Читаем без скачивания Парфянин. Книга 1. Ярость орла - Питер Дарман

Из лагеря тем временем выбегало все больше римлян, заполняя равнину по обе стороны от дороги, пока авангард и те, кто за ним последовал, пытались построиться в какой-то боевой порядок. Но в результате образовалась кишащая толпа, масса впавших в панику воинов. Я остановил своих ребят примерно в трех сотнях шагов от выхода из лагеря и приказал стрелять в мечущихся в отчаянии римских воинов. Краем глаза я заметил, что слева в нашу сторону направляется вражеская конница. Несколько десятков всадников без какого-либо боевого порядка решительно неслись прямо на нас.

– Отходим! – выкрикнул я во весь голос. – Парфяне прикрывают отход!

Я ткнул пальцем в Буребисту, который оказался рядом:

– Веди людей! Укройтесь в лесу! Мы вас прикроем!

Он кивнул и развернул своего коня, а другие повторили его маневр. Они галопом помчались туда, откуда мы пришли, а оставшиеся пятьдесят человек вместе со мной немного задержались, прежде чем последовать за ними. Мы выстроились рассыпным строем, когда римляне, ведомые размахивающим мечом воином в красном плаще, развевающемся у него за спиной, и в шлеме, похожем на мой, но с огромным красным плюмажем, сошлись с нами. Разрыв между Буребистой и моими парфянами все увеличивался, одновременно с тем, как сокращалось расстояние между нами и римлянами. Римляне с зелеными щитами в левой руке и копьями в правой неслись на нас сомкнутым строем; они, видимо, решили, что перед ними легкая добыча, и опустили копья, готовясь вонзить их нам в спины. Но эти римляне, по всей видимости, никогда не встречались в бою с парфянами и не имели понятия об их тактических приемах, потому что мы все, как один, внезапно вытащили из колчанов новые стрелы, наложили их на луки, развернулись всем корпусом и натянули луки над крупами своих коней. После чего выпустили целую тучу стрел. Если бы римляне атаковали нас в рассыпном строю, эффект этого залпа был бы значительно снижен, а так стрелы полетели в компактную и плотную массу коней и всадников. Несколько воинов переднего ряда оказались поражены ими, люди выпадали из седел, лошади валились на землю. Те, что мчались следом, на ходу врезались в упавших, а другие пытались избежать столкновения с возникшим перед ними препятствием, но тоже врезались в скакавших впереди. Через несколько секунд вся римская конница превратилась в дезорганизованную массу людей и перепуганных, вставших на дыбы и пятящихся назад коней. Римский командир отчаянно пытался их перестроить, а я остановил своих людей и приказал дать еще залп. Сам я прицелился в командира и выпустил стрелу, но промахнулся, и она попала во всадника позади него. В отдалении показалась группа легионеров, построившихся в боевой порядок, они бежали на помощь своей коннице. И я приказал своим снова отступить.

Мы галопом подскакали к опушке леса, где я обнаружил Буребисту и Годарза, обоих верхами. Мой арьергард тем временем въехал на узкую дорожку, извивавшуюся между деревьями и выходящую к тому месту, где мы сегодня ночевали.

– Я расставил своих людей по обе стороны дорожки, они спрятались за деревья, – доложил Годарз, который явно не забыл свои боевые навыки.

– Отлично, – ответил я, рассматривая римскую конницу, галопом приближающуюся к нашей позиции. Их командир, конечно, намеревался до нас добраться. – Отправляйся в лес. Пусть они ворвутся сюда, после чего постарайтесь убить как можно больше конников, прежде чем сюда доберется пехота. Никаких героических подвигов! Мы уже добились того результата, за которым нас сюда послали.

Буребиста и Годарз тронулись в глубь леса, а я поехал следом за последним всадником, оглядываясь назад, на дорожку. В этот момент на опушке появился римский командир, понукая коня и крича своим людям. Он увидел меня. Я пришпорил Рема, и римлянин бросился на меня. Я был перед ним один и всего в нескольких шагах от смерти или плена. Его люди мчались следом колонной по двое, выставив копья.

Лес по обе стороны узкой дорожки был густой, заваленный упавшими ветками, настоящая зеленая чаща, заросшая высокой травой и густым кустарником. И вот оттуда вдруг раздался мощный посвист летящих стрел, прорезающих воздух. Весь лес наполнился глухими ударами, когда они начали поражать свои цели, пробивая кольчуги и вонзаясь в тела. Всадники вскрикивали, стонали и либо оседали в седлах, либо падали на землю, а мои воины продолжали выпускать в римских конников стрелу за стрелой. Они стреляли с короткой дистанции – вероятно, менее пятидесяти шагов, и с такого расстояния каждая стрела находила цель со смертельным исходом. Некоторые римляне запаниковали и попытались развернуть коней и бежать, но дорожка была слишком узкая, да еще и забитая людьми, так что все их усилия не приводили ни к чему. Кони, выпучив глаза, вставали тут и там на дыбы, шарахались, налетали на деревья, сшибая с ног тех римлян, что успели спешиться в попытке избежать дождя стрел. Римский командир лихорадочно пытался увести тех, что еще оставались в живых, но его люди пребывали в полном отчаянии и панике, они не слышали его команды и угрозы. Тут он увидел меня верхом на Реме; я смотрел, как уничтожают его людей. Он рванул вперед, но тут же рухнул на землю, когда стрела пронзила плечо его коня, и они покатились по дорожке. Однако он тут же вскочил, выхватил меч и двинулся на меня.

– Сейчас ты умрешь, дрянь! – словно выплюнул он и направил на меня острие меча. Он был храбр, следует отдать ему должное.

Я снял с себя колчан и повесил его за ремень на переднюю луку седла, потом сунул лук в саадак, притороченный к седлу. Спрыгнул на землю и выхватил свой длинный меч, спату, из ножен. Римлянин атаковал меня, нанося широкие секущие удары. Он был опытен, стоило это признать, и в его ударах таилась немалая сила. Но его выпады оказались предсказуемыми, и я легко парировал их своим клинком. Он отскочил назад, а затем снова бросился вперед, быстро нанося удары.

– В чем дело, падаль? – кричал он. – Боишься драться?

Было совершенно бессмысленно тратить на него силы и выкрикивать ответные оскорбления – лучше сосредоточиться на том, чтобы поскорее его убить и заставить заткнуться. Его удары становились слабее, ненамного, но все равно слабее. Он вопил от ярости, размахивая мечом, пытаясь нанести рубящий удар по моему шлему и раскроить мне череп, но я угадал его намерение и отпрыгнул влево. И когда его правая рука опустилась, я рубанул по ней мечом и разрубил ему предплечье. Он закричал от боли и выронил клинок. Попытался снова его поднять, но тут острие моей спаты оказалось прямо у его горла.

Я чуть вонзил клинок ему в шею, а он все стоял и смотрел на меня.

– Снимай шлем, римлянин, – велел я.

Из его правого предплечья хлестала кровь, но он левой рукой медленно стащил с головы сверкающий шлем, открыв мне крупное лицо мужчины лет тридцати с высоким лбом, крючковатым носом и короткими кудрявыми волосами. Глаза его горели ненавистью, он все стоял и молчал, а его люди продолжали гибнуть, и звуки боя разносились по лесу. Я уже подумывал проткнуть ему мечом горло, но потом решил немного с ним поиграть.

– Твоих людей сейчас всех перережут, римлянин, – сказал я. – Может, ты хотел бы к ним присоединиться?

– Римляне умирают, но Рим всегда побеждает, дрянь! – его зашатало от злости. Или от страха? Не знаю.

– Твои манеры столь же неуклюжи, как и твое искусство владеть мечом, – сказал я, по-прежнему держа острие клинка у его горла. – Тебе бы следовало поехать в Парфию и поучиться там, если хочешь стать настоящим мастером меча. Или конником, коли на то пошло.

– В Парфию?

– Да, римлянин, потому что я – парфянин. Тебе известно, кстати, что мы вас тут в клочья разнесли? – Я хвалился и наслаждался каждой минутой, а сам совершенно забыл о том, что происходит вокруг. К счастью, рядом возник Годарз, который ни о чем не забыл.

– Римская пехота, принц. Идет сюда, и быстро. Пора уходить.

Я бросил играть с этим римлянином в гляделки, а Годарз затрубил в боевой рог, давая сигнал. Через несколько секунд из-за густых зарослей показались мои конники, пробиваясь сквозь листву на дорожку. Я глянул в сторону опушки и увидел, что дорожка завалена телами убитых и раненых; вокруг стояли или бродили лошади без всадников, а позади них виднелась колонна легионеров, ускоренным маршем направляющаяся к нам.

– Принц! – снова позвал Годарз, держа Рема под уздцы.

Я оглянулся на римлянина, сунул меч в ножны и запрыгнул в седло, на спину Рему. Мы тронулись в глубь леса, а римлянин, оставшийся стоять посреди трупов своих воинов, закричал нам вслед:

– Я – трибун Луций Фурий! Парфянин, мы с тобой еще встретимся! Ты слышишь меня, парфянин, мы с тобой еще встретимся!

Мы последовали за нашими людьми по дорожке, которая, извиваясь, взбиралась на вершину заросшего лесом холма, а затем спускалась по противоположному склону. На опушке огромного и пустого поля мы соединились с остальными нашими конниками, и Годарз провел перекличку. У нас обнаружилось всего пятеро раненых, у двоих были переломы и еще трое получили небольшие порезы. Ни одна лошадь серьезно не пострадала. Потом мы быстро двинулись через зеленые поля мимо вилл и селений, но почти никого не встретили. А те, кто нам попадался, бежали в панике прочь, едва завидев колонну покрытых пылью всадников. Через два часа такой скачки кони начали задыхаться, и мы заехали в небольшой лесок с ручейком невдалеке от дороги и дали им передохнуть в тени. Я расставил охранные посты, мы расседлали коней и сняли с них уздечки. Потом их отвели к ручью и напоили, после чего каждый осмотрел и проверил своего коня. И лишь после того, как мы привели в полный порядок лошадей, мы дали отдых и самим себе, закусив сухарями и сыром, который за время скачки немного запотел. Годарз организовал расписание и смену караулов, а я пока улегся, прислонившись к дереву. Рем жевал зерно, насыпанное ему в торбу. Потом Годарз подошел ко мне и сел рядом. Вокруг все спали, но некоторые ходили вокруг, наблюдая за окрестностями.