, дай силу последнему из служителей Твоих и внуши ему слово, развязывающее все обязательства! Дай ему уверенность, что поступает он правильно, отвращаясь от дела малого ради дела великого. Очисти Григория, который в молитвах и изумлении зрит Твой трон, — очисти его от бремени греха! Дай вздохнуть ему свободно, сделай, чтобы чувства его пришли в согласие с разумом, ибо нет выбора без отрицания и невозможно служить двум намерениям.

Видишь — необходимость спорит с сердцем моим: есть там, на севере где-то, король Пршемысл, который в трудное время, в пору испытаний, поддержал папскую власть. Был он хорошим крестоносцем. Ходил к берегам, где лесные чащи склоняются над морем, покрытым льдом. Был хорошим крестоносцем, был славным рыцарем, всегда держал свое слово и доверял обещаниям других, принимая их за чистую монету. Я сожалею, что должен отвести от его главы высокую корону.

Иисусе Христе и Пречистая Дева, и вы все, святые отцы! Есть Римская империя, и будет она от века и до века, есть опора пап и десница владычества их. Не хочу думать о предательствах и борьбе, не хочу упоминать о раздорах — одного я желаю и жажду, чтобы в укрепленные стены империи этой вернулись сила, и повиновение, и почитание Твоих наместников, Боже. Желаю и жажду кесаря великого имени, желаю и жажду кесаря силы неизмеримой, который стал бы мечом моих стремлений и понес бы хоругви ко святым местам, туда, где хаживал Иисус Христос, где певала Дева Мария, где плакали святые апостолы. Желаю и жажду, кесаря, который склонил бы под пяту свою головы сарацинов, мечтаю о кесаре, который привел бы в лоно истинной Церкви отступников и греческого епископа, мечтаю о кесаре, который объединил бы все христианство мира. И страстно желаю, Боже, дабы дал Ты свое святое изволение и дал бы служителю Твоему осенить короной главу покорную.

Боже, Отче, Господи, сотворивший истину и отклонения от истины, взгляни — морщины мои наполнились потом, и печальна душа моя, и я трепещу в ужасе; взгляни, я с плачем нарушаю свое обещание! Ниспошли покой душе моей, удели мне силу порвать свое обязательство и избавиться от вины, освободиться, ибо бедный граф будет лучше служить Церкви, чем гордый король!

Боже, я Твой наместник, держу ключи от Царствия Твоего и вот — произношу слова, которые влагает в мои уста полномощная религия; последним из последних склоняюсь в прах перед верой, все мысли мои летят к вящей славе Церкви — и все же кажется мне, что змеи проскальзывают мне в грудь, и я готов совершить дело неправое. Какое горе, какое страдание!

Карл Анжуйский, этот покоритель и наследник могущества Штауффенов, склоняет меня к вероломству, а еще — страх перед новшествами, а еще — вера, что, став выше светской власти, довершу я дело, начатое первым крестоносцем, святым Павлом.

Верую в это, а Ты, Боже, Творец душ, загляни в грудь мою и ввергни меня в могилу, если найдешь среди этих причин предательства причину злую и жалкую. Боже, Отче, Господи, Пречистая Дева, уберегите меня от греха, лучше дайте погибнуть безвременной смертью, дабы мог я в раю служить ангелам!

ВЫБОРЫ

В ту пору в Венгерской земле вспыхнула усобица. Брат королевы Кунгуты был убит, и Пршемыс-лу надлежало отомстить за его смерть. Он двинулся походом в Верхнюю Венгрию, взял Бретислав и перешагнул через Дунай. Дойдя до Вага, овладел городом по названию Шопронь. Тут застала его весть о вероломных выборах императора. — Король, все родственники, все сторонники, все друзья вам изменили!

Говорит посол, вяжет долгую речь, перечисляет все лестные слова, что достались накануне выборов чешскому представителю.

Чудный стоит день. Но вот заходит солнце за гряду облаков, угасает жар, Пршемысл засмотрелся на широкий простор. Видит он открытые равнины и голубое мерцание вод, видит пологие холмы, пасущиеся габупы. Не думает ни о чем. Сердце его мечется, дыхание спирает, кровь стучит в виски. Не думает ни о чем, лишь из глубин бездумья поднимается в нем странная какая-то печаль — о том, что придется ему уйти из милого края, о котором так часто мечтал, и вот опять утратит его.

Но король стряхнул минутную слабость, и гнев охватывает его. Он хочет заговорить, он вскидывает голову, одно веко у него дрожит мелкой дрожью. Бледен король; сжав зубы, он промолчал, укротил вспышку.

Позади короля могучим полукругом стоят рыцари. Пан Чеч, пан Ольдрих из Градца, пан Бореш из Ризенбурга, власхихель Баварии, моравские господа, пра-вители с востока, с юга — со всей державы. Король обернулся к ним, хотел что-то сказать, но взгляд его падает на пана Ольдриха, на Бореша. Все они тут, эти паны из Моравии и Чехии! Один прикрывает рот ладонью, другой дрожит от злорадного чувства, третий меняется в лице — краснеет, бледнеет и снова покрывается краской.

— Ах, — произносит Пршемысл. — Чешскому королю может изменить только его войско!

Но хотел он сказать нечто иное — прежде чем увидел лица вельмож; хотел он сказать вот что: «Кто потерял голову и сложил руки, кто причитает, жалуется, сдается — да удалится от короля на десять полетов стрелы! Кто же радуется, потирает руки, кто ликует, видя поражение короля, кто мыслями с недругами — тот пусть бережется!»

Пршемысл заключает мир с венграми. Он готов отказаться от половины завоеванной территории и отправляет в Буду скорого гонца. Потом пишет папе. Обращается к нему малым титулом, и смысл его письма примерно следующий:

«Вам, высшему прелату, деснице Господней, вам, первому из епископов, преподобному, справедливому, кто поддерживает благородство и искореняет неправости, приношу жалобу на незаконность выборов римского короля. Как могу я признать эти выборы? Как может поборник порядка подчиниться несправедливому делу? На сейме князей Римской империи не выслушали представителя Чехии — его изгнали! Курфюрсты выбирали без него, словно не был чешский король издавна, по писаному и явному праву, до сей поры соблюдавшемуся, членом собрания, призванного избирать государя Римской империи!