Читаем без скачивания На Рио-де-Ла-Плате - Карл Май

В тоне, которым он разговаривал с кавалеристами, было что-то бесстрашное, самоуверенное, даже воинственное. А когда он повернулся ко мне, его глаза блестели, словно он считал, что победил очень сильного и опасного врага. Он снова взглянул в окошко и крикнул:

— Ждите здесь! Через полчаса я скажу, что решил. Но если кто-то отважится на враждебный шаг, будет иметь дело с Братом-Ягуаром. Запомните это!

Он закрыл окошко. Я давно уже спрыгнул с лошади, но все еще поглаживал ее, ведь она отлично исполнила свой долг.

Брат Иларио видел это. Он протянул мне руку и сказал:

— Одобряю вас, сеньор. Вы хорошо обращаетесь с лошадью. Здесь редко такое увидишь. Я уверен, что вы человек хороший. Проходите в комнату!

Он распахнул узкую дверь, и мы прошли в жилую комнату. Она оказалась выше, чем бывает обычно на ранчо, потолок ее был дощатым. Стекла в окнах сияли чистотой, так же как и столы, стулья и полы. Это так напоминало мне родину. Возле двери висел сосуд со святой водой; за все эти дни такого рода предмет ни разу не попался мне на глаза, хотя государственная религия Восточного берега — католичество. Напротив висело зеркало, а по обе стороны от него — искусные олеографии[92], изображавшие скорбящую Матерь Божью и Спасителя в терновом венце. В углу помещалась большая изразцовая печь, а за ней, в комнате, которую в некоторых землях Германии называют «запечком», стояла старая, обтянутая кожей софа. Мне казалось, что я нахожусь в крестьянском доме где-нибудь в Тюрингии[93] или Баварии[94]. От обитателей этого жилища тоже веяло чем-то родным. Женщине, встретившей меня у ворот, было лет сорок, ее муж был лет на десять старше. Оба одевались примерно так, как принято в Фихтеле[95]. У женщины было живое, подвижное, миловидное лицо, в выражении которого сквозила печаль. Муж ее выглядел человеком дородным, такие частенько говорят о себе: «Пусть я человек небогатый, но все, что нужно, у меня есть, и хоть по паре грошей в неделю да прибавляется». Другая женщина, стоявшая возле ворот, оказалась служанкой индейского происхождения. Она не осталась с нами, а прошла в другую комнату. Звон тарелок и прочих приборов подсказал мне, что там находилась кухня.

Итак, нас было четверо. Пока хозяин с хозяйкой сдвигали стулья к столу, брат Иларио произнес:

— Мое имя вы знаете, сеньор. А ваших соотечественников, в доме которых вы находитесь, зовут сеньор и сеньора Бюргли.

— Судя по фамилии, вы из Швейцарии? — спросил я владельца ранчо.

— Вы правы.

— А сеньора тоже швейцарка? — Я спрашивал по-испански, так как Иларио, как я думал, не знал немецкого.

— Нет. Она из Тюрингии, из-под Арнштадта, — прозвучал ответ.

— Вот как? Швейцарцы здесь, на Восточном берегу, отнюдь не редкость, но повстречать на Рио-Негро уроженку Тюрингии я вовсе не чаял, вдобавок она спасла мне жизнь! Меня бы расстреляли.

— О, сеньор, особой опасности не было! — возразила она.

— Нет уж, увольте! Если б своими болас они повалили мою лошадь.

— За государственную измену?

— Да, и за убийство. Правда, по чистой случайности на месте того, кого убили, должен был быть я.

— Вы не рассердитесь, если я попрошу вас рассказать о ваших приключениях?

— О, нет. Вы вправе об этом узнать.

Я рассказал о пережитом за эти дни. Мои хозяева очень внимательно меня слушали. Когда я закончил свой рассказ, Иларио промолвил:

— Удивительно! Не каждому посчастливится за такое короткое время столько пережить приключений, сколько довелось вам, сеньор. Но вам действительно угрожает смертельная опасность.

— Хотел бы я знать, кто подослал ко мне этих молодчиков! Я подозреваю Риксио.

— Я тоже. Но главное — вызволить вас из этой переделки.

— Это нелегко сделать.

— Надеюсь, что мне это удастся.

— А я думаю, что они будут ждать меня где-нибудь недалеко от ранчо.

— Ну и сидите здесь, пока у них не лопнет терпение!

— Это было бы чудесно! — согласилась сеньора. — Вы бы нас очень обрадовали, хотя все мы сейчас и скорбим.

— Да, вижу. По умирающему? — спросил я.

Их лица помрачнели.

— Это мой дядя, — тихо сказала она. — Разве вы не слышите, как он страдает в соседней комнате?

До меня не раз уже доносились сдавленные вздохи и стоны, но я не придавал им значения.

— Он очень болен? — спросил я.

— Да, и телом и душой, — ответила она. — Тело его уже не исцелится; жить ему осталось, наверное, всего несколько дней, может быть, несколько часов. Другая его болезнь еще хуже, но самое ужасное, что он не хочет ее врачевать, не хочет заботиться о спасении души.

— Это очень печально. Может быть, все дело в том, что он неверующий?

— В общем-то нет. Но его как будто что-то тяготит: некая вина или некое бремя, которое он хотел бы сбросить с себя перед смертью, однако ему не хватает мужества для этого. Он долго странствовал на западе, в горах. Чем он там занимался, мы точно не знаем. Он говорит, что проводил раскопки, разыскивал останки допотопных зверей. При этом сколотил небольшое состояние и на эти средства купил для нас вот это ранчо. Почти весь год он скитается в Андах и лишь на несколько недель приезжает сюда отдохнуть. Когда он возвратился в последний раз, примерно пару месяцев назад, мы ужаснулись его виду. Дядя походил на покойника. С тех пор он больше не покидал своей комнаты и сейчас выглядит как настоящий мертвец. Он знает, конечно, что обречен.

— Надо постараться, чтобы он облегчил свою совесть! От этого зависит спасение его души!

— Вы правы, сеньор, — сказал Иларио, пожимая мне руку. Он замер, потому что снаружи, за воротами, поднялся воистину адский шум.

Владелец ранчо взялся за ружье, висевшее на стене, но Иларио молвил:

— Оставьте это, сеньор Бюргли! Оружие нам, пожалуй, не понадобится. Я думаю, что этих людей можно обуздать. Но вы можете пойти вместе с нами.

Мы вышли во двор, где уже не было моей кобылки. По другую сторону дома находилось пастбище для лошадей, также огороженное кактусами; туда и отвел гнедую пеон. Снаружи пробраться туда было нельзя, как и на площадку для выпаса быков. В дверь колотили уже изо всех сил, крик стоял до небес. Иларио снова открыл окошко; все стихло, и я опять услышал голос майора:

— Пошел ты к черту! Сколько нам еще ждать? Полчаса уже давно прошли!

— Ну и уезжайте, если у вас нет времени ждать!

— Мы не уедем без немца! Выдайте его!

— Нет.

— Божий человек, перестаньте вмешиваться в земные дела! Я направляюсь в свой гарнизон. Меня там ждут, и я прошу вас не задерживать нас. Учтите, мне не до шуток.